Сказать, что он не выспался — это ничего не сказать. Соседи что-то отмечали, и их пьяные возгласы на протяжении всей ночи не прекращались ни на минуту.
Вчера был напряжённый день. Несколько совещаний, конференция и запланированный поиск необходимого оборудования для системы жизнеобеспечения вымотали главного инженера, выжав из него все соки, до последней капли.
Приехав в гостиницу в начале второго, на ватных ногах он зашёл в номер, разделся и лёг спать. В начале третьего Глеб сидел на кровати с пультом в руках, механически переключая каналы успевшего надоесть телевизора.
Его телефонные жалобы были услышаны. Администрация гостиничного комплекса заходила в номер напротив с просьбой вести себя потише, дабы не мешать другим постояльцам. На что из бара были заказаны еще несколько бутылок Red Label, пепси-кола и закуска. Попутно к заказу в кармашек пришедшего положили пару хрустящих банкнот с изображением Франклина, и конфликт был исчерпан.
Глеб выругался, попутно вспомнив чьих-то матерей, людей с нетрадиционной ориентацией, животных и кого-то ещё.
До самолёта оставалось несколько часов, и лучшим решением было смириться с надеждой на то, что ему улыбнется удача поспать в самолёте и за время полёта он наверстает упущенные часы в этой чёртовой дешёвой гостинице. Душ поможет снять напряжение, а кофе из автомата в аэропорту придаст сил.
Побрившись и собрав вещи, он выписался из номера. Сдавая ключи, Глеб ожидал хотя бы извинения со стороны персонала, но, похоже, работникам гостиницы просмотр фотографий друзей и обмен сообщениями казались куда более интересным занятием.
Вызванное такси опоздало на пятнадцать минут, а по предстоящим пробкам это не сулило ничего хорошего. Таксистом оказался смурной небритый мужик, наотрез отказывающийся говорить по-русски. Казалось, его главным козырем было умение говорить на «мове».
За Глебом не наблюдалась неприязнь к другим национальностям, так как в организации, где он работал, трудились, по меньшей мере, несколько тысяч человек разного происхождения и даже негры. Однако он испытывал явную неприязнь, а в свете минувшей ночи даже неприкрытую ненависть к конкретному собеседнику, с которым был вынужден делить один автомобиль этим утром.
Таксист явно нервничал: он то и дело опускал и поднимал солнцезащитный козырёк с такой силой, словно хотел оторвать его. Подрезал, обгонял и сигналил, как умалишенный. Один раз даже высунулся из окна, чтобы наподдать кому-то кулаком, но обидчик перестроился в другой ряд от греха подальше.
Всю дорогу недовольный ездок ругал на чем свет стоит «клятых москалей» за то, что именно они со своими войсками заставили его переехать из его любимой Украины в эту никчемную страну. Однако на утверждение Глеба, что войска не разворачивали военный конфликт, а страна, которую таксист ругал последними словами, приютила его в это трудное время, Глеб был послан собеседником куда подальше и получил совет не совать нос не в своё дело.
После слов о проворовавшихся бюрократах и никчемном президенте, не умеющем управляться даже со своим прибором, а не то, что со страной, Глеб перестал слушать таксиста и ушёл в свои мысли. Утро было продолжением и без того трудного дня, как вторая часть неудавшегося в прокате фильма. Поэтому не имело смысла усугублять ситуацию.
В аэропорт они приехали за два часа до рейса, и самым прекрасным было то, что многотонный генератор кислорода его стараниями вчера был погружен и отправлен морем, а необходимая деталь уже была на борту самолёта.
В багажнике этого типа везти резервный блок генератора кислорода — это всё равно, что позволить обезьяне с ампутированными руками управлять ракетоносителем «Энергия» -безрассудно. Однако самым важным предметом в его кожаной папке на молнии был новый софт для системы жизнеобеспечения стоимостью в несколько миллионов долларов.
По плану дня – кофе, и не стоит ждать, пока тебе его принесут. Глеб подошёл к аппарату «ЧП Череп». Аппарат отказывался принимать аккуратно выглаженную купюру. На третий раз инженер, чертыхнувшись, хотел было научить того по-отечески, как должны работать аппараты, но, взяв себя в руки, накидал в его раскрытый рот мелочи.
