В кабинет вошла девчонка, обычный подросток: зеленые ногти, дырочка под нижней губой — в школе пирсинг не приветствовался, сумка с героями эмо-комиксов. Ничего из ряда вон.
- Здравствуй, садись вон там. Сумку можешь повесить здесь. У тебя это последний урок был? — Ирина, с недавних пор Игоревна, старалась держаться похолоднее, но ей, если честно, очень хотелось предложить умирающей с голоду десятикласснице чая с печеньем. Ирина Игоревна еще не забыла, каково это — отсидеть шесть уроков без завтрака.
- Наташа, ты знаешь, почему твоя мама попросила меня с тобой встретиться?
- Потому, что я лесбиянка, — не покраснела, сказала беззлобно, хотя глаза опустила.
- Потому, что мама думает, что ты лесбиянка. Мы с тобой сегодня немного поговорим, и я тебя попрошу сделать несколько психологических тестов. Хорошо? У тебя есть время?
Время было. Ирина Игоревна задавала вопросы о семье, об отношениях в классе. Мама бухгалтер, папа водитель, брат военнослужащий. В классе с кем-то дружит, с кем-то — воюет, кого-то — презирает. Читает, смотрит, слушает, играет, посещает… Опять ничего из ряда вон. После ухода девочки проверила тесты: холерик, тревожность повышенная, интеллект — высокая норма.
На следующий день приходила мама, узнавать результаты. Ирина Игоревна из-за стола, с одной стороны заваленного пожелтевшими толстенными книгами, а с другой — яркими развивающими пособиями, рассказывала ей о построении психологического профиля, комплексном подходе и лонгитюдном исследовании. Мама уже с порога спросила: «Спасти-то можно?» Ирина Игоревна кивнула.

С Наташей они виделись раз в неделю и проводили первую половину встречи за разговорами, а вторую — за тестами и анкетами. Выяснялось, что у Наташи выдающиеся математические способности, благодаря которым ей не грозило одиночество в школе с гуманитарной ориентацией: вся параллель списывала её домашние и контрольные, а взамен, повинуясь школьническому голосу самосохранения, её звали с собой на вечеринки или просто посидеть во дворе. Она писала патетические стихи, где любовь, кровь, позволь и боль всегда вели к навсегда и никогда. Сделала в тайне от родителей татуировку на лодыжке. Ирина Игоревна не выдержала и показала свою, тайно сделанную на первом курсе института — маленький вопросительный знак на запястье. Про то, что она лесбиянка, сама Наташа говорила спокойно и уверенно. Первые чувства три года назад: конечно же, это был летний лагерь. Потом подруга, с которой они познакомились на концерте. Потом мама зашла на страничку в жж: там стихи, картинки, переписка… Про подругу говорила, как про самого близкого и родного человека на земле, кому поверяют все тайны, за кого готовы умереть. Попыток суицида не было, признаков намерений тоже.
Ирина Игоревна за пару месяцев успела созвониться и встретиться с кем-то из своих институтских преподавателей. Кто-то советовал писать на эту тему диссертацию, желательно найдя еще пятьдесят, таких же как Наташа, девочек-подростков, чтобы поставить солидный эксперимент. Кто-то указывал на несоответствие квалификации Ирины Игоревны сложности случая и убеждал оставить все затеи. Кто-то разводил руками и переходил на советы по поводу её собственной личной жизни (да, успеют они с муже ещё родить! только институт ведь закончила!).
Как-то раз весной, когда «индивидуальный профиль клиента» уже растолстел от пройденных тестов и конспектов бесед, Наташа появилась на встречу не одна. Девушку звали София. Красивая, молчаливая, ухоженная, на год старше Наташи. Ирина Игоревна по началу растерялась: девицы как бы приглашали её в сообщницы, мол, знай наш секрет и молчи. Но сложность поставленной перед самой собой задачи — разобраться что же это на самом деле такое — подзадоривала продолжать встречи.
- Понимаете, девочки, важно понять, что это такое и куда можно от этого уходить,- пыталась она не отпугнуть, — Ведь у вас есть любимые занятия: спорт, рисование, математика, даже компьютерные игры…
- Ирина Игоревна, — перебила София, — вот вы в компьютерные игры играете?
- Признаться честно, нет. Времени нет…
- Ну, хорошо. Телевизор смотрите или, там, кулинарите что-нибудь для души. Но вы же все равно мужа от этого любить не перестаете, правда?
- Правда…
- Ну, и при чем тут другие любимые занятия? Вы сами-то в эти штучки верите?
- Ну, хорошо. Давайте так. Мы же все иногда устаем? Нам нужны родные люди, чтобы с ними было спокойно и безопасно. Но иногда нам даже этого мало. И, может быть, вместо того, чтобы… углублять отношения с другом, нужно уходить куда-нибудь далеко и кричать изо всех сил. Вот, просто так «А-а-а-а-а!»
- А вы пробовали?
Она виновато улыбнулась:
- Хотела бы.
И правда, сама-то она этого не пробовала.
С ними было трудно. Было похоже на замедленную игру в шахматы: её уловка, их поиск и раздумья, их вопрос, её бессонные ночи со статьями и компендиумами, её предположение…

В конце мая Наташа первый раз пропустила консультацию. Не пришла без предупреждения. Вместо нее пришла директор школы. Анна Сергеевна, педагог не просто со стажем, но и с умом, села напротив молодой коллеги и сама предложила той чаю. Ирина Игоревна тут же поставила кипятить чайник и достала приготовленные для Наташи печенья.
- Иришенька, у меня ведь мама этой девочки сегодня была. Говорит, что толку от всей нашей с вами психологии никакого. Я уж и сама пожалела: зачем к вам направила? Ведь вы же пси-холог, а здесь нужен пси-хиатр. Давайте-ка поступим так. Вы молодцом отработали год и вам, как и всем, положен законный отпуск. Вот с завтрашнего дня вы им и воспользуйтесь. А девочку за это время мы успеем куда-нибудь еще направить. Нет, не расстраивайтесь вы так. Тут же почти медицинский случай, это трудно понять. Вы так у нас замечательно работаете с младшей школой, они же вас обожают! Пожалуйста, Иришенька, отдохните, а в следующем году и видно будет. Может оно все и совсем пройдет.
И Ирина Игоревна уехала. Она ушла в отпуск не в силах разрешить этой загадки: правда — не правда, блажь — не блажь. Муж с ума сошел от счастья, узнав, что, наконец-то, его Ирчик махнет с ним, как в старые добрые, туда, где легко не выжить, но трудно не понять цену жизнь.

