Метро. Напротив меня, устроившись поудобней и достав газеты, электронные книги и телефоны, ожидали своей станции утомленные долгим рабочим днем жители столицы. Я прошлась взглядом по каждому: усталость, недовольство, желание скорее увидеться со своей семьей или просто развалиться на диване и насладится вечерними передачами. Достав плеер, я настроилась на сеанс музыкальной терапии. Очередная станция. Толпа пассажиров, поднялась с мест и, дождавшись открытия дверей, торопясь поплыла к выходу. Как обычно поддавшись любопытству, я стала рассматривать новых попутчиков, которые в свою очередь стали заполнять свободное пространство вагона. Первое, что бросилось в глаза, это потрепанные спортивные штаны темного бежевого оттенка с въевшимися черными пятнами на бедрах. За увиденным последовала мысль: «Ну вот, какая-то бездомная дикарка». Я уткнулась взглядом в особу, занявшую место прямо напротив меня. Это была молодая девушка, на вид, 18-19 лет. Одета безвкусно (не даром я сочла ее за не очень приятную особу). Давно потерявшая свою первоначальную белизну тонкая байка с растянутыми рукавами висела на девушке, как на вешалке. Было видно, что одежда подобрана не по размеру. Шнурки в старых поношенных тряпичных кедах были завязаны кое-как, сама обувь уже давно пришла в негодность, этому не трудно догадаться : передняя часть расклеилась, и по бокам разошлась ткань, дав свободу потрепанным пучкам черных и серых ниток. Девушка нервно перебирала пальцами грубую ткань на внутренней стороне манжета. В этих монотонных движениях просматривалась скованность и неуверенность. Несмотря на взъерошенность и неопрятность, волосы девушки были более или менее ухожены. Стрижка имела некий вид «каре», правда, даже я, не имеющая опыта в таких делах, смогла с легкостью заметить, что парикмахерскую девушка посещала довольно давно. После я обратила внимание на ее опущенные глаза: накрашенные неаккуратно и наспех они, казалось, были совсем невыразительные. Словно желая опровергнуть мое мнение, девушка перевела взгляд на листовки за моей спиной. Слово «невыразительность» явно не подходило для описания ее глаз. На самом деле они были глубокие…и до невозможности тоскливые. Мне сразу стало неловко из-за мысли о «дикарке». Казалось, эта девушка обречена на ничтожное существование. Мне вдруг стало до боли ее жаль. Я подумала, что у нее могли быть серьезные проблемы в семье. Может, она бросила школу, и поэтому ходила в обносках. Я снова взглянула на нее. Бесспорно, самые грустные глаза из всех, что я когда-либо видела. Но несмотря на всю их жалобность и боль они были невероятно красивы и чисты. Отчего-то я почувствовала огромное рвение помочь этой девушке. Захотела стать ее другом, выслушать все, что у нее наболело. Я была уверена, что смогу хоть немного ей помочь. Девушка будто услышала мои мысли, оторвалась от листовок и посмотрела мне прямо в глаза. И в этом взгляде была искренность и, как мне показалось, благодарность. Эта невидимая связь оставалась нерушимой несколько мгновений.
Метро. Напротив меня, нервничая и перебирая ткань на манжете, сидела сокрушенная молодая девушка с необычайно чистыми, душевными, переполненными грустью глазами. Этот полный скорби образ не давал покоя моим мыслям. Я держала в руках наушники и, забывшись, казалось, обо всем на свете, наблюдала за этой девушкой. Очередная станция. Пассажиры, засуетившись, стали шуршать газетами, набрасывать кофты, пиджаки и подниматься со своих мест. Дождавшись остановки поезда, девушка неловко пробралась сквозь столпившихся у двери людей и направилась к выходу из метро. Я провожала ее взглядом до тех пор, пока за стеклом снова не поплыли черные бетонные стены.
Этот маленький отрешенный мирок притягивает множество людей. Здесь нет обязанностей и проблем, нет жестокости и несправедливости. Здесь есть тишина, спокойствие и уединение, которых, порой, многим так не хватает. Здесь перед нами открывается нечто удивительные и редкостное, то, что обычно теряется в суете надземного мира. Правда, заметить эти поразительные вещи сможет только человек, по-настоящему питающий интерес и любовь к жизни метро.