Аппарат принял деньги, выбрав нужный напиток, на какое-то время завис, а потом всё же начал готовку кофе. Ожидание тянулось, создавалось впечатление, что аппарат сам выращивал и добывал кофейные зёрна, а не готовил кофе.
Начав терять терпение, Глеб уже хотел забирать кровные денежки, но аппарат, прожужжав, издав щелкающий звук, начал подавать кофе. Щелкающим звуком был застрявший или отсутствовавший в аппарате стаканчик. Кофе подавалось исправно, стаканчик – нет. Второй раз испытывать судьбу не хотелось. Да и время поджимало. Пора.
Пройдя все необходимые процедуры, Глеб обратил внимание на две вещи. У щуплого парня в голубых джинсах, высоких кедах, в черной футболке с изображением скелета гитариста был парашют за спиной, который тот наотрез отказался снимать. Рабочая бригада техников с инструментами была у двигателя. Глеб видел их споры, поднимаясь по трапу на борт. Что бы это значило?

Бортпроводница закончила свою стандартную процедуру перед каждым полётом, рассказав о выходах, туалетах и что нужно делать при аварийных ситуациях. Глеб не был любителем самолётов. При взлёте он, возможно как и многие, чувствовал себя слегка напряжённо и крайне сосредоточенно. Правда в свои зрелые годы в душе он оставался всё тем же мальчишкой и сознательно выбирал места за крылом.
Наверное вы скажете, что, мол, у главного инженера и без того забот хватает, однако его это забавляло – смотреть за механизацией крыла. Представлять, как потоки воздуха струятся по гладким формам, создавая аэродинамический эффект.
Но сам процесс взлёта Глеб не любил. Мозг включал ненужные в такие моменты рецепторы, показывая последствия и казусы, какие могли произойти с его владельцем. Представьте, что вы идёте по мосту, под вами бурная река, берег завален камнем или где-то торчит голая арматура. Что, вы просто так пройдёте и всё? Ну, уж нет. Мозг проецирует образы о том, как вы теряете равновесие, падаете с моста и расшибаете себе голову, окрасив каменистый берег.
Самолёт побежал по взлётной дорожке, набирая скорость, как спортсмен, исполняющий тройной прыжок. Моторы работали на максимум, выполняя работу куда старательнее тысяч, а может миллионов детей, пытающихся задуть свечи на торте в день своего рождения.
Оттолкнувшись колёсными ногами, с грацией бегемота Боинг кинул своё массивное тело в вечернее сумеречное небо. Угол подъёма казался почти вертикальным. У Глеба заложило уши и несколько килограммов навалилось на грудь. Он полулежал, но сердце, как обезумевшая птица, колотилось в клетке рёбер, стремясь то выйти через горло, то спуститься по штанинам его брюк.
Несколько невероятно долгих мгновений, и самолёт стал выравниваться, маневрируя. Пилоты ложились на курс. Двигатели сбавили обороты, и казалось, что где-то внутри кто-то выдохнул с облегчением. Глеб понял, что до боли сжал подлокотники, костяшки побелели, но потом кровь к ним вернулась. Размяв одеревеневшие руки (то неприятное чувство, когда будто тысячи иголочек колет твою онемевшую руку), он оглядел разлагающуюся действительность.
«Что ты там говорил? Рассчитывал на Госпожу Удачу? Что она улыбнётся тебе и, возможно, даст подержать за грудь? Да, ты шутник, такой большой, а в сказки всё ещё веришь» — думал Глеб, барабаня пальцами по чёрной кожаной папке.
Неоднократно пытался заснуть, но безрезультатно. Маленький и бдительный шалопай, сидящий сзади, будто предвидя, что дядя засыпает, уверенно возвращал его из сна к реальности очередным пинком по креслу.
На несколько кресел впереди сидела мамаша с грудным ребёнком, который ревел, пытаясь привлечь внимание матери. Но та никак не реагировала на истерику, болтая с кем-то по телефону.
Справа, между ним и проходом, со счастливой улыбкой на лице храпел мужик, иногда издавая громкие неприличные звуки. Видимо, успел залить за воротник еще в аэропорту, и сейчас представлял собой бессознательное тело. Тело источало зловонный, до рези в глазах, аромат носков и ботинок. Ботинки стояли тут же.
Впереди Глеба, сидело некое подобие человека. Генная инженерия в деле. Учёным всё-таки удалось скрестить бегемота с человеком? Оно непрерывно что-то ело. Поместившись в кресло только с помощью стюардессы, легло тяжким грузом на колени главного инженера.
