В тот день я поздно вернулся домой. Мороз под двадцать, холодный автобус, вечные пробки… и сумасшедший дом на работе. В общем, все как обычно.

Я прошел в кухню, включил чайник. По пустой квартире разнеслось приятное замерзшему уху шипение. Включить телевизор? Нет. Уставший мозг не мог больше переносить толпу орущих людей.

Я налил себе чаю и упал на софу. Над ней была небольшая полка с книгами: пришлось повесить, когда их не стал вмещать стеллаж в комнате. Да так и удобнее. Люблю читать.

– Что может быть лучше дивана, горячего чая и хорошей книги?

Разумеется, пустота не отозвалась.

– Правильно, ничего… вот и Олька вчера ушла… ну, да может, оно и к лучшему…

Во вращающемся в форточке вентиляторе завывал ветер…

***

Я не сразу понял, отчего проснулся. В окно хищно и властно заглядывала луна, заливая пол и стены ровным лучистым светом. Полнолуние. Что-то было неправильно, но я не мог понять что. Пока не услышал странный шорох в духовке… Сначала она шуршала, потом шипела, тряслась, и вдруг… разразилась оглушительным чиханием! А потом в дверцу печки постучали…

Чувствуя себя до невозможности глупо, я спросил:

– Кто там?

– Открой дверцу! – потребовали в ответ.

Опешив от такой наглости и до конца еще не сознавая всей нелепости ситуации, я автоматически подчинился. Духовка снова чихнула, подняв черное облачко сажи. Когда пыль улеглась, я увидел в глубине шкафа неопределенных очертаний нечто. Оно, впрочем, довольно ловко выбралось из тьмы и прошмыгнуло мимо меня в раковину. Об этом я догадался уже по звуку журчащей воды.

Когда вода постепенно смыла черную копоть, я смог разглядеть посетившее меня существо. Это было что-то космато-лохматое, больше всего напоминавшее сильно потрепанный клубок шерсти.

– Ты кто?

– Я Шарабошка! – надо было видеть, с какой гордостью он представился! А глаза такие большие, голубые и печальные, как первый весенний дождь…

– Барабашка?

– Шарабошка!

- И что ты здесь делаешь?

- Умываюсь.

Исчерпывающий ответ. «Клубок» тем временем закрыл кран и вылез из раковины, отряхнулся.

- И давно ты здесь… умываешься?

- Умываюсь недавно. Грязно у тебя в духовке. Ты там хоть иногда что-нибудь готовишь?

- Готовлю, – обиженно возразил я и тут же спохватился. — Стоп. О чем это я? Какая духовка? Какой шарабошка? Все, доработался… сошел с ума …

- Никуда ты не сошел. Земля не совершает остановки по требованию, ум, впрочем, тоже. А вот насчет «доработался» ты, наверно, прав. От тебя пышет, как от печки!

- Значит, я болен, и это просто бред.

- Если ты обо мне, то я не бред. Я самый обыкновенный шарабошка, так же, как ты – самый обыкновенный человек. Откуда столько скептицизма? Ты ж не физик, не математик, не техник. Профессия подходящая, почти творческая. Должен верить в чудеса.

– Я верю только в то, что вижу своими глазами!

– Меня ты видишь?

Против такого железного факта я не мог спорить.

– Тогда откуда ты здесь? Откуда берутся… шарабошки?

– От одиночества… И знаешь, в чем парадокс? Чем больше вокруг людей, тем сильней одиночество. Вот ты: друзья, коллеги, Олька… а я – здесь.

- Я не одинок, и никакой шарабошка-барабашка мне не нужен!

- Сколько раз тебе повторять: я не барабашка! С этими безобразниками я не хочу иметь ничего общего! – Гость так возмутился, что даже шерсть встала дыбом и залохматилась (если это, конечно, возможно). – А сейчас ложись-ка ты спать, об одиночестве мы с тобой еще поговорим.

Шарабошка проворно спрыгнул со стола.

- А ты куда?

- В духовку. Шарабошиться. Ты не думай, я тебе мешать не буду.

