в разлагающейся тишине,
в трепете сада после грозы,
в спуске случайной, стыдливой слезы,
в поднятой непроизвольно руке,
в любом животном согласии
я вижу тебя. погасим
свет, и замрем. вдалеке
проносится ряд пожелтевших от вечера окон
поезда, уходящего к морю.
если идти по песку
и перекладывать мысленно все протоны нейтроны и электроны
местами, то приставив дуло к виску
из разложившегося револьвера получишь, к примеру, рыбу,
а если и этого кажется мало -
то из исходного материала,
из рыбы, можно собрать, предположим, несколько клавиш рояля.
желтые окна, ночуя на мокром приморском вокзале,
видят и греют твое озябшее отраженье,
нервно прикуривающее на перроне.
но если сойти с ума и немного поджечь за собой мосты,
разбирая и собирая протоны нейтроны и электроны,
то из разложенного стекла возможно и правда получишься ты;
все мы на половину собраны из воды,
а значит внутри меня и тебя текут бесконечные реки.
вода не меняется. вода остается собою навеки,
а значит и мы, в тишине замерев, не меняемся вовсе,
и левый твой берег- потухший охрипший голос,
вторящий грому, сносящему черепицу,
а правый — задумчивость темного взгляда.
а значит, отныне нам можно просто заснуть и забыться
забравшись в пучину и трепет полночного мокрого сада.