rifmer.com Карта сайта

Младенец Лёнчик(2-ая часть)

Лена, обняв маму и дочку, плакала от счастья. Не чувствуя своих слёз, вытирала мамины – горючие, ручьём катившиеся по её щекам. И Анюта сказала своё слово:
- Мама, я останусь с бабой и дедом. Ты не обижайся. Я буду приходить к вам каждый день. Мне дядя Лёня понравился. Он так на тебя смотрит! И ты – на него! Я заметила, мам. Мы впятером за столом сидели, да? А, как будто, мы – втроём, а вы, отдельно — вдвоём. Мамочка, как я хочу, чтобы ты была счастливой!
-Так и я того же хочу, девчонки, — растопив свою тревогу слезами заговорила, наконец, мать.
Были недолгие сборы. Хоть мать и выкладывала из шкафа всё, как ей казалось, необходимое, Лена укладывала назад, в шкаф:
-Мама, там ещё всё отмыть сначала надо. Не обижайся, потом я возьму всё, что нужно. Вот плитку возьмём сразу, хоть чай вскипятить можно на ней.
Собрав самое необходимое в две большие сумки, молодые отправились домой. Из окон всех домов смотрела на них деревня. Недоумевая, как быстро сладилось у Лёньки с Ленкой. За два дня, разве так бывает? Светка, кипя злобой, ставила точку:
- Околдовала шалава братца моего.

Невдомёк ей было, что колдовство исходило не от Елены. Это рассудку нужно прикидывать, размышлять, рассуждать. А сердце живёт по другим законам, ему нужно только расслышать биение родного сердца, с которым оно может и хочет биться в унисон. Только с ним, ни с каким другим. Счастье — человеку, сумевшему понять своё сердце. Не поймёт, взбунтуется против ретивого, и – одиночество на всю жизнь. Даже, если и не один человек, а сердцу – одиноко.

Елена с Леонидом не жили, а горели, не сгорая. Только расцветали от жара. Особенно Елена. Теперь мать, встречая зятя, не поджимала скорбно губы, а расплывалась в улыбке. В магазине, как сводку передавали:
-Волковым-то, мебель новую привезли из города. Таскали-таскали в дом. Неудобно было долго стоять, пялиться, а всё ж разглядела цвет обивки – светлая больно, маркая. Дорогущая, небось.
Елену уже в Волкову записали, хотя она была ещё под своей девичьей фамилией. Но в деревне их признали за семью. Все, кроме Светки:
-С какого перепугу она – Волкова. Никто её такой фамилией не награждал. Как была потаскухина, так и осталась. Не век же Лёньке с ней тешиться, надоест, гляди – выгонит.
Такое змеиное шипение стало надоедать даже Светкиным закадычным подругам:
-Свет, ну что ты на неё взъелась? Живут — на зависть и радость другим. От чего тебя-то корёжит? Он же брат твой, порадовалась бы за него. Не спился, как пришёл из тюрьмы, не истаскался – нынче одна, завтра другая. Вон, как они дом родительский обиходили. Ты бы хоть в гости к ним по-доброму сходила, посмотрела. Ой, Свет, там кухня одна чего только стоит. Всю отделал деревом. Не просто тёсом обшил, а досточки все резные, с рисунком и мебель кухонную сам всю сделал. В магазине такую не купишь — от каждого шкафчика любовью пышет. Ленка ходит по кухне, как королева, вряд ли, по дворцу ходит. Счастливая! Конечно, чем не королева, Лёнька и воду провёл, и канализацию. Собираются кабинку душевую покупать. И газ, говорят, будут проводить.
-Вот то-то и оно, что ходит она по моему, родительскому дому! Нашли королеву! У Лёньки, небось, уже сквозь шапку рога прорастают, — у Светки пена на губах выступала. Подруги пугались её бешенства старались отделаться побыстрее.
В конце зимы Елена почувствовала себя необычно разнеженной. Обычно вставала ни свет, ни заря, а тут, вдруг, захотелось нежиться в постели подольше, да и днём, чего раньше не было, прикладывалась подремать. И дремалось-то, как сладко.
-Лёнь, ты меня так разбаловал, что я скоро с кровати подниматься не захочу. Такая ленивая стала, всё бы мне полежать, подремать,- шептала ночью Лена.
-Ну, и не поднимайся, если не хочется. Скажи, что надо, я всё сделаю сам, — прижимая к себе жену, отвечал Лёнька, а та заливалась звонким колокольчиком:
-Представляешь, в кого я превращусь тогда? Ты разлюбишь меня, а я умру от горя.
-Не знаю, как от горя, а от счастья мы с тобой можем умереть. Только, чур, вместе.
Они засыпали, счастливые. Через месяц Лена поняла причину своей сонливости – у них будет маленький Лёнчик. То, что будет мальчик, Лена не сомневалась. Она и мужу так его представила. Положила руку на живот и сказала, что там поселился маленький Лёнчик. Очень хороший и разумный мальчик, который не доставляет маме никаких хлопот, в виде токсикоза.
-Только, наверное, будет засоня, если с первых дней маму склоняет к тому, чтобы поспать лишний часок,- добавила, зевая.
Лёнчик — большой сначала растерялся, потом поцеловал, нежно в щёку и стал оглядывать её, удобно ли она сидит и, вообще, можно ли ей сидеть, может, лучше прилечь.
-Лена, я ничего про эти дела не знаю. Возьми в библиотеке какие-нибудь книжки про беременность, я почитаю. Чем тебя кормить, как за тобой ухаживать?
-Лёнь, зачем за мной ухаживать, я же не заболела, просто беременная, это естественное состояние для женщины. Тем более, что мальчик у нас с тобой, самый замечательный на свете. У меня с ним, как и с тобой, полная гармония. Представь, даже не затошнило ни разу.
- Лен, а ты откуда знаешь, что – мальчик? Может, девочка? Я и имя ей придумал, самое красивое из всех, что есть – Леночка.
-Нет, Лёня, это мальчик – Лёнчик- маленький. Я точно знаю. Кому лучше знать, если – не матери.
-Лена, а послушать его можно? Я тихонечко, даже дышать не буду, чтобы не испугать.
Лена хохотала:
-Конечно, можно. Можешь даже дышать. Но только пока его услышать нельзя. Он крошечный, как зёрнышко. Попозже, когда он подрастёт и начнёт толкаться, ты услышишь его первым… после меня.
-Лена, знаешь, прежде чем он начнёт толкаться, нам с тобой нужно зарегистрироваться. Нельзя, чтобы сын рос в невесть, какой семье. У матери – одна фамилия, у отца – другая.
Так и сделали. В ближайший выходной съездили в сельсовет и расписались. А потом, накупив гостинцев, зашли к родителям Елены. Двойная радость – дочка, наконец, вышла замуж не абы как, а по закону и то, что в конце осени у них будет, как доложила Лена, внук, омолодила стариков. Отец – приосанился, мать, надев лучшее платье, сбросила с себя груз лет десяти-пятнадцати, а в середине застолья даже запела. Анютка донимала расспросами, в каком месяце он родится, какого числа. Откуда мама знает, что это будет мальчик, ведь УЗИ-то она ещё не проходила? Потом пообещала научиться вязать, чтобы обеспечить малыша обувью – пинетками, носочками.

