А жизнь тем временем шла своим чередом. Мальвина даже и не старалась запоминать, что с ней происходит. Куда-то на пару дней пропала Коломбина… выпустился Чешир, потом через несколько дней Багира, с которой они уже успели спеться… пришёл новый парень, которого Коломбина представила как Фауста – впрочем, его колоритная внешность вполне соответствовала…

Теперь они репетировали спектакль Кая – красивого парня с кристально голубыми, будто ледяными глазами, который когда-то за долг отдал на ночь свою сестру, а так же Тильтиля и Митиль – двух однокурсников, по-пьяни подложивших, как впоследствии оказалось, чуть ли не смертельную свинью декану… Мальвина и сама начала писать собственный сценарий. Но работа долго стопорилась. Возможно, из-за того, что ей было стыдно того момента, когда придётся разыгрывать и его… Хотя она отлично понимала, что попала в мир таких же просволочившихся, как она, и стесняться ей явно нечего, но… Это короткое «но» грызло ей душу всё сильнее.

В процессе разбора вещей, доставшихся ей от Пеппи с Геком, она нашла тетрадку Пеппи, спрятанную за подкладкой сумки. Иногда, когда ей становилось особенно тоскливо, она открывала её в произвольном месте и читала мысли, которые Пеппи когда-то туда записывала.

«Nowadays is a very special mode. Slishkom speshial))
В современной тусовке зачастую слушают Баха, читают психологические трактаты или Библию. Но почему-то никто не становиться от этого духовнее или благороднее. Того же Баха вполне могут охарактеризовать: «Вау! Крутой чел был, я с него фигею!»

Я, конечно, преувеличиваю. Но подобная реплика вполне может прозвучать. Быть всесторонне развитым… даже нет, слыть всестороннее развитым человеком сейчас модно. Главное – читать, слушать, отпускать глубокосмысленные замечания (которые зачастую могут быть подслушаны у таких же «малограмотных»). Главное – казаться умнее.

Нет, я не говорю, что люди из подобных времяпрепровождений ничего не выносят. Если привыкнуть ВЫГЛЯДЕТЬ умным, вполне возможно им СТАТЬ… Просто современная глубокомысленная мода требует, чтобы молодой человек, потягивая вино, мог лениво повествовать про разницы в представлениях о загробной жизни разных народов, или знал пикантные подробности написания «Лунной сонаты», или…

Ну что поделаешь… Мода…»

***

Коломбина с утра не могла найти себе места. «Мало того, что за последние две недели ушло четверо, а пришло только двое, — грызла она себя, — и у меня вполне могут быть психи и прочая гормональная нестабильность по этому поводу, но… Блин, они должны были начаться уже два дня назад! Неужели залёт?»

Она сидела в парке на лавочке и болтала ногами, задевая первые сорвавшиеся жёлтые листья. Ей было тоскливо. Тоскливо настолько, что она вполне бы согласилась пойти и умереть вновь, даже если ради этого пришлось бы себя по-настоящему сжечь заживо… Коломбина потрясла головой, отгоняя наваждение.

На лавочку запрыгнула чёрная кошка и начала ластиться к ней, будто бы пытаясь поднять ей настроение. Коломбина грустно улыбнулась и рассеянно погладила кошку по голове.

- Ну вот что мне делать? — спросила она, обращаясь то ли к кошке, то ли в пустоту. – Я точно знаю, что пока не найду себе замену, уйти не имею права, да и не смогу… Это только поначалу мне было интересно узнавать истории своих подопечных. Я ведь даже тетрадь вела, куда записывала, насколько подлыми могут быть такие милые с виду люди… А теперь?

Кошка подняла на неё глаза и вопросительно мяукнула. Коломбина заметила, что та щурит один глаз, будто тот у неё затёк. Режиссёр попыталась посмотреть на её глаз поближе, но кошка начала извиваться и вырываться, так что Коломбина отставила эту затею.

