Любимая, видишь, алеет уже закат
И как мотыльки на огонь улетают души.
Валькирии над головою моей парят,
Но видно законы Одина я нарушил.
И тянет на дно Аида водоворот,
Наверно, я слишком много здесь отнял жизней.
И сопротивляться сил нет, уже вот-вот.
Как жаль, но в чертоги Одина я не призван.

Я больше не слышу той музыки, что лилась, от прикосновения к пальцам звенящих струн.
Как ты про победы рассказывал мне смеясь и вместе с тобой, в небесах, хохотал Перун.
Начищены латы до блеска, наточен меч и волосы в косы тугие заплетены.
Я помню, как ты обещал мне себя беречь, а я так ждала, что вернешься живой с войны.
Я помню, на утро, как рог оборвал наш сон и ты уходил, лишь ветер во след свистел.
Под топот копыт, под бьющего сердца стон, я Бога молила, тебя уберечь от стрел.
Я знала, что время союзник, увы, не мой, но верила в присказку, что рассказал колдун.
Я не побоюсь расплатиться любой ценой, чтоб только любимого отвоевать в аду.
Ты не справедливо, я знаю, туда попал, людей убивал не для прихоти — на войне,
Но Богу не важен повод. Такой финал нам был уготован, ведь Богу всегда видней.
Я косы обрезала в сумерках, под луной, под песни русалок, под ветра безумный свист,
Под уханье сов, под волчий протяжный вой, как только заката всполохи растеклись.
Я стала черней, чем полночь, прозрачней вод, что били ключами из самых глубин земли.
И тенью скользнула в разверзнувшийся проход, лишь солнце лучами забрезжило, там, вдали.
Покрыто туманами поле великих битв и копья торчат, как сломанные кресты.
Я слышу мотивы расплывчатые молитв. Я знаю, что где-то в тумане остался ты.
Не тянут ни ноша, ни бремя, я так сама решила и пусть сам Аид помешает мне,
Я не испугаюсь, лишь только бы эта тьма тебя отпустила. Я знаю, я справлюсь с ней.
Здесь мертвое царство, здесь правит огонь и дым, но есть среди здешних высоких и мрачных гор,
Незримый для многих источник живой воды. Я буду сражаться, хоть с полчищями врагов.
Сквозь черное небо виднеется глаз луны. Ступаю по трупам, да что там, по грудам тел.
У края дороги виднеются валуны, могилы для тех, кто источник найти хотел.
И вот горизонт поднимается Морок-Дун, то горы, там где-то живая бежит вода.
Об этом поведал мне старый, седой колдун, я это запомню, наверное, навсегда.
Разбиты колени, изодраны пальцы в кровь, но там, за плечами, ноша не тяготит.
Бутыль до краев, как в сердце моем любовь, того и гляди, расплещется из груди.
Бескрайнее море нещадно волнами бьет, не видно конца и края, куда ни глянь.
Того и гляди разломит мой хрупкий плот, далекое эхо варяжского корабля.
Сквозь рваные ночи я твой услыхала стон, отчетливо каждое слово срывалось с губ.
Я воду прошла и встал на пути огонь и не избежать мне в будущем медных труб.
Огонь полыхал на сотни собачьих верст, лизал языками небо, грозился мне.
Сквозь море огня виднелся гранитный мост, вот только моя любовь и огня сильней.
И вот наконец на пороге дворца Теней, последние твари упали к моим ногам.
Я помню ты кровью мне меч окропил своей, чтоб смерти не избежать от него врагам.
На троне Аид поджидает уже давно, слегка ухмыляется краешком адских губ.
Но я не боюсь, ведь все уже решено. Я верю, что я и его одолеть смогу.
За спинкой огромного трона слышны шаги и в серых одеждах выходит седой колдун,
Который рассказывал старые присказки, о том, что любимого здесь своего найду.
Я марионетка и жертвенная душа. Аид повелитель теперь и тебе, и мне.
А старый колдун направляется не спеша к воротам, ведущим на верх из дворца Теней.
Теперь у Аида мы вечно обречены, служить темным силам рождающимся в Аду.
А, там, на верху будет вечно предатель жить, союзник Аида, проклятый седой колдун.