Церковный двор был полностью укрыт разноцветной опавшей листвой, которую детишки из воскресной школы на переменах с нескрываемым удовольствием и восторженными криками собирали в охапки и подбрасывали как можно выше в красивое, но немного грустное осеннее небо. Площадка перед входом в храм чем-то напоминала потревоженную ветром шерсть загадочного спящего зверя, которая то лежала ровно, то вставала дыбом, то вздрагивала пробегающими волнами. Бурые, жёлтые, красные, серебристые листья перемешивались с необычайной быстротой и даже с какой-то таинственной ловкостью. Может быть, именно поэтому никто не обратил внимания на маленького, худенького Енота, стоявшего перед входом в церковь, переминавшегося с лапки на лапку и иногда почёсывающего мохнатый бочок. Наконец зверёк выбрал взглядом не слишком торопливую старушку и аккуратно прошмыгнул за ней в тёмное, мерцающее огоньками свечей, певучее нутро храма. Зверёк заворожённым столбиком застыл в притворе, приоткрыв маленькую пасть и задрав мордочку. Там, наверху, на узорчатой массивной цепи висело настоящее чудо из чудес: перемигиваясь зажжёнными красноватыми светильниками, покачивалась над головами прихожан огромная круглая люстра с блестящими подвесками и сказочными узорами… Это было настоящее волшебное царство, парящее под потолком. Енот понял, что теперь удержать его не сможет никто.

На то, что во внутреннем пространстве церкви что-то изменилось, обратили внимание не сразу. Те, кто постарше, поначалу мысленно посетовали на духоту и проблемы с артериальным давлением. Особо начитанные отметили про себя, что энергетика в храме, действительно, необычная, и это заметно даже невооружённым глазом: вот и тени подрагивают, и свет очень странный, и, вообще, всё как-то не так. Даже батюшка, обходя кафоликон и притвор при окуривании ладаном, напряжённо выискивал причину всей этой мистики. Для этого он несколько необычно вытянул из облачения шею и выставил чуть вперёд бороду, чтобы было удобнее крутить головой. Но честь этого открытия навеки будет принадлежать пожилой женщине, которая выносила раскладной столик для обряда покаяния, когда услышала над головой тихое поскрипывание. После этого, как по команде, все присутствующие поднимали глаза, поворачивались, переходили ближе к середине храма. Оживление стало почти неприличным.

Батюшка посмотрел на люстру, и сложенные троеперстием пальцы прилипли ко лбу священника. Через несколько секунд он всё-таки перекрестился до конца, но при этом произнёс загадочную фразу: «Ангидрид твою перекись водорода… Прости мя, Господи». Видимо, сказалось прошлое, в котором отца Никиту знали как талантливого химика.
Под сводом храма, стоя на рожке люстры, держась передней лапой за цепь, на которой та висела и, раскачивая её всё сильнее, в полный рост вытянулся Енот. Маленькую пушистую грудь приятно щемило от восторга и радости. Затея удалась.

«Вот ведь Божья зверюшка, а что творит! — тихо, но эмоционально произнёс Никита, крутя головой вслед за качающейся люстрой, и продолжил уже громче, — Милое существо, не пора ли спуститься на грешную землю? Или помочь кадилом?» — при этом амплитуда перемещения последнего заметно возросла. Возможно, благочестивое намерение батюшки и получило бы продолжение, но в этот момент из полутьмы мрачноватым призраком возник молодой служка с лестницей-стремянкой в руках. Через минуту маленького проказника передали в сильные и тёплые руки отца Никиты. Тот поставил енота на пол, аккуратно отряхнул от побелки и пыли и спросил: «Как звать-то?»
- Гофсь. — спокойно ответил зверёк.
- Ну Гофсь так Гофсь… — Никита вздохнул, мягко взял енота за переднюю лапу и повёл к столику, — Пошли, каяться будешь.

+ + +

Утренняя служба давно закончилась. Церковь опустела, да и на дворе почти никого не было. Ветер утих, опавшая листва успокоилась и, казалось, задремала. На лавочке, недалеко от входа в храм, неподвижно сидел Енот. В какой-то момент он слегка вздрогнул, огляделся и почесал бочок. Именно здесь скоро должен был пройти скальпель хирурга… Но Енот был спокоен. Все дела были сделаны.

Автор готов к любой критике. Смелее!