- в соавторстве с Е.Б. -

Первый:
Весь мир – театр. И роли в нём навечно в нас впеклись огнём. Как тягостно, о Боже мой, со стороны глядеть порой! Я зритель, вовсе не артист. Я наблюдаю клаки свист, оваций гром – пореже, да, актёр-то не всегда звезда. Но каждый тянет свою роль: вот голый, но таки король; вот кто-то пел – потом умолк; жрёт бабушку голодный волк; убийца поднял пистолет… А кто-то отошёл в буфет.
Раёк от сцены далеко. Увидеть сцену нелегко. Но я смотрю через бинокль: ух ты, какой пердимонокль!

Второй:
А кто-то смотрит на тебя, то улыбаясь то скорбя, поскольку зритель и артист, звезда, суфлёр или статист – всё это ты, всё это он… Для этой сцены всяк рождён. Ведь наш театр – огромный мир, и прав, конечно, был Шекспир.

Первый:
И кто кого переглядит? Имею я унылый вид: спектакль так скучен, вашу мать, но глаз велят не отрывать! Итак – смотрю. Боюсь моргнуть. Гляжу актёру прямо в суть. Мой глаз – алмаз, мой глаз – рентген. Душа желает перемен: я вижу столько черноты, что поразишься даже ты! Актёр – отнюдь не идеал, хотя и Гамлета играл, и мудреца, и подлеца, и персонажа без лица… Но роли, данные ему, не научили ничему: он мнётся, путает слова – ну, не хватает мастерства! Актёр хотя не полный лох, но в чём-то откровенно плох. И на кого-то он похож…
Ах, это зеркало? Ну что ж…

Второй:
О, если только бы глядеть! Однако надо же успеть похлопать или освистать, сварить похлёбку, спеть, сплясать; не научившись ничему, шагнуть, разинув рот, во тьму; оттуда, с диким криком: «Нет!» рвануть туда, где вроде свет, перевести мятежный дух, распетушить всё в прах и пух, накорчить всевозможных рож…
И зеркало в ответ: «Хорош!»…

Первый:
Неужто это суждено – глядеть подобное кино, покорно принимая роль, иметь лекарством алкоголь, поставив во главу угла совсем никчёмные дела? Что, заколдован жизни круг? Что, телевизор – это друг? Политика – вот тема дня? Э, нет, оно не для меня! Осталось, завершая дичь, въе@енить в зеркало кирпич, прервав фантазии разбег…
(Есенин, «Чёрный человек»).

Автор готов к любой критике. Смелее!