Горы Монголии покорили её. Вот там-то в прекрасной Ёлын-Ам она, как-то утром, ускользнув от спящего после трудного восхождения мужа, сделала это. Стоя на одинокой вершине высокого холма, с которого барханы пустыни Гоби казались далеким желтым морем, она, раскинув в стороны руки и запрокинув голову, просто кричала изо всех сил. И никто не слышал её звонкого, молодого, раздираемого противоречиями «А-а-а-а-а!». Только грифы-бородачи высоко-высоко парили над холмами.
Спустившись к турбазе, она встретила новоприбывших москвичей и они тут же разговорились. После трех недель жизни практически без интернета ей хотелось услышать, как изменилась цивилизация в её отсутствие. Курс валют снизился, в Москву приехали Депеш Мод, ураган три дня назад оставил Бирюлево без света… А, ну, тут еще всякие страшилки про детей: две девчонки, взявшись за руки спрыгнули с четырнадцатого этажа, говорят — свидетели Иеговы… Она не дослушав остальных новостей, кинулась в машину за ноут-буком.

Что? Что делать? В горах, где мобильная связь рваная, как облака, а интернет, как пробивающееся сквозь тучи солнце, что можно придумать? Мобильный! Нет связи… Нет, есть! Абонент не доступен… Снова недоступен… Почта! Ведь должны были, наверное, написать ей напоследок!
Она рванула на ближайший холм, откуда вчера им с мужем удалось быстренько залезть в фейс-бук и выложить пару фоток. Связь была. Она дрожащими руками, сто раз попадая мимо клавиш, открыла почту. Вот оно. Письмо он Наташи. Её трясло, она не могла нажать это несчастное «Открыть». Но времени не было, связь могла пропасть в любой момент.
«Ирина Игоревна, это Наташа. Спасибо вам, что были с нами. Вы очень хороший психолог и человек. Мы сами поняли, что же это у нас такое и куда с этим нужно уходить. Прощайте! Не сердитесь на нас!»

Она выла от бессилия и ужаса. Холмы, пустыня, небо — все показалось одним сплошным препятствием. Быть там, с ними, уговорить, схватить за руку в последний момент — этому мешала прекрасная Монголия. Её вечный весельчак муж. Её веселые новые знакомые. И то, что все это, взамен трудной работы с человеческой жизнью, выбрала она сама.
Она встала. Треснувший ноут-бук валялся среди клочков выдранной с корнем травы. Что еще? Как еще наказать себя за эту непростительную, неискупимую ошибку? Чувствуя, что горькие слова о погибшей дочери станут окончательно сводящим с ума, завершающим этот реквием безвыходности аккордом, но, не в силах вытерпеть неизвестность, она позвонила её матери.
Нет связи… Абонент недоступен… Абонент недоступен…
- Аллё? Это кто?
- Здравствуйте, — справиться, только бы справиться с дрожью в голосе, — это Ирина Игоревна, психолог из школы, помните?
- А как же. Помню-помню! Ну, что Ирина Игоревна, что вы мне теперь-то скажете? — упрек в голосе.
- Я… Понимаете, я издалека звоню. Вы мне не скажете… А, что с Наташей?
- А вы, что там, телевизор-то не включаете? Показывали же вчера!
Сердце оборвалось. Прединсультный гул в ушах. Она, уже сидя на траве, опершись на руку, силилась справиться с обмороком.
- Здесь нет телевизора… Скажите, как это случилось…
- Как-как? Обманом все! Хочу, говорит в автобусный тур. Ну, через Германию, Францию, там еще страны какие-то, по Европе-то. Говорит, подальше от всех, подумать. Я ей тур-то и купила, надеялась, что одна побудет — одумается. А они-то с этой-то её… Как до Берлина доехали, так прямо оттуда-то и махнули автостопом в Голландию! Вот третий день по телевизору этих мерзавок показывают! От стыда куда деваться не знаю! А вы-то хороши, вы-то куда смотрели-то?
- И что… Живые они?
- Живее некуда! Бегаем вот теперь по посольствам, чтоб забрать-то их как-то. Шуму-то, шуму из-за них, Господи помилуй…
- Послушайте… Алло, алло! Слышите? Связь пропадает… Алло!
Абонент недоступен.

Ирина Игоревна лежала на холме посреди Монголии и не знала, где и когда еще ей доведется быть такой счастливой. Она взяла в руки растерзанный ноут-бук. По экрану разбежалась паутинка трещин, пара клавиш выпала, но он — о, чудо! — еще работал. Уже почти спокойно, аккуратно щелкая по уцелевшим клавишам, она снова открыла почту. Надо было что-то ответить этим двум беглянкам. Что-то, чтобы им стало понятно самое главное, то, чем в пятнадцать лет дорожить еще не принято. Экран мигал, батарейка садилась, на долгие письма времени не было и она написала так:

«Только живите!»

Экран погас.

Автор готов к любой критике. Смелее!