- Дядь!.. Дядь, очнись!.. — неестественно пискнул Димка. В полумраке большой палатки ему вдруг показалось, что раненый перестал дышать.
«Господи! — мысли каким-то непостижимым образом превращались в горячие волны, больно бьющие по скулам изнутри, — Господи, что делать-то? И трясти его нельзя, и доктор далеко, и не закричишь — раненые кругом спят». Сам не зная почему, мальчик поднёс ладошку к щеке бойца и мягко, как мог, коснулся колючей щетины. Не сдержать уже было этих проклятущих горячих волн, перелились они через покрасневшие детские веки и покатились нечасто, одна за другой, да всё по одним и тем же дорожкам — блестящие в тусклом, мерцающем свете слёзы.
- Дядь… — то ли шепнул, то ли подумал Димка и, отвернувшись, несколько раз крепко зажмурился, промакивая солёную влагу на глазах.
Не хотелось мальчишке быть слабым даже наедине с самим собой. Ему ли, несколько раз ходившему связным под самым носом у немцев; ему ли, пропахшему насквозь дымом костра и оружейной смазкой; ему ли было сейчас распускать сопли?
- Митя, иди-ка на воздух. — произнёс далёкий и очень знакомый голос, — Митя… — и чья-то рука ласково провела по мальчишескому затылку. Вовремя провела — в сумраке палатки стало ещё темнее, и каким-то странным, зыбким стало всё вокруг…
Кто-то вёл его, кто-то обнимал и тряс, с чьих-то плеч из-за этого упала на снег полинявшая армейская телогрейка. Окончательно Димка пришёл в себя только у костра. «Вот огонь, — думал он, — я ведь его ненавидеть должен. От деревень одни печные трубы остаются, а от людей — и костей иной раз не найти… А я люблю огонь». Мальчишка почему-то улыбнулся.
- Ну вот так-то оно лучше. — только сейчас маленький партизан заметил, что он не один. Моисеич — крупный, седой, бородатый, в латаном полушубке, шапке-боярке и с ППШ на коленях сидел по другую сторону костра, изредка дымя своей трубкой.
- Выпугал ты, малец, сестричку нашу. Вона как за тебя переживала. — Моисеич по-доброму подмигнул Димке.
От палатки с ранеными отделилась тёмная фигура и медленно поплыла к костру, потом замерла, и в свете зажжённой спички блеснули стёкла докторских очков. Врач закурил, подошёл к костру, очень внимательно посмотрел на мальчика и присел поближе к огню на корточки.
- Вот интересное дело, Моисеич, — заговорил он, — соседний отряд немецкие егеря в пух разнесли, раненых полная палатка… И все живы.
Я так полагаю — твоими молитвами.
- Может и так. — старый партизан зачем-то посмотрел в небо, задрав голову и выставив вперёд свою роскошную бороду, — Ночь-то сегодня вон какая, звонкая, новогодняя.
Моисеич подобрал небольшое полешко и начал потихоньку выбивать об него свою трубку. С первым ударом Димке почудилось, что над лесом разнёсся едва уловимый звон больших часов, потом ещё… Ни с чем невозможно было спутать эти звуки, полные веры, надежды и будущей Победы, а красная армейская звёздочка на шапке Моисеича, переливаясь в свете костра, казалось, дарила всему миру что-то волшебное, рубиново-сказочное…
+ + +

- Господин гауптман, — Хорст появился как призрак, неожиданно, из ниоткуда, — Господин Гауптман, Вам надо на это посмотреть.
Офицер молча зашагал, наступая на следы, оставленные Хорстом в глубоком снегу. Ягеры только что осмотрели весь партизанский лагерь и не нашли ни одного трупа, ни одного раненого, никого. И это после почти часового боя.
Довольно далеко от места партизанской стоянки среди деревьев стояли несколько бойцов ягдкоманды. При приближении гауптмана они расступились, освобождая проход к лежащему на снегу открытому вещмешку, содержимое которого не могло не вызвать удивления.
- Я покажу. — Хорст, прошуршав маскхалатом, подошёл к находке, поднял и, встряхнув, расправил на весу большое пальто из красного бархата с белой меховой оторочкой внизу и по рукавам.
Гауптман с нескрываемым удивлением рассматривал странную одежду, но это было не всё. Рядом с мешком стояли белые мягкие валенки, расшитые очень красивым цветным узором.
- Ну как?.. — один из ягеров уже оделся в найденное и с хохотом поворачивался из стороны в сторону. Улыбка праздничным огоньком пробежала по лицам солдат.
- Откопали вот здесь. — Хорст наклонился, чуть приподнял рукой низкие и тяжёлые лапы старой ели, под которыми была разрыта в снегу небольшая ямка , — Собака нашла.
- Даже не знаю, что сказать. И не знаю, что с этим делать. Десять минут на отдых и уходим. — подытожил гауптман и расстегнул на груди маскхалат, чтобы достать портсигар. Но сначала он извлёк из внутреннего кармана небольшое портмоне, в котором хранилась фотография маленькой девочки, сидящей на коленях Санта Клауса. Гауптман несколько минут смотрел на фото дочери, поздравляя её в мыслях с наступившим Рождеством и ловя себя на том, что не очень хорошо понимает происходящее…