Возле окна сидел тот парень с парашютом и, похоже, был сильно чем-то обеспокоен. Возможно, боялся летать. Но при этом нацепил на голову камеру Go-Pro, чтобы заснять полёт. На таких людях обычно хорошо зарабатывают страховые агенты, предлагая застраховать свою жизнь и купить бронежилет.
Оставив все попытки заснуть, он решил изучить документацию по эксплуатации и установке необходимого софта, а также возможных неполадках и о способах их устранения.
Расстегнув папку, Глеб достал очки и принялся изучать документы. Парень, видимо, для того, чтобы отвлечься, заглянул через плечо. Рассмотрев непонятные для него чертежи, вытащил наушник из уха и шутки ради сказал:
– Очень похоже на схему сборки боевого робота под несколько метров, который однажды выйдет из-под контроля, убивая всех в подряд.
Глеб, ухмыльнувшись, повернулся к парню:
– Вполне возможно, что так оно и есть.
– Вы были бы осторожнее с вашими безумными экспериментами. Кто знает, к чему это может привести? – запротестовал парень и нервно подёрнул плечами.
– Я так не считаю. Подобные проекты помогут значительно облегчить решение задач, выполнение которых ранее не представлялось возможным, – парень округлил глаза, он явно был сбит с толку. Было непонятно, разыгрывает его собеседник или говорит серьезно. – А потом, – продолжал Глеб – ведь его можно использовать как в бытовых, так и в военных целях.
– Вы шутите? – он побледнел, и на лбу выступила испарина.
– Я? Как можно, голубчик? Ты только представь: брошенная своими детьми бабушка, приобретает нашего красавца. Так он ей и сумки с магазина донести поможет, и хулиганов отгонит.
Парень раскрыл рот и смог выдавить из себя несколько нечленораздельных звуков.
– Ну, а если бабушка не сможет решить вопрос с пенсией, – продолжал Глеб, войдя в раж – она смело может пройти без очереди в любой банк. Прямо не робот, а бабушкин помощник. Здорово, правда?
Парень заёрзал в кресле, не веря в то, что только что услышал. Его воображение рисовало невероятные картины. Он на какое-то время забыл свои страхи перед полётом, ведь у него появился более сильный страх – могущественный бабушкин помощник, не ведающий пощады и жалости. Выдержав театральную паузу, Глеб рассмеялся.
– Да шучу я, – парень, втянувший голову в плечи, как твоя черепаха, нервно улыбнулся.
– Ну вы, блин, даёте – сказал он, постепенно приходя в себя. – А что же это?
– Скажем так, – начал Глеб – всего я тебе сказать не могу, но это некая установка, отвечающая за генерацию и подачу воздуха, от которой зависят жизни многих людей.
– Ого! – удивился парень. – И что, она помещается в такую маленькую папку?
– Э, нет. В папке программное обеспечение, чертежи… Саму установку отправили морем. Но самое важное тут, – он еще раз постучал пальцем по папке. – Без этого оборудование всего лишь большой кусок железа.
– Вот это да! – парень нервно сглотнул. – Наверное, это чертовски сложно нести такую ответственность? Я бы не смог.
– Тут ты прав, – ответил Глеб. – Судя по всему, ты чего-то боишься, а учитывая эту штуку на твоих коленях и на твоей голове, я в этом абсолютно уверен. – Парашютист вымученно улыбнулся.
– Вы правы, – помедлил тот. – Извините, я так и не спросил, как к вам обращаться? – И протянул руку – Дима.
– Глеб Викторович, но можно просто Глеб, – улыбнулся он, пожимая протянутую руку.
– Вы правы, я боюсь летать, – ответил тот. – У меня пари на новый сноуборд и ящик пива Guinness, если я полечу на самолёте.
– И именно поэтому ты сознательно выбрал место в двух сидениях от двери?
Оба коротко рассмеялись.
– Что верно, то верно. Если бы я мог, я бы поехал поездом.
– А насчёт двери, даже если ты пожелаешь выпрыгнуть из самолёта сейчас, у тебя ничего не выйдет, парень
– Почему? – Недоумённо вскинул брови Дмитрий.
