Расплескалась чернилами магия слов
по бумаге… исторгнув бельканто.
И стяжает душа в тишине ремесло
венценосного, вечного Данта.

Распускаются рифмы цветеньем весны,
омываясь грозой непорочной.
Растекается пенный концерт белизны
в исполнении трубы водосточной.

А сиреневый цвет, ароматов клубы
за раскидистый куст простирает.
Заварю-ка я жизнь, на ромашке судьбы,–
ведь она у меня матерАя.

Надоела гламурность среди кутерьмы,
искушенья и лживость объятий.
Я устал от богемных певцов полутьмы
и шуршаний спадающих платьев…

Осквернялся в бокале глоток «Барбера»
дериватом не выпитой страсти;
я сбегу от себя, в твой затерянный ра…
возгласив лаконичное: Здравствуй!

И слюну проглотив, изреку: Принимай!
Бесприютным, в разводах печалей…
За окошком резвился веснушчатый май
и скворцы голосисто кричали.