Девиз этот года — разочарование. Я разочаровался в беззаконо убегающем времени, в заданной точке координат, где я сейчас нахожусь; друзьях, женщинах, отношениях с ними и в людях в целом. И они разочаровываются во мне. Давай уже, разочаровывайся быстрее! Мне ещё на работу надо успеть, в которой я тоже, бл*ть, разочаровался!

Причина разочарования проста — я от самокопания устал.
Устал «любить в одни ворота»: беззвучно стучать в закрытую дверь, и знать, что никто никогда не откроет.
Потому что, дома — никого… никого кроме меня самого. Скрестись дворовой псиной, без хвоста, от которой за версту несёт: перебродившим одиночеством, затхлостью вульгарных попыток — быть человеком и пошлым амбре от высокоградусного пойла (на 50% процентов состоящего из эликсира влюбленности и на 50%, из этилового спирта). Тошно от этого всего.

Одна мне — дружбу, а я ей со всей душой, с размаху, влепил: «люблю…». Подсунул, что вывалил — будто украл. Потом бежал и долго-долго петляя запутанными лабиринтами Питерских дворов, скрывался от преследователей. Заметая следы: мокрым снегом, выхлопными газами машин и ртами грязных попрошаек на автобусных остановках. Пряча под веками недовольных лиц прохожих, в желудках вагонов метро и под подошвами местных пьянчуг, что последнюю мелочь отдали за стакан «беленькой». А потом, раз! Развернул кулёк и… — вывалил всё содержимое на стол. А Оно ещё живое! Дышит, но едва-едва. Правда, тёплое, податливое, пусть и боящееся света, и злых людей — маленькое недоразумение. Недоразуменице. Зато «своё родное». Вымученное, выстраданное, выношенное, но «своё»! Плод, обречённой, беспечной искренности и изуродованной, множество раз изнасилованной (временем) наивностью. (Никому не нужный плод, между прочим, а ей и подавно).

На, бери! Теперь «Оно» твоё, целиком и полностью, только для тебя. Делай с ним, что пожелаешь. Всё что угодно… Всё-всё. Ну да, согласен, так сразу нельзя было. Нужно было повременить, закинуть пару веточек, чтобы пламя занялось, а не так — на сырые угли. В этом весь я — неопытный костровой, спалил пол леса, в итоге умер от переохлаждения. Неподготовленные умы, шарахаются, как от прокаженных, пугаются и советуют обратиться к мозгоправу. Словно я эксгибиционист, у всех на виду распахнул и похабно пугаю народ непотребщенной (обещаниями хорошей жизни, светлого нефильтрованного будущего и чистой, невинной порнографией наших серых будней). Оно и понятно. Я всё понимаю, не в первый раз же живём, но тут другое.

- Я «такое» не ем.
- Не нужно есть, дорогая, «Оно»‘* твоё. Вот, тут, в уголочке будет жить. Ты ему газетку постили и мисочку поставь с водой; а там, «Оно», само — возмужает, окрепнет и даст тебе всё что захочешь.
- А что «оно»** может?
- Хм… Дай подумать. Любить. «Оно» — может любить. Всем своим естеством и от всей души. Дарить тепло, нести радость в дом, да всё, что пожелаешь.
- Но…, я не хочу. Не хочу и не буду. Почему ты меня не спросил: хочу я «это» или нет? «Такое» я не ем. У меня своя диета. Забирай и неси откуда принёс. Да и сомневаюсь, что «оно» твоё. Может, кто-то потерял и сейчас ищет, переживает, волнуется. Всё морги и больницы уже обзвонил, а «оно» тут, у тебя — скучает по хозяину, мучается. Нет уж, баста! Забирай «эту» дрянь и уходи. Тут «оно», точно жить не будет.

И вот, я, собрал свои пожитки, кульки, облезлые обои моих не признанных чувств и вероисповеданий, обозванных контрабандой; выхожу в морозное весеннее утро. Опять трясусь в желудках общественного транспорта, задыхаясь от людей и их болтовни, садясь поближе к выходу. Мечтая о побеге: от реальности, от всех вокруг и от себя, естественно. А все, словно назло — окружают, сопят, фыркают, давят, так и норовя, толкнуть или поставить баулы сумок, на мои кульки. С открытым недоверием вглядываются в то, что я так старательно и стыдливо пытаюсь укрыть, под кожаной курткой груди.

А теперь куда «его»? А теперь кому «его»? Распакованное уже не обменять. Тем более, я, как обычно выбросил чек, в надежде на то, что играя в ва-банк, я поставил на счастливые числа. Но, не тут то было! Зеро — казино всегда побеждает. И теперь, «это» никуда не годится. «Это» никуда ни деть, ни пристроить, ни продать. Остаётся — лишь выкинуть. Хотя… старый стол на кухне, засижанный мухами, что остался от прежних хозяев — совсем расшатался. Может, и послужит ещё. Пока не буду выбрасывать. Будет стол поддерживать, а там, глядишь, кто-то и позарится. А там глядишь, и польза от него какая будет…

Моя умирающая надежда, посмеивалась на смертном одре, но молчала, как рыба об лёд. Зная, что даже умирающая надежда, не сможет убить, то что и так уже давно мертво.

Пусть, я хуже зверя, разве я не достоин жить?
Пусть, я хуже зверя, разве я не достоин любить?

*Это, Оно, Его — Сердце.
**Такое, это, оно — Говно.

Автор готов к любой критике. Смелее!