– Думаешь ты один такой? Раньше было достаточно людей, подвергающих неоправданному риску несколько десятков человек на борту самолёта. Например, опуская года, были те, кто хотел покончить жизнь самоубийством из-за безответной любви, политических и религиозных взглядов. Из-за этих людей конструкторам пришлось доработать некоторые нюансы и возможности дверей.
– Я даже не знал об этом, и что, нет никаких шансов выбраться из самолёта?
– На высоте в десять тысяч двери при работающем двигателе автоматически блокированы. Потому из-за различных уровней давления на борту и за ним система препятствует открытию дверей, иначе это приведёт к разгерметизации, и все те, кто на борту, особенно те, кто не пристёгнут, рискуют быть слегка неживыми.
– То есть случись что, мой парашют мне не поможет?
– Ну… – замялся Глеб – шанс есть, при аварийной ситуации, особенно когда самолёт опустится на высоту около двух тысяч, тогда открытие дверей возможно, а если что-то вдруг случиться с электроникой, так и в этом случае есть шанс открыть дверь вручную. Но это случается крайне редко.
– Откуда вы столько знаете? – удивился тот. – Вы, что работаете в этой сфере?
– Не совсем так – ответил Глеб – Моя первая жена была стюардессой, и перед каждым полётом она учила эти чёртовы инструкции.
Разговор прервала бортпроводница, поправлявшая подушку у человекоподобного обжоры впереди Глеба. Дав лёгкую передышку, боль на несколько секунд отступила, но потов вновь сковала его колени точно в тиски. Бортпроводница, улыбаясь, извинилась.
Что-то не понравилось Глебу в стюардессе, что-то противоестественное, такое же выражение лица было и у его жены. В тот злополучный день он приехал из долгосрочной командировки. Было похоже, что Анжела пыталась скрыть какую-то подробность, возможно ту, от которой он пришёл бы в бешенство, узнав это.
Он и пришёл. Очень трудно скрывать что-то от того, с кем ты провёл, по меньшей мере, девять лет брака. Как оказалось, пока его долгое время не было, она заскучала, и у неё была интрижка со старым школьным знакомым. «Наверное, это он был виноват», — думал Глеб, но менять было что-либо поздно, она была на втором месяце, а близости с законным мужем у неё не было достаточно долго.
Вот и эта, привыкшая к полётам и повидавшая на своём веку несметное количество абсолютно разных пассажиров, таких, как тот толстяк и хуже, вела себя, по крайней мере, странно. Глеб обратил внимание на вторую стюардессу за полуприкрытой занавеской, она разливала кофе и уже третий раз пролила мимо. Выругалась, поправила форму и пошла в салон. «Что-то тут не так», — подумал Глеб.
– А? Что? – вдруг было спросил его недавний собеседник.
Поняв, что только что произнёс это вслух , Глеб спросил:
– Ты ничего не замечаешь?
– Я? – Дима подёрнул плечами и затравленно оглянулся. – Что вы имеете в виду?
– Еще не знаю, но надеюсь, что это всего лишь причина моего недосыпания и только.
– Вы меня пугаете, Глеб Викторович.
– Я и сам себя пугаю — то понос, то золотуха. Пока нет причины волноваться. Нам нужно успокоиться и подумать о хорошем.
Тем временем на борту самолёта что-то происходило. Что-то, что бортпроводницы так тщательно пытались скрыть. Может пилоты что-то взболтнули?

Когда твоя жизнь перевалила за шестой десяток, по большому счёту трудно заниматься привычным любимым делом. Вот и Фёдор Михайлович – пилот со стажем более двадцати лет в авиации, шесть лет из которых летчиком-испытателем в военной авиации, а потом четырнадцать в гражданской, ощущал неуверенность.
Два года назад он попал в автомобильную аварию по причине сердечного приступа. Ему поставили кардиостимулятор. Обычно это крест на карьере пилота и списание по непригодности. Но за столько времени для пилота небо становится всем. Появляются правильные знакомые из числа главных врачей, те, в свою очередь, становятся друзьями, с которыми ты ходишь на рыбалку и пьёшь коньяк.
Фёдор Михайлович знал, к кому идти, сколько заплатить (хотя ему это практически ничего не стоило), для того, чтобы он продолжал заниматься своим любимым делом вплоть до пенсионного возраста. Дело замяли, а учитывая, что пилотов нехватка, потому как в авиации даже в тридцать семь еще пионеры, еще не пилоты. Были случаи, что пилот летал до тех пор, пока его буквально не выносили из самолёта.
