Постепенно я привык к жизни в доме любимой. Муж часто приносил ей цветы, она ставила их на меня. Снова двоякие чувства тревожили сердце: его цветы были поводом для нашего с ней нежданного контакта, и это радовало, но видеть ее осчастливленный мужем, а не мной лик было невыносимо. Большее унижение, чем брать взаймы у другого блаженство любимой женщины, сложно представить. Я воспитал в себе монашеское смирение. Служить ей стало смыслом моего существования.
Однако до святого мне было далеко. Всякий раз, когда ее муж появлялся в комнате, я испытывал гнусные, даже яростные чувства. Гнев вперемежку с мстительностью обуревали мое нутро. Иногда сердце не выдерживало и я издавал неэлегантный громкий треск, как тогда в магазине в момент нашей первой встречи. Сначала они не замечали, а потом, услышав его, ехидно хихикали, предполагая безумные, как им казалось, идеи, что я живое существо, а не мебель.
Помощница по хозяйству тоже раздражала. Глупость этой молодой девки ещё можно было бы простить, но наглость, подлость — никогда. При возлюбленной дурочка вела себя скромно и покладисто: этакая Золушка без претензии, но стоило любимой отлучиться, начиналось безумие. Первым делом недалёкая кидалась к шкафам с платьями и шляпками. Они летели на кровать и на пол. Она примеряла платья порой прямо сверху на грязный фартук, а шляпки — на потную косынку, сопровождая действие гоготом. Безмолвными стонами я умолял ее прекратить, а когда благородство на мольбы иссякало, я неистовствовал, кричал, задыхаясь, приказывал остановиться, но она продолжала. Маскарад случался в одни и те же дни, когда любимая уходила на занятия. Она преподавала пение в храме неподалёку. Церковный хор для детей-сирот при духовной семинарии долго не мог найти учительницу. Работать за копейки никто не хотел, а возлюбленная была ангелом, потому, узнав о вакансии, сразу пришла в храм и приняла предложение. Трижды в неделю помощница оставалась одна. Любимая была добра к ней и часто дарила чулки и ленты. Хамоватой девке было этого мало. Сколько бы хорошего ей ни сделали, любопытство брало своё и она рылась в шкафах. Скудомыслие, однако, не мешало ей с точностью до деталей убирать вещи на место. Любимая ни о чем не догадывалась. Бельевой шкафчик манил к себе безумную. Примерить девка ничего не решалась, но поразглядывать и поприкладывать не могла отказать себе в удовольствии. Я ненавидел и терпел. Лишь однажды, когда она, озираясь, подобно вору, беззвучно вытащила лавандовую коробку и начала бесцеремонно шариться в самом сокровенном, я не выдержал. После содеянного помощница, как обычно, замела следы и на цыпочках хотела покинуть спальню, как вдруг зацепилась чулком за мою резную ручку выдвижного ящичка. Чулок порвался, а на ноге выступила кровь от глубокой ссадины. Она колотила меня и чертыхалась, проклиная. Я был доволен собой. Месть свершилась. После этого случая лавандовая коробка оставалась неприкосновенной.
В тот день любимая вернулась в прекрасном настроении из храма, что-то напевала в коридоре, пока разувалась. В спальне же она резко переменилась: открыла шкаф с платьями, окинула его взглядом, будто пыталась что-то вспомнить или найти, следом села на край кровати совсем близко ко мне. В задумчивости она провела минуты три, потом открыла верхний ящик, достала лавандовую коробку, откинула крышку. Она будто чувствовала неладное. Я видел тревогу в ее действиях. Возлюбленная достала из коробки две карточки, долго смотрела на них, ее руки задрожали, а глаза наполнились слезами. Она рыдала над карточками, как безумная. Вдоволь наплакавшись, она успокоилась и, прижимая карточки к груди, тихо сидела, слегка покачиваясь на краю постели. В этот момент домой вернулся муж, он вошёл в спальню. Он знал, что произошло. Не проронив ни звука, муж встал перед ней на колени, обнял ее, и они вместе заплакали.
Я испытал стыд за свое любопытство. Я очень надеялся подслушать, что заставляло этих двоих так страдать, но этим вечером было тихо, как в могиле. Любимой полегчало. Снова он, а не я спас ее, и мне ничего не оставалось, кроме как благодарить ее мужа и смотреть во все глаза, как она любит не меня.

Замечания и советы приветствуются. В меру.