И действительно, он подпрыгнул, повис на ручке дверцы — она медленно опустилась. Шарабошка ловко залез внутрь, и дверца плавно за ним закрылась.

Тряхнув головой: привидится же! я пошел спать.

А утром вместе с привычным кофе на столе сидел… Шарабошка.

– Доброе утро! Как спалось? – спросил он, подталкивая ко мне дымящуюся кружку.

– Ничего, спасибо, — озадаченно ответил я и уселся на софу. – А ты все еще здесь?

– Конечно, а ты думал, я уйду? Нет, моя миссия еще не выполнена.

Он произнес это с таким важным и загадочным видом, что я всерьез забеспокоился.

– И в чем же состоит твоя миссия?

– Я должен избавить тебя от одиночества.

– Своим присутствием?

– Ну, по-хорошему, конечно, нужно тебя немножко перевоспитать, но если совсем никак не получится, то придется у тебя поселиться.

Пытаясь осознать происходящее, я и не заметил, как достал сигареты. Зато не замедлил отреагировать мой новый квартирант.

– Не курил бы ты…

– Почему? – Я так много слышал проповедей по этому поводу, что стало даже интересно, какую причину назовет мой гость.

– Ты знаешь, где у человека душа? – Вопросом на вопрос ответил Шарабошка.

– А она есть?

– Конечно, есть. В легких. Чем больше страдают легкие, тем меньше места душе. Она задыхается. Медленно, мучительно скручивается в удушьях, мечется внутри человека, бьется о ребра, рвется вверх, в глотку – на свободу. А когда она уходит… ну, ты сам знаешь. Поэтому курить – самое последнее дело.

– Интересная гипотеза, Ольке бы понравилась… только это невозможно доказать.

– Это не гипотеза, это факт! – убежденно поправил он меня. — Любое предположение уже есть факт. Даже если оно существует только в воспаленном мозгу полубезумного ученого. И, знаешь, — помолчав, добавил он. — Не всегда нужно кому-то что-то доказывать. Кому нужно, поймет сам.

– А если не поймет?

– Значит не нужно.

Прихватив маленькую кофейную чашку, (и где только он ее нашел?!), он шмыгнул к окну. Я никак не мог понять, как он двигается. Иногда мне казалось, что он вовсе не касается пола.

– Красиво…

Тут он был прав. Я, так и не решившись закурить, подошел к нему и тоже сел на подоконник, посмотрел вниз. Утром над городом расстелился туман. С высоты четырнадцатого этажа родной муравейник казался таким маленьким и уютно-сонным, спокойным, неторопливым, как будто укрытый облаками.

- Люблю облака. – Он читает мои мысли?? — Они там, в небе, тоже шебуршат. Только вы, люди, не слышите.

- А ты слышишь?

- Конечно. У нас, у шарабошек, очень хороший слух. Особенно на шебуршание, — с гордостью подтвердил он. И вдруг спросил, озабоченно так, с интересом, — Как себя чувствуешь?

- Нормально, — я даже растерялся.

- Ты говорил вчера, что болен. А сегодня в архив собирался, пойдешь?

- Да надо, наверно…

- Конечно надо! Кто-то же должен двигать вперед нашу науку.

- Незаменимых людей нет! – усмехнулся я.

- Зря ты так. Ты, конечно, стараешься изо всех сил казаться умным и серьезным, но таким никогда не найти Атлантиды. Поэтому бросай эту хандру и вперед к далеким берегам!

Конечно, Шарабошка был прав. Да и не так уж я ненавидел свою работу. Иногда мне даже нравилось.

- А ты? – спросил я у своего нового соседа. – Не заскучаешь?

- Что ты! Я же существую, чтобы скрашивать одиночество! Знаю немало способов скоротать денек, — при этом он так лукаво улыбнулся, что я тут же поверил и даже испугался. За свою квартиру.

- Ну, смотри! Сильно не шалить, шабаш нечисти не устраивать! – Как мог строго предупредил я. Подумав, добавил: — И чисти тоже!

Не знаю, насколько убедительно получилось, но Шарабошка немедