Когда изменилась картинка всё и все вокруг забегало, замельтешило, ему вдруг стало поспокойнее, не он один нервничает, истерит. Время медленно, медленно, со скрежетом ржавых шестерёнок прокручивало не секунды, нет, а мгновения. Как в замедленном кадре: низкий звук голоса, плавные движения, а главное, лица: не так страшно искажались, потому что изменялись тоже медленно и плавно. Он переводил, как ему казалось, взгляд с предмета на предмет, с человека на человека с трудом, преодолевая густую, вязкую пелену, которая имела сметанную консистенцию. Чувства ушли глубоко внутрь и не собирались с ним общаться, не говоря уж о том, чтобы возвратиться. Создавалось ощущение видение самого себя со стороны, отстранённое и равнодушное, как- будто он смотрит привычно триллер по телевизору под чипсы или поп- корн, где сознание того, что главный герой, как бы его не убивали, резали, останется живёхоньким и здоровеньким. Скучно! В сегодняшней ситуации было что-то новенькое, не испытанное. Аа… Не было ощущения хеппи-энда, точно! Но чертовски было интересно посмотреть чем всё закончится. Неожиданно, какая- то женщина бальзаковского возраста стала его трясти и кричать, почему он не орёт благим матом, мол, это не в тему и не по правилам. Ему хотелось ей возразить, достаточно того, что кричит она, да так, уши закладывает. Попытался объяснится, но вышла неувязочка. Истерия — это колоссальное ускорение: десять слов в секунду. Он говорил один слог в минуту. То есть визави забывал предыдущий слог, на выходе получалась полная галиматья, которая в никакое сравнение — с глухим телефоном. Так они пообщались: одна выдала информацию ровно за полторы секунды, успев рассказать кто она да когда родилась, чем занималась, сколько раз была замужем, что все мужчины — идиоты, включая и его, потому что его реакция на происходящее совершенно отличается от её, а это первый признак дебила, тем более, что он не делает ей фривольные намёки ( а следовало бы, так как она выглядит очень даже ого- го, и по секрету, в постели тоже не промах ), и что он сидит как пень, когда все вокруг бегают и орут как сумасшедшие. Он ответил: «Я…» Далее шёл подробный отчёт почему да как он такой и сякой, но лимит был выработан и местоимение повисло в густом от страха и ужаса воздухе. Возникла неловкая пауза, которая длилась у обоих говорящих по-разному, в связи с различным по длительности временным континуумом индивидов.
Неожиданно он поймал на себе взгляд ребёнка, который сидел в кресле напротив. Женщина к этому времени куда-то растворилась, оставив после себя след амбре, в котором перемешались ярость, бешенство от того, что идёт не по её плану, животный ужас смерти и немного контрафактных дешёвых духов.
Похоже, что не он один был в состоянии некой временной нирваны. Ребёнок смотрел на него сквозь призму слёз, которые искажали глаза и делали их просто не по-человечески огромными. Было совершенно всё равно: мальчик это или девочка, он и сам-то вдруг подумал: » А кто я?» Мысль занятная: не именно мужчина или женщина, вернее, не только это, а кто по природе своей. Инопланетянин? Предмет неодушевлённый? » Душа.» — вдруг услышал он. Говорил ребёнок сидящий напротив. Оказывается дитя могло общаться с ним на одной частоте. Вообще-то, его немного подташнивало, но немного, в пределах допустимого, поэтому можно было согласится с малышом, что он — душа. «А ты?»- спросил он. » И я» — мгновенно пришёл ответ Губы не шевелились. «Выходит телепатия,» — осенило его. Решил поинтересоваться: «Долго ещё?» «Нет, » — ответил ребёнок, » Вечность.» «Ну слава богу! Мне, честно сказать, вся эта кутерьма изрядно поднадоела! Тишину жажду, покоя!» «Сейчас, дяденька,» прошелестел ответ, «Мы близко, вечность тоже имеет своё окончание, дальнейшая станция бесконечность.»
Они, крепко держась за руки, шли среди обломков самолёта, пытаясь найти собственные тела. К сожалению, ничего похожего, одни обожжённые, исковерканные трупы. «Ничего,» — успокаивал он ребёнка, -» Я слышал: могут дать новое тело.» Кто даст и за что, он не помнил, но такое складывалось у него ощущение. Пока мы верим — живём.

Автор готов к любой критике. Смелее!