«Моральная ипохондри я — это эскиз, в котором достаточно увеличить толщину черт и усилить тени, чтобы завершить картину поздних форм меланхолии»

Опять этот незнакомый потолок. Мой обшарпанный, зарешеченный, призрачный, люминесцентный, посттравматический кошмар, наконец-то настиг меня. А над всеми пластмассовыми запахами: лекарств и параноидальной, повсеместной, массовой стерильности, я остро ощущаю вонь гниения собственной печени.
Я не помню, как здесь оказался. Не помню и того, что было до того, как разлепил ссохшиеся веки. Как я понял — это военный госпиталь.

Я не успеваю привыкнуть к новым соседям по палате. Потому что, как только я закрываю глаза, а когда через мгновение открываю их, койки передо мной оказываются опустевшими. Лишь по ночам, я отчётливо различаю, как кто-то ворочается во сне, борясь со своими внутренними демонами, расплачиваясь за грехи прошлого, валютой нервных клеток. И я, по-видимому, тоже.

Натужно скрипят продавленные кем-то пружины, за искусственной свежестью простыней, нет-нет, да, проскальзывает запах крови и испражнений, а постоянные стоны, возня и плач, не дают мне покоя. Всё чаще, сухой, застревающий в стенах кашель, бесцеремонно вырывает меня из беспамятства сна, а монотонное шарканье тапочек, сводит с ума. Но, как только, я поворачиваю голову на источник шума, койки оказываются пустыми. Просто сумасшествие какое-то.

Первый раз, когда я увидел его, он мне сразу не понравился. За блеском линз его очков, бегающие раскрасневшиеся глазки, как две бойницы из которых, так и норовят высунуться дула автоматов. На вопросы: «Где я?» и «Какой сейчас год?», он лишь отмахнулся от меня. Сколько я не вглядывался в окна позади меня, чтобы оценить обстановку и понять наконец-то где я нахожусь, но всё тщетно. Они, или были заставлены с другой стороны картонными коробками, или слишком грязные, чтобы что-то разглядеть. С того момента, я начал сомневаться в реальности происходящего.

Доктор, назовём его так, (хотя, после того, что он со мной сделал, я стал называть его – чудовищем). «Пожалуйста… не надо». Вот дерьмо, та ночь, опять всплыла в моём мозгу. Я боюсь потерять нить ускользающей мысли. О боже, нет… Я лучше, продолжу.

Доктор, делал записи в своём планшете, отмалчивался или отвечал уклончиво. В тот момент, мне хотелось задушить его, но я был не в силах даже оторваться от кровати. Ответов на вопросы: «Кто я?» и «Что со мной произошло?», я естественно, не получил. Он сделал вид, что не слышит меня, безразлично скользнул по мне взглядом, словно меня и не существовало вовсе, или я был, каким-то неодушевлённым предметом, типа прикроватной, пыльной тумбочки, а после, стал замерять мой пульс.

Я не ощутил прикосновения к своей руке и от этого весь напрягся. Он сделал ещё какие-то записи в своём планшете, и было, направился к выходу. А когда я, в очередной раз, отвлёкся, снова пытаясь разглядеть, что-то за окном, незаметно сделал мне укол. Это я увидел, краем глаза, но от меня не ускользнул тот факт, что я разглядел под его халатом. Хвост! Я в этом точно уверен. Хотя, ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов. Так я думал.

Второй раз, он пришёл ночью. Меня опять разбудил, чей-то стон или кашель, а может, упавшая на лицо штукатурка. Я точно не помню. Помню, что мне врезалась в память, навязчивая мысль, что я, наверное, окончательно лишился рассудка, раз вижу, как потолок пришёл в движение. Потом, что-то блеснуло в недрах побелённой поднебесной, и я различил проступающие контуры тела.

