«Всё было суетой, галопом.
И жизнь, как будто черновик.
Но, над ошибками работа,
Мне жизни лист не обновит»…

Пролог.
Юлия жила в большом южном городе. Город был сказочно красив застывшей музыкой в камне, гармонично соединившей в себе европейские ритмы и восточные напевы. Вдоль широких улиц и проспектов журчали арыки, даря людям прохладу, а деревьям живительную влагу – в знойные дни. По утрам, поставив на плиту чайник и ожидая, когда он закипит, она раздвигала шторы на окне и уходила воспоминаниями в прошлое. За окном белели снеговыми шапками вершины гор. Воплощённая вечность, которой не было дела до людской суеты у подножья. Двадцать пять лет назад город был холодяще чужим. Они приехали сюда по направлению после окончания института. Ей не хватало родных, друзей и… Волги. Но рядом любимый муж, а она так молода, что смущалась этого слова. Легко, играя, она обустраивала дом. Ей нравилась роль хозяйки и то, что окружающие принимают её на равных, как взрослую.
Когда родилась дочь, «понарошку» закончилось. Город стал родиной дочери. А вскоре умерла мама, приехавшая понянчить внучку. Приехала в гости, а осталась навечно. Радость, а потом и горе сблизили её с городом. Он перестал быть чужим. Появились друзья, знакомые. Ощущение оторванности исчезало. Часто приезжал отец, который мучался одиночеством в родном Камышине. Но решиться на окончательный переезд в Алма-Ату не мог. Не мог поверить, что они обосновались здесь навсегда. Когда он выговаривал им за очередную громоздкую покупку: «Без этого вполне можно обойтись, при переезде лишние вещи — обуза» — они с Антоном украдкой переглядывались, пожимая плечами. Напрасно, вообще-то. Отец оказался пророком.
Спустя много лет переезд — таки состоялся. Не было уже в живых отца, в родительской квартире жили чужие люди. Они уезжали на историческую родину. В никуда. Но до этого ещё далеко. Целая жизнь. И ничто не предвещает беды, перетасовавшей всех, как карты в колоде, по национальности. Пока, живущие в городе — просто люди. Соседи, друзья, знакомые, сослуживцы. Хотя… Изначально все же была искра. Нет-нет, да и вырвется у братьев-славян: «Колбид узкоглазый» или: «Если бы не русские, вы до сих пор за юрты… ходили». Пусть негромко и не в глаза, но было. У сослуживицы, приехавшей в столицу из глухого украинского хутора, где она жила в белёной хатке с глинобитным полом и узнавшей, что есть цивилизация, а у неё – всяческие блага, в этом городе: «Понаехали тут из аулов»- коронная фраза. Не к добру было высокомерие. Да и чем гордиться? Великим и могучим? Цитата о его величии украшала кабинеты русского языка в школах, где учились дети разных национальностей. Родной, зачастую единственный, на котором изъяснялись. Кто с лёгкостью, кто с грехом пополам, кто на две трети разбавив матом. Язык — средство общения. На русском — оно самое прекрасное?
Первое знакомство с Казахстаном было из окна вагона. Двое суток — плоская как стол серая степь до самого горизонта. Пустынные разъезды из двух-трёх домов без единого деревца во дворах. И недоумение: «Неужели здесь можно жить?» На исходе вторых суток, на горизонте показались горы. Они приближались. С каждым часом становились все отчётливей и, наконец, подступили вплотную к железной дороге. Местами даже перешагнули через неё. В таких местах поезд нырял в кромешную тьму тоннеля. Тепловоз пронзительно вопил. Совсем как человек, когда ему страшно. «Горы далёкие, горы туманные. Горы». Её сердце замирало в почти детском восторге. Слова не притязающей на высокую поэзию, но созвучные порыву юности оторваться от приземлённой обыденности и мещанской обустроенности, песни, нарушив порядок, ложились строчками на первый лист их жизни.
………………………………………