- А теперь, — продолжила она со вздохом, — время будто остановилась, и лица одни и те же, будто бы они все надели серые маски, вроде тех, что мы в спектаклях используем… И поэтому…

Продолжить эту мысль Коломбине не удалось. Резкая боль в затылке заставила её замолчать и стиснуть зубы, хотя внутри она была скорее довольна, чем нет. «Новый актёр, — подумала она. – Причём не так уж далеко… Только вот немного странно, как-то… Обычно болит гораздо меньше…»

***

«При варке в турке в кофе добавить чуточку корицы, затем, когда уже выльешь кофе из турки в чашку, несколько ложечек сливового варенья. Потом ещё несколько. Полученная приторно-сладкая смесь будет скорей напоминать растворимый кофе, когда на стандартную чашку кладёшь четыре ложки и пять кубиков, чем результат последних пяти минут ухищрений с плитой и туркой. Когда совсем скучно и грустно, вместо варенья можно добавить ложечку прополиса из шкафчика с алкоголем. Для запаха – и осознания собственной безнадёжности и алкоголизма.»

- Чем занимаешься?

Мальвина подняла глаза. Перед ней на корточках сидела Марго и с любопытством смотрела на тетрадку.
- Да так, — Мальвина сунула тетрадку под подушку и села на спальнике, обняв колени. – А ты чего-то хотела?
- Нет, ничего. Просто скучно, вот и ищу с кем поболтать.
- Ясно, — протянула Мальвина. А потом неожиданно для себя спросила, — а почему мы не репетируем твой спектакль, или например… ну, того, кто за свет отвечает? Или он приглашённый?
- Да нет, — сказала Маргарита со вздохом, — мы такие же актёры. Просто нас не простили в своё время, поэтому мы были вынуждены остаться здесь…
- То есть как? – не поняла Мальвина.
- То есть не простили, — терпеливо повторила Маргарита. – Вот Чешира простили, хотя он и сволочь. А Кая могут не простить, хотя ещё какими людьми окажутся его родители… Тогда ему придётся остаться здесь. Конечно, он может уйти и стать бродягой, но непрощённые актёры очень привязаны к своему режиссёру. Вот когда уйдёт Коломбина, освободимся и мы.
- А когда уйдёт Коломбина? – испугалась Мальвина.
- Когда появиться новый режиссёр, — усмехнулась Марго. – Когда появиться человек, который заставит остальных думать, что он умер, хотя остался жив… Ну да ладно, хватит грузиться, — улыбнулась она. – Если чего, я буду на кухне, хорошо?

***

Коломбина шла всё быстрее и быстрее, чуть ли уже не перейдя на бег. Боль захватила уже всю голову, а не только тыльную её часть, и каждый шаг сопровождался ударом в виски. За очередным поворотом она увидела здание с горящим подвалом. Боль снова обожгла ей голову. Это был тот самый подвал, из-за негласных владельцев которого она когда-то и сделала жизнь, что умерла. «Было бы забавно, — подумала она, — получить кого-то из них себе в актёры. Это же такой кладезь грязных историй…»

***

«Недавно размышляла о счастье и внезапно поняла, что наиболее счастливой была тогда, когда мне было плохо. Когда запарывалась на концерте, когда падала в обморок или просто чувствовала себя хреново, неважно, была это боль тела или груз на душе. Не потому что я мазохистка. Не потому, что приелось спокойствие. Потому что в эти моменты к тебе относятся по-человечески, не требуя ничего взамен! НИЧЕГО не требуя. ПРОСТО относятся. ПРОСТО предлагают помощь или успокоить, не рассчитывая и даже не думая о награде!

Видимо, в глубине души я всё ёщё забитый ребёнок, раз обращаю на себя внимание ТАК. Видимо поэтому ищу новых друзей – второй раз уже не будет этих нескольких моментов человечности и кристальной ясности что всё – поезд ушел, паёк исчерпан, что есть получила и на продолжение не рассчитывай. Видимо, оттуда идут головные боли и придуманные по сути страдания – обратите же на меня внимание!!! Я здесь, я живая, я тепла хочу, человечности!!!

Пожалуйста…»

Мальвина отложила тетрадку и задумалась. Потом подошла к окну. Откуда-то из района её второй школы в небо поднимался дым.

- Наверняка опять работка для Коломбины, — заметил проходящий мимо и остановившийся рядом Шерхан. – Почти с каждой крупной катастрофы актёра приводит, а то и двух. Вот помяни мои слова…

***

Тёмный подвал, наручники, пистолет. И спокойно-насмешливый голос:
- Ну что, Юль, опять не нашла? Ой как обидно… Хотя, думаю, я тебе дам отсрочку, до понедельника. Иначе я вырежу моего ребёнка из твоего живота собственными руками.
А потом выводят на свежий воздух, отклеивают заклеенный рот, снимают наручники, всё так же не снимая с мушки пистолета. Отчаяние захлёстывает, и ты идёшь к Нему. И рассказываешь Ему всё, и про долг за наркотики, и про ребёнка, который, похоже, от того подонка, которому ты задолжала…
И пощёчина, что обидней всего. И осознание того, что Он, такой любимый, отвернулся от тебя в этот момент… И ты идёшь домой, и оказывается, что таблеток осталось только на здоровый крепкий сон. Тогда ты включаешь на кухне газ и тихо уходишь, рассчитывая, что сможешь закинуть в форточку кухни спичку с дерева, которое растёт рядом с домом, в конце-то концов, шестой этаж, а отдельные ветки дотягиваются и до окон восьмого, такой вот гигант вымахал… Можно было бы и остаться самой, и, в конце концов, просто надышаться газа, но почему-то вдруг появляется жуткое желание ВЫЖИТЬ. К ногам которого вполне можно кинуть жизни всех остальных жильцов этого дома…

Коломбина сидела на чердаке напротив и курила. Воспоминания… нет, не нахлынули волной, но затекли ей в душу грязным мазутом, от пятен которого врядли будет просто избавиться… Она раньше игнорировала это место. И ещё одно – квартал вокруг дома её бывшего. А вот в родные пенаты пришлось вернуться – режиссёр не может надолго покидать место своей «смерти», поэтому новое помещение «театра» расположили в бывшей квартире её первого актёра – смешливого подростка Ксении, которой она дала имя Феникс…

Дверь на чердак тихо открылась, и зашёл Он. Несостоявшийся отец её нерождённого ребёнка, добрый товарищ, когда-то предложивший попробовать «дозу»…

- Ну что, здравствуй.

Господи, как он дёрнулся и с каким страхом сейчас смотрит. Коломбина испытала прилив удовлетворения – вот она, месть за насмешливый тон, которым он к ней тогда обращался. Её смущало только одно, — он явно не был актёром, подобное она же давно научилась чувствовать…

- Ну что, узнал? Добро пожаловать в мир таких же сволочей, какой являешься ты…

Ну как же она сама не догадалась? Коломбина улыбнулась своим воспоминаниям. Похоже, именно так тогда и высказался Панург, объясняя её её текущее положение…

- Но ты ведь умерла!
- Только вид сделала, также как ты сейчас, — уже бывший режиссёр немного покровительственно улыбнулась. – Сейчас я тебе всё объясню…

ЭПИЛОГ.

- Прохорова Юлия и Нелюбов Павел!

Коломбина повернулась к Панургу с сияющими глазами и нетерпеливо взяла за руку. Он улыбнулся ей в ответ и рассеянным шагом пошел в сторону входа в зал для торжественных бракосочетаний…

«Главное, отпустить её руку в тот момент, когда мы будем входить… Зелёная дверь. Боже, как всё просто…»