Старый волк был профессионал своего дела и готовил своего «молодого» сменщика – второго пилота Владимира, которому к тому времени было около сорока лет. Общение было на уровне старых друзей.
– Ну, что Михалыч, что ты думаешь насчёт сегодняшней внеплановой проверки двигателей, выдержит наша птичка? – спросил Владимир.
– Выдержит, а куда ей деваться? – ответил Фёдор. – Скоро подлетаем, еще около получаса осталось.
– Хорошо, ты на рыбалку ходил в выходные?
– Не, я в этот раз с внуком Сашкой по грибы ходил, – Фёдор улыбнулся, вспоминая. – Он у меня такой любознательный. Спрашивает: «Дедушка, а это что за гриб? А мы увидим в этот раз косулю?»
– Вы с ним в прошлый раз видели косулю?
– Да, он прямо рот открыл и шёпотом мне: «Дедуш, а кто это?» А я ему: «Косуля.» А он как закричит: «Косуля!» Так громко, что я аж думал весь лес прибежит со всей округи.
– А косуля?
– Сбежала. Я ему: «Что же ты так громко кричишь?» А он: «Я не хотел, дедуш, косулю напугать.» И представляешь, губы у него затряслись, вот-вот слёзами прыснет. Разрыдался, ревёт, горемыка маленький. А я ему: «Ну вот, опять скрипучее дерево, скрипит и скрипит. Будешь реветь — говорю — не пойдёшь со мной в следующий раз в лес и перед косулей не извинишься.»
– Ну, а он? – подхватил второй пилот.
– Замялся, а потом успокоился, он же у меня гордый, скрипучим деревом-то быть неохота, да и косулю кто ж ему покажет? Мамка что ли?
Оба пилота рассмеялись.
– А мой — городской, ни на какую рыбалку его не затащишь. Ему то плейстейшн подавай, то «пап, дай денег на ролики, на планшет.» Дай, дай, дай, а как с папкой на рыбалку, к природе приобщиться — так ведь нет.
– Ничего, внуки будут, всё исправишь.
В дверь постучали.
– Занято, – сказал второй пилот.
– Так уж и занято, – зашла, улыбаясь, бортпроводница.
– Заходи, Люба, – сказал Фёдор. – Как там наши бобики? Не обижают тебя?
– В салоне всё в порядке, дядя Федь, – ответила она. – Меня кто и обижает, так это вот этот, – и указала на второго.
– Как же тебя не обижать, такую манящую? – сказал он, пытаясь обнять её за талию.
Она вырвалась. Сдув выбившуюся на лицо чёлку, поправила причёску.
– Ну, Вов! Причёску мне испортил! – фыркнула она. – Откуда вас таких берут?
– Охо-хох, – язвительно заохал он, положив ладони на щеки и театрально покачивая головой. – Причёска у неё сбилась. Чтоб ты знала: бывает, когда рождаются мальчики, бывает – Вовочки, – и засмеялся.
– Иди ты, – беззлобно сказала она. – Дядя Федь, у меня плохое предчувствие и у Ирины тоже, я видела ремонтную бригаду перед взлётом.
– Ничего не бойся, дочка, пока я жив, я эту птичку посажу, а тем более со мной особенный мальчик Вовочка, — Любовь улыбнулась и вроде бы даже немного расслабилась. – Ступай, Любушка, мы как-нибудь справимся, не волнуйся и делай своё дело.
– И смотри там у меня, с пассажирами особо не флиртуй, – добавил Владимир.
– Мне достаточно тебя, мой милый, – кокетливо подмигнула она, а затем, открыв дверь, вышла в салон.
– А ничего Любка, так и плывёт меж сидений, – мечтательно проговорил второй пилот. – А, Михалыч?
– Тебе виднее, особенный ты наш, – хмыкнул Фёдор.
– Полно тебе, Михалы… – самолёт тряхнуло, и на какое-то мгновение кабина погрузилась во тьму. – Что за? – только и успел произнести он. Свет включился, все индикаторы загорелись, датчики ожили.
– Что с высотой? Проверь показатели, курс.
– Подтяни Михалыч, крен на правое. Индикатор РПК сдох, магнитный компас неисправен.
Самолёт тряхнуло сильнее.
– Выравнивай! – приказал Фёдор, – Выравнивай!
– Всё, всё, легли на курс, – он стёр пот со лба. – Что это было, чёрт возьми?