Из-за белого халата, он практически сливался с потолком. Ломанные, заторможенные движения, с лёгким покачиванием перед каждым «шагом» (так двигаются хамелеоны, пользуясь своей цветомаскировкой), и он тоже пользовался ей. Человек так двигаться не мог. Это точно. Да, и какой человек ползает по потолку, словно пресловутый паук? Это был не человек. Я знаю. Я это понял, когда увидел, ладонь, опёршуюся о стену, затем, вторую длань, незаметно скользнувшую с потолка. Возможно, он думал, что я сплю, ведь в шприце, что он мне вколол, наверняка, было снотворное. Однако, оно на меня не подействовало, или подействовало, но не так, как нужно.
Он медленно спускался по стене, вниз головой, держа во рту что-то похожее на скальпель, капая слюной. Слева от меня, скрипнула половица, я машинально повернул голову на звук, но там никого не оказалось. А когда повернулся обратно, его уже не было. Я потерял его из виду и судорожно вглядывался в призрачную Тьму палаты. Никого. Где-то на периферии зрения, скользнула чья-то тень, а потом, тяжёлая, неосязаемая рука сдавила мне рот. Я попытался оказать сопротивление, но руки не слушались меня, словно были привязаны. Когда оно, отняло руку от моего рта, я почувствовал вкус побелки. Крик о помощи, встал комом в горле и я понял, что задыхаюсь. Дальше, всё было, как во сне.

Я смутно помню, как мне разрезали грудную клетку. Никакой боли, никаких звуков, только кровь, много крови. Потом, я отрубился. Открыв глаза, я увидел торчащие ребра и ещё бьющиеся сердце, в окровавленных руках. Моё сердце! Последнее, что я помню, это тот, кого я вначале принял за доктора, облизывал свои окровавленные пальцы, ухмыляясь. И мысль, в пульсирующем, воспалённом мозгу: «Тварь забрала моё сердце! Я покойник…». Затем наступило утро.

Острая сердечная недостаточность, а точнее, недостаточность сердца, не только не убила меня, но и зародила во мне мысль, что я и так уже мёртв изначально. Просто, это какая-то странная форма загробной жизни и мне никто об этом не сказал. Что это – наказание. Так я думал, так я продолжаю думать. Ведь, если вытащить из двигателя машины какую-то важную деталь, она не поедет. Это, я как механик говорю. Почему-то, я помню, что когда-то, я был механиком. А ещё, я чувствую, что так называемый «доктор», что-то оставил у меня внутри. Возможно, скальпель, бинты, или другую медицинскую хрень. И это что-то, уже начало гнить. С каждым выдохом, я ощущаю этот смрад. Смрад мертвеца, не осознающего, что дни его сочтены и лишь извращённое сознание, продолжает держаться за жизнь, как за соломинку.

Скажу, честно, я какое-то время прислушивался к стуку сердца, даже пытался нащупать пульс на запястье. Это ни к чему не привело. Сколько я не старался, ничего из этой затеи, не вышло. Это означало, что сердца у меня и вправду нет. А раз его нет, значит и земные ценности мне больше не нужны. Еда, вода, сон. Зачем они покойнику? Я уже умер, просто этого ещё не понял. Вот и всё. Дни сменяли друг друга (или мне так казалось). Я ни с кем не хотел говорить, да и не с кем было разговаривать, по большому счёту. Так, я и проводил время, в затянувшейся на шее, петле Мёбиуса.

Потом, пришли они. Врачи. В этот раз человеческого в них было ещё меньше. Безглазые, словно стёртые ластиком незадачливого художника, что так и не научился рисовать лица. Возможно, я слышал, как шевелились их губы. Хотя, я отчётливо помню, что губ на месте, где им положено быть, не было.
Наверное, они, что-то спрашивали. Показывали мне какие-то картинки, хотя, я видел одни лишь смазанные силуэты. Не знаю, может, они показывали свою семью. Может, они показывали мою семью? А есть ли у меня семья? Одно, я знаю точно, что после первого опыта, встречи с врачом, я не спускал с них взгляд. И более того, в дискуссии не входил. Только раз, я поддался на их провокации, ляпнул, что, мол, я мёртв. Всё признаю, мне тут не место. Я всё понял и раскаиваюсь в том, что я сделал. Выпускайте меня. (Хотя, что именно я сделал, я сказать затруднялся).

