Жил дед да с другой женой. У деда была дочка и у бабы была дочка. Баба свою дочку любила, а падчерицу как не старалась полюбить не могла. К слову сказать, и девушка мачеху не жаловала, вечно пререкалась с ней, грубила, наводила на нее напраслину. Отец только на порог, дочка жаловаться: «Весь день, батюшка, я по дому хозяйничала, скотину кормила-поила, дрова и воду в избу носила. Ничем матушке не угодить – всё не так, всё худо». Старуха только рот хочет открыть, да сказать, как дело было: падчерица весь день на печи провалялась, а к вечеру с хлопцами в окошко шуточками баловалась, да, муж очень сердитый да вспыльчивый попался, сразу за ремень, и ну, бедную женщину лупить. Боялась баба старика своего. Это только назывался он дедом, а сила в нем была немереная, особливо, когда лишку в трактире хватит. Поскулит женщина, обнимет свою дочку, молчаливо сносящую несправедливости, да и успокоится.
Однажды зимой падчерице захотелось погадать, и собралась она в лес, к ведьме. Как не уговоривала ее мачеха, не объясняла, что грех это большой – судьбу свою искушать, и что опасно девице ходить по глухим местам – ничего не помогло. Ушла она в лес, да там заблудилась. Села под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:
– Тепло ли тебе, девица?
Испугалась девушка. В первый раз увидела она чудо великое. От страха отвечает ему:
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
-Тепло…
Огорчился Морозко. Присел возле девушки:
– Да, кто ж тебя, родимая, врать-то так научил? Ох, нехорошо это – Морозко обманывать, да и ни к чему. Я же мысли человеческие читать умею. Привыкла ты с неправдой водиться, лапушка. Ну да ладно. Дам тебе шанс исправиться. Возьми шубку мою и закрой покрепче глаза – вмиг дома окажешься. Только помни, чтобы никакой больше неправды…
В мгновение ока очутилась девушка дома. Отец с мачехой обрадовались, увидев ее живой и невредимой, да еще и в шубке царской. Да только забыла девушка про слова Морозко, и снова обманула отца, рассказав, что в лес ее мачеха выгнала, чтобы со свету выжить. Рассердился отец. Посадил старухину дочку в сани, отвез в лес, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
– Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
– Ой, студено, батюшка!
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Руки, ноги отмерзли! Замерзаю…
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
– Умираю, Морозушко, совсем сил от холода не осталось.
Улыбнулся Морозко:
– Честная ты, девушка. Не лукавишь, не выкручиваешься. Ценно это в людях. Жаль, что мало таких, как ты осталось. Все понятия перевернуты в людях. За честность свою, проси все, что душа желает.
Вмиг стало тепло старухиной дочке.
– Скромничать я не буду, Морозушко. Давно мечтаем мы с маменькой открыть свою булочную. Если можешь – помоги.
– Ну а чего ж не помочь-то. Нравится мне твой деловой подход. Такой и должна быть женщина: практичной и хозяйственной. Все будет у тебя, милая. Сейчас отправлю тебя домой, а завтра пришлю рабочих – булочную строить начнем.
Слово свое Морозко сдержал. Прекрасная булочная получилась. Старухина дочка с матерью перешли жить в другой дом, и жили долго и счастливо, угощая Морозко вкусными булочками. А старик с дочерью беднели, завидовали и рассказывали людям сказки про злую мачеху, непутевую дочку ее да Морозко.

Замечания и советы приветствуются. В меру.