У неё была маленькая тщедушная душонка, изъеденная молью самолюбия. Как и любое ничтожество она была без ума влюблена… в себя и свою неповторимую внешность, на которую не стоило не только смотреть, но и говорить-то о ней было уже страшновато. Окружила себя свитой из посредственностей, когда поняла как ими можно управлять: нахваливать их безграмотную болтовню, одновременно стравливая их с друг другом. Разделяй и властвуй! Конечно, знание некоторой техники предполагалось, незнакомые слова, тягостное молчание (Онегин из школьной программы запал в душу: промолчи сойдёшь за умного) заканчивающееся не менее тягучим: «Мгм…» Дураки верили, мало того доверяли и наконец это случилось: её признали некоронованной королевой чего-то там такого, растакого.
Королевство… Бери выше: империя состояла из нескольких приспешников, заглядывающих в рот по случаю и без. Они повторяли за ней все её глупости о сути предмета, о его существе и естестве. Понятно, что это был относительный смысловой бедлам одного отдельно взятого судьбой за шкирку человека. Глубокомысленное потаптывание с пришепётыванием на одном утоптанном месте. Пьяный шаман-расстрига да и только. Счастье, кто-то скажет, преходящее стоит поправить, как и всё, кстати, в этом мире. Подхалимы и лизоблюды стали надоедать своей предсказуемостью, тошнотворной преданностью, теми глупостями, которым она их и учила. После сладкого ясно хочется кисленького, освежить рот, так сказать, но душонка без явной надобности не желала покидать тронный пьедестал, хотя мозг начинал уставать от каждодневных повторов, между малочисленных извилин стали появляться пролежни. Это называлось у недобрых людей (если можно было их назвать этим словом) депрессией от скуки.
Помнится Сталин по недосмотру пропустил мягкий знак в слове «любовь», так и написал «любов». Ясно, в типографии прочитав, тоже описались, но чуть изменив смысл. Поправить диктатора никто не решался, ибо своя голова ближе к телу, если не лежит немного дальше от него. Два псевдопрофессора быстро обосновали, что в современной грамматике «любовь» теперь пишется без мягкого, иначе троцкизм и ревизионизм, оппортунизм и ещё десятка «два измов». Резолюция была на редкость короткой: «Дураки, я описался». Что был шок и вся корректорская рать легла в страшных судорогах страха, можно и не рассказывать. Смеяться тогда не смели, да и не умели, и шутили токмо власть предержащие. Дураков, кстати, расстреляли, так как они покусились на государственную тайну. Других не стали, посчитав их неграмотными, да и объективная причина была: допечатать доклад великого рулевого на очередной съезд.
Если не забыто, то возвращаясь, хочется лишь заметить, что с появлением его, который явно отличался от множеств-ничтожеств, внесло сумятицу в её отутюженные пролежнями мозги. Понятно, когда привык человек, что за понедельником будет тот день, который сам этот человек назначит, то тот, кто что-то талдычит про вторник немного раздражает, в начале. Потом, просто пропитываешься ненавистью к тому, кто смеет говорить правду-матку, да ещё которая режет глаза как хлорка в общественном туалете, что приходится одевать противогаз для акта дефекации. Бунт на отдельно взятом корабле, да и только. Вы подумайте: какой-то красавчик вздумал говорить взвешено, грамотно, со смыслом, который подобно скальпелю хирурга вырезал червивую опухоль раковой глупости недорослей. Освобождая первостепенное от второстепенных деталей, наводил грани разума на предмет изыскания, и, благодаря искусными руками, рождалась её величество мысль. Это было просто мерзко и неучтиво по отношению ко вселенской тупости, чванству, самодовольству, ханжеству и так далее, кампания набиралась важная и солидная. Но, это был красавчик, этакий сироп в шоколаде. Правильные черты лица, мягкий баритон и, самое главное, чёткая артикуляция. Устоять просто невозможно. Капитуляция, правда, затянулась на целых восемь миллисекунд, но, как истинный джентльмен, он проигнорировал этот вопиющий инцидент, как, собственно говоря, и её, потому что не заметил на сером фоне ей подобных одноклеточных организмов. Красавец и чудовище. Сказка для взрослых, но очень страшная.

Автор готов к любой критике. Смелее!