Елена вынашивала малыша, словно песню пела — легко, красиво. Леонид тоже готовился к его рождению.
Он ещё прошлым летом собрал небольшую бригаду и брал заказы на срубы. Лес, под заказы, выписывал в лесхозе, бригадой же его и заготавливали, вывозили на поляну за деревней, шкурили, кряжевали в нужный размер. Работа была хоть и тяжёлая, но радостная. Леонид с детства любил плотницкое дело. Отец про него говорил: «Лёнька у нас как будто с топором родился».
Елена помогала с расчетами, вела бухгалтерию, и бригада заработала с неплохой прибылью. Цены они не заламывали, как в городе, поэтому очередь к ним была расписана на месяцы вперёд. Сейчас такая работа, при доме, оказалась, как нельзя более, кстати. Утром скотину сам выгонит, в обед приедет – напоит молодняк, вечером – загонит. Елене теперь и близко к скотине не разрешал подходить. А, после того, как прочёл про токсоплазмоз, даже собаку и кошку отправил жить к своей тёще.
В апреле купил подержанную, но приличную, машину, чтобы возить Лену к врачам, не в автобусе, же ей трястись. Ездить в город приходилось часто – на приём, анализы сдать, УЗИ пройти.
В середине лета Лёнчик маленький, наконец, дал ему знать о себе, можно сказать, поздоровался. Лёня вернулся с работы, а Лена с загадочным видом взяла его за руку и, положив её на свой, уже заметно округлившийся живот сказала:
-Помнишь, я обещала, что ты первым, после меня, услышишь, как Лёнчик начнёт, в своём домике хозяйничать? Подожди, сейчас,- и она изменившимся голосом заговорила с сыном:
-Лёнчик, просыпайся. Мы хотели с тобой, папку порадовать, когда он с работы придёт. Вот, пришёл и ждёт, когда ты с ним поздороваешься.
Невероятно, но ребёнок, откликаясь на мамин голос, мягко упёрся чем-то, то ли локотком, то ли ножкой, в живот. В том месте, где лежала Лёнькина рука. У Лёньки сердце зашлось от счастья. Он был готов сидеть, положив руку на живот Лены, до конца срока, четыре с половиной месяца. Сидеть и ощущать движения маленького родного человека. Ощущать и ограждать от малейшей опасности.
-Лёнь, всё. Он, наверное, устал и уснул. Теперь к утру только, снова начнёт двигаться. Подожди, скоро он освоится с движениями и так начнёт хулиганить, что «домик» ходуном будет ходить.