– Не знаю, успокой пассажиров, а потом свяжись с диспетчером, может мы влетели в зону турбулентности.
– Да, сейчас, – второй пилот переключился на громкую связь – Уважаемые пассажиры, приносим извинения за некоторые неудобства, возможно, мы попали в зону турбулентности. Пожалуйста, не вставайте со своих мест и, если вам что-то нужно, обратитесь к бортпро… – договорить фразу он не успел, ещё одна более сильная волна тряхнула самолёт, Владимир сидел в полном ступоре, глядя, как первый пилот заваливается на бок, теряя сознание.

Самолёт тряхнуло, свет на миг погас, а потом зажёгся опять. По салону прошли короткие вскрики. Некоторые пассажиры заволновались, кто-то начал креститься, кто-то выразил вслух свои мысли, но опытные, стюардессы, как породистые гончие, натасканные выслеживать лису, мастерски справлялись с ситуацией, говоря заранее прописанные фразы.
– У меня плохие предчувствия, – тихо произнёс Глеб, посмотрев на командирские часы, стрелка которых бешено крутилась. Только спустя секунду понял, что произнёс это вслух.
– А-а-а… – выдавил из себя Дмитрий. Парень сидел неподвижно, как высеченный из дерева языческий идол, растерянно глядя на свои руки. Казалось, всё его детские страхи, которые он прятал столько лет в заколоченную наспех коробку, вырывались наружу.
Раздался спокойный, почти скучающий голос второго пилота. Пассажиры постепенно успокаивались, а кто не успокаивался – успокаивали. Только один человек на этом самолёте был спокоен, как дохлый пёс. Им был, возможно, самый счастливый человек в эту минуту – «бессознательное тело» (как окрестил его для себя Глеб), принявшее на грудь и теперь храпящее на весь салон, с умиротворённой улыбкой на лице.
Голос второго пилота оборвался так же резко, как накатила вторая волна тряхнувшая самолёт. Пилот звал бортпроводницу, забыв при этом выключить громкую связь. Какое-то время было слышно, как он матерится в голос, щёлкая тумблерами и кнопками, очевидно пытаясь выправить положение дел и безрезультатно выйти на связь с диспетчерами.
Одна из стюардесс бросив на полдела обслуживание пассажира, побежала в кабину. Наверняка, чтобы сказать пилоту, чтобы он выключил громкую связь и занимался своим делом, не пугая пассажиров. Стюардесса пробежала мимо трёх рядов сидений, но столкнулась с внезапно вставшим со своего места пассажиром.
– Первый пилот без сознания! – кричал второй пилот, – Повторяю! Первый пилот без сознания! – шум помех заглушил, следующую фразу.
Самолёт стал крениться на левый бок, очевидно пилот не справлялся с управлением. Из багажного отделения посыпались чемоданы. Глеб едва уклонился от красного сравнительно маленького чемодана. Несколько ламп вышли из строя, тележка с напитками завалилась набок. Впереди сидящий обжора подавился своей едой, теперь беспомощно хрипел задыхаясь. Ему никто не шёл на помощь.
(Шум помех, голос по громкой связи) – … большой кусок дерьма, навигационные системы пошли по… – шум помех. – Генераторы…
Радиовещание грубо прервала паника, вошедшая в салон. Появилась табличка пристегнуть ремни. Парень с девушкой стучали в заблокированную дверь туалета. Уединение там несколько минут назад казалось хорошей идеей, но не сейчас. Новый сексуальный опыт стал для них западнёй. В голову попытавшейся встать стюардессы ударил чемодан – она потеряла сознание.
– Первый пилот мёртв! – Раздавалось по громкой связи. – Отказал левый двигатель, сильная болтанка, теряю высоту. Повторяю…
Одна из стюардесс вернулась на своё место и пристегнулась ремнями. На её лице отображался весь ужас осознания происходящего.
– Мля, ну ё-моё! – досадно произнёс худощавый мужик с наколками на пальцах. – Только откинулся, что за западло? Вот тебе и привет от братвы, Коля…, а ведь, хотел же пиво, бабы, папиросы, а тут чай с пряниками и заточка для карандашей, – сказал он, открывая початую бутылку коньяка пятилетней выдержки. Сделав глоток, грустно подытожил – Вот, суки.
(Сквозь шум помех) – …роника вышла из строя, S.O.S.! Мы падаем…
Кто-то прокричал: «У него парашют!» – указывая на Дмитрия, который успел вдеть тонкие руки в лямки. В проходе образовалась потасовка, люди шли напролом, как звери, спасающиеся от огня на пути к спасению.
Несущийся на всех парах локомотив из человеческих, полностью обезумевших, тел сметал всё на своём пути, а тех, кто попадал под его «колёса», давил без сожаления и угрызения совести.
Дмитрий попятился спиной к выходу. Толпа напирала. Никто не хотел умирать, имея единственный шанс спасти свою шкуру. Самолёт тем временем терял высоту, счёт пошёл на секунды. Путь ему преградил решивший угомонить толпу здоровяк в штатском с пистолетом в руках.
– Всем оставаться на своих местах, никто не откроет эту дверь, – получив удар по затылку бутылкой, воздушный маршал упал, как подкошенный.
– Ошибаешься, фраер, – прошипел зек, решивший дорого продать свою никчёмную жизнь. – Привет от Сухого.
Он нагнулся, чтобы подобрать пистолет, и был сбит с ног двумя мужчинами. Драка из салона перешла в кухню. Зек, не выпуская пистолета из рук, приложил одного из нападающих головой об жестяные ящики для продуктов, второму, ударив коленом в пах, проломил голову рукояткой пистолета.
– Всём стоять, суки! Иначе порешу всех, кто решит рыпнуться! Ряженый мой, назад, сявки конченные…
Самолёт накренился еще больше, пилот, выводящий его обратно на курс, почти полностью потерял управление.
– Помпаж! Твою мать, Помпаж! – гремел динамик голосом пилота – Я не хочу умирать! Я…– шум поме – У меня сын, у меня…– шум помех. – Я… — неразборчиво.
Самолёт стало крутить, вибрации усилились. Зека бросило вперёд, на него тут же накинулись. Возня, сдавленные стенания и ругань. Выстрел, и один из нападающих выпал из клубка борющихся. Второй выстрел угодил в металлический шкафчик кухни, попав рикошетом в кого-то в салоне. Зека повалили на пол, руку с пистолетом придавили к полу, он сумел выстрелить ещё раз, пуля так же срикошетив от шкафчиков, угодила в иллюминатор, разбив его. Разгерметизация. Над сидениями выпали кислородные маски.
Глеб пробился сквозь толпу и вытащил за шкирку Дмитрия забившегося в угол кухни с затравленным взглядом. Сунув ему папку под рубашку, толкнул его к двери.
– Спасайся – это твой шанс, – тот было запротестовал, но Глеб встряхнул его. – Времени нет, в папке написан телефон, позвони по нему. В ней инструкции к починке неисправностей и программа, понимаешь? Тысячи жизней, тысячи! – снова толкнул его к двери. – Быстрее, пока они не очухались.
– Парашют выдержит нас двоих!
– Нет, спасайся один! – пытаясь перекричать шум, стоял инженер.
– Ну почему? Я уже прыгал с инструктором…– Глеб перебил его.
– Я боюсь высоты, – он развернул его к двери. – Разговор окончен.
Сзади прокричал пришедший в себя штатский, но было поздно — Глеб открыл дверь.
Дмитрия выкинуло наружу, хотя ему повезло, что он выбрал место в хвосте самолёта, за два сидения возле двери, а вместе с ним полетели еще несколько человек, кресла, чемоданы и прочий хлам. От открывшейся двери до разбитого иллюминатора пошла трещина, хвост самолёта отвалился, и самолёт под острым углом продолжил падение.
– Не хочу, не надо… — невнятно. – Не убивайте, не… – надрывалось радио.
Парашют отнесло к воде, а самолёт вертикально войдя в землю, взорвался. Возможно это судьба, однако Дмитрий не верил в судьбу, сейчас он на некоторое время стал хозяином своей судьбы. Но не было никаких гарантий, что баба с переменчивым и отвратительным характером не оборвёт тонкую нить везения.
Сейчас у него было столько же везения, сколько у задолжавшего денег мафии. С карманами, наполненными камнями и брошенного в воду. Одно дело — покинуть самолёт, другое дело — приземлиться и выжить. В его же случае десять из десяти – это пойти ко дну, запутавшись в собственных стропах. Вот уж ирония капризной бабы.

Автор готов к любой критике. Смелее!