После сказанного, они все дружно покачали головами и что-то мне ответили. Я нихрена не понял. Да и что можно понять по их стёртым лицам? Губ то, нет. Потом, они снова начали тыкать в меня свои карточки. Я плюнул в сердцах, послал их «по матери» и демонстративно отвернулся в противоположную от них сторону.
Это я зря. Это я сплоховал. Дал слабину. Чёрт бы побрал, эту гордость мёртвого человека. Когда я отвернулся, один их безликих, незаметно что-то мне вколол.

Да, ё-моё! Неужели и эти, всей стаей, придут ночью, дожирать мой разлагающийся труп? Да, мне уже и плевать, на этот кусок мяса. Ходить не могу, сердца нет. Пусть жрут. Быстрее закончится этот бред. Уверен и за окном ничего нет. Сжигающая всё на своём пути пустота. И атмосферы нет. Поэтому и лиц у них нет, и органов дыхания, тоже. Может, и дышать им не нужно. В загробном мире, вроде, не действуют законы физики и общепринятые нормы. Как там говорили: «А ты уверен, что сейчас воздухом дышишь?». Вот и я не уверен.
Тем не менее, они благополучно ушли. Я ждал их одну или две ночи, не помню. Я не спал, просто ненадолго смыкал веки. По всей видимости, по привычке, выработанной годами. (Интересно, сколько мне лет?). Однако, никто за мной так и не удосужился придти. Может, им хватило сердца? Или они едят совсем мало, словно растягивая удовольствие? Не знаю, что на это ответить.

В один из дней, безликие доктора снова оказались в моей палате. Приносили еду и таблетки. Есть, я отказался наотрез, а точнее опрокинул поднос с едой. Усыпить меня не удалось. Отравленную пищу, жрите сами, а я без еды себя прекрасно чувствую. Это им не понравилось. Они переглянулись своими безэмоциональными пятнами, там, где у нормальных людей, находятся лица и начали размахивать руками. Это меня позабавило. Двое, что покрупнее, скрутили меня, я силился вырваться, но силы были не равны. Без сердца я ослаб, ещё больше чем прежде и они насильно затолкали таблетки мне в рот. Твари бездушные.

Это повторялось несколько раз к ряду. И каждый раз, когда я устраивал бунт одного, в меня или пичкали таблетки, или кололи укол. А бывало всё и сразу. За дни борьбы, я сильно похудел. Моя, роба, словно тряпьё, висела свободно. Однако, за счёт моих сопротивлений, я напомнил телу, что такое движение. Я не только мог, оторваться от кровати, возможно, я смог бы встать при должной сноровке. С этого момента, я начал лелеять мысль о побеге. Да, я мёртв, но я лучше отдамся всепоглощающей пустоте, чем проведу тут, хотя бы ещё месяц. Пусть, меня разорвёт на частицы, лишь бы этот кошмар наконец-то закончился.
Я не помню, сколько прошло дней, после моей попытки побега. Я бежал. Ох, как я бежал. Но, заплутав в лабиринте коридоров, был пойман, деревом во врачебном халате. Изувечен и возвращён, отбывать своё гнетущее наказание, в одиночной камере без окон. Вместе с миллионом голосов, кашляющих в стенах, среди плачущих больничных коек и шаркающих по полу, то и дело, тапочек. В позе эмбриона, совсем ослабший, худой, но не сдавшийся – я копил силы на новый побег.

Заключение лечащего врача.
Пациент:
Уоррен Мак-Кинли
35 лет, военный механик.

Пострадал в результате аварии. По дороге с учений, возвращался домой на мотоцикле. На скорости в 100 км/ч. врезался в дерево. В связи с чем, сломал позвоночник и кости таза. В результате обследования было выявлено поражение лобных долей головного мозга. Что было до аварии, не помнит. Из-за снижения болевого порока, не восприимчив к боли. Лишился чувств.
Считает себя мёртвым. Ниже и далее цитата:
Потому, что один из врачей вырезал у него сердце, пока он спал.
Диагностирован Синдром Котара, в запущенной стадии.
Неизлечим. Усыпить.

Автор готов к любой критике. Смелее!