Недели через две бригада закончила большой сруб, хозяин пригнал технику для перевозки, и они должны были на несколько дней уехать в соседний район, чтобы на месте составить из, разделённого на части, сруба – дом. Лёнчик уезжал с тяжёлым сердцем. Вроде всё обговорил с тёщей, тестем. Распределил между ними обязанности. Знал, что Лена за ними, как за каменной стеной. Знал, а душа – не на месте.
На следующий, после его отъезда день, ближе к обеду, пришла Светка. В дом заходить не стала, вызвала Лену на улицу. Едва увидев счастливую, светящуюся изнутри особым светом материнства, навязанную против воли, сноху, она забилась в истерике. Громко крича:
-Убирайся шалава, из моего родительского дома, вместе со своим ублюдком. Не про твою честь он строен был. Приворожила братца, как телок за тобой ходит. Где ты была, когда я десять лет на своём горбу передачи ему возила, от семьи лучшие куски отрывала. Ночей не спала в думах о нём. А! Ты перед мужиками задом вертела, да меня, за сумку комбикорма, чуть за решётку не отправила! Сука ты, сколько кровушки моей выпила. И теперь на царство села, за моим братом. А мне, честной женщине, как всегда, одни охлёбки. Где его благодарность? Ты, же, удавишь, если он мне какую копейку сунет,- Светка подступала к Елене, норовя ударить. Прибежали соседи, стали совестить, уговаривать и, оттеснив, проводили Лену в дом. Пришли родители, выгнали Светку со двора и оставались с Леной до самой ночи. Мать хотела и ночевать здесь, но Лена отправила её домой, сказав, что всё нормально, она спокойна, почитает немного перед сном и будет спать. Вот и Лёнчик угомонился, уснул, наверное. Так воевал, живот ходуном весь день ходил. Светку она не боится, не сумасшедшая же она, чтобы снова идти сюда. Дверь запрёт, открывать, конечно, среди ночи никому не будет.
Лёнчик не уснул, он притаился. Обычно засыпал, когда слышал нежный мамин голос: «Что, Лёнчик, пора нам спать ложиться. Ночь на дворе, а завтра рано вставать. Вроде, все дела мы с тобой сегодня переделали, а что не успели, завтра сделаем».
Сегодня Лёнчик переживал и не мог пережить тот противный громкий голос, почти оглушивший его. Он положил в рот пальчик, почмокал им, но и это не успокоило. Тогда он стал думать о маме, которая уснула, наконец, спокойно. Чтобы проверить, крепко ли она спит, осторожно дотронулся локотком до стенки домика. Мама улыбнулась во сне и повернулась на другой бок. Лёнчик улыбнулся ей в ответ. Но не всю же, ночь тревожить маму, пусть спит, а он полежит тихонечко, раз не спится. Полежал тихонечко и, незаметно для себя, уснул.
Ни мама, ни он, не почувствовали запаха гари, не услышали треска, загоревшегося дома. Когда соседи выскочили из своих домов, разбуженные ярким заревом, спасать было уже некого.


Рейтинг произведения: 10,00
(Вы не можете голосовать, справка)
Загрузка ... Загрузка ...

Оценки:

Тётя Таня - "10"
Maryam - "10"

Поделитесь или добавьте в закладки в два клика:

Комментарии (7)

  1. Потрясло трагедией, смертью нелепой. Как люди умирают глупо, хотя разве смерть может быть глупой. Спасибо, Ольга, не повеселили.

  2. Да, Ольга, не ожидала я, что так трагически все закончится. Грустно — не то слово.
    Очень у Вас достоверный рассказ получился, масса узнаваемых деталей, слов. И хотя в счастливую жизнь героев слабо верилось (все-таки в знакомой мне деревне пьяни и грязи как-то побольше), но очень хотелось, чтобы все закончилось хорошо. А оказалось — вот так.

  3. Таня, в знакомом мне городе тоже достаточно пьяни и грязи. Пожалуй, не меньше, чем в знакомой Вам деревне, но находятся же нужные слова, чтобы уложить их в поэтический ряд. Мне кажется место жительства вообще ни при чём, когда говорится о чувствах?

  4. Очень люблю Вашу прозу, Оля. Особенно — за поэзию в ней:
    «Нежность большой мозолистой руки разрядом ударила в сердце, и оно, удивившись, совсем сбилось с привычного ритма.»
    Очень печальный рассказ. Нет бОльшего счастья — чем другой человек, нет бОльшего зла, чем — другой человек. Спасибо Вам, Оля.

    • Спасибо, Мариночка, за добрые слова, за понимание. Я и выложила здесь специально. Слог, которым он написан-новый для меня. Не совру, если скажу, что лично меня в написании рассказа было мало. В смысле моего участия. Про него можно точно сказать — родился.Родился легко, но часть души забрал у меня.

Добавить комментарий

Для отправки комментария вы должны авторизоваться.