Она была, конечно, принцесса,
и поэтесса, конечно, тоже.
Сбежала как-то с утра из замка,
переодетая под пажа.
Стихи читала в тавернах дымных,
жилет носила из грубой кожи.
Все делали вид, что не знают, кто она,
пока поэтесса ела с ножа.

А он был, конечно, обычный мельник,
простой мальчишка зеленоглазый.
Жалея белой принцессиной кожи,
обмял до нежности ей жилет.
И что так тронуло в том принцессу?
- но вспомнила дряхлый обычай сразу,
и вот по секрету мальчишка-мельник
рыцарем стал в пятнадцать лет.

Безусый рыцарь сбежал из дома
и за принцессой пошёл шататься.
Он был конопат и был неотёсан,
серьёзен, кроток и, конечно, силён.
Кто знает, откуда при нём палаш был,
но мальчик умел с ним обращаться.
Она влюбилась зверино, как кошка,
и он был, казалось, немножко влюблён.

В июльском полдне звенели травы;
конечно, впервые неловко было,
но он был нежен, а ей хотелось -
как после игр, бывало, пить.
Пока он гладил волосы тихо,
она твердила, что полюбила,
и что, конечно, его, невежду,
она научит ещё любить.

Он был назначен прекрасной музой,
она, конечно, при нём поэтом.
Она учила его манерам
и тонкие шутки распознавать.
Пока с утра он готовил завтрак,
она читала ему сонеты;
пока он травой оттирал посуду,
она объясняла ему слова.

Кружили дороги и рыцарь с дамой.
Казалось почти бесконечным лето.
Принцесса упрямо учила мальчишку
дворцовый ей отпускать реверанс.
Купаясь, они хохотали, будто
не дама с рыцарем — просто дети.
Потом он её согревал, обнимая,
окутанный сетью возвышенных фраз.

В тавернах её распевали песни;
вздыхали девы, читая вирши;
монахи спорили, был откуда
сворован каждый, конечно, стих.
А он, послушав сонет, целовался
губами в соке краденых вишен,
не мог потом повторить ни строчки
и кротко ей говорил: “Прости”.

Когда их, нагих, закрывали травы,
а он закрывал ей сердце рукою,
она, разомлев, ему объясняла
туманный и нежный язык цветов.
Пока она вспоминала розы,
он шёл ей льняную плести корону,
а после без слов приносил отведать
земных, обтёртых наспех плодов.

Дожди становились протяжней и чаще.
Сырели рубашки и вирши сырели.
Нередко принцесса и мельник дрожали,
забившись от ливня под старую ель.
Однажды письмо передали в таверне.
Бродячего юного, мол, менестреля
в свой замок зовёт до мартовских ливней
великий король соседних земель.

Ушли поутру принцесса и мельник.
Он плёл ей из рыжих листьев корону.
Она смеялась. Кружили птицы,
чавкала под башмаками земля.
К весне, конечно, любить научит
принцесса, пятая дочь барона,
зеленоглазого и конопатого
сына соседнего короля.

Замечания и советы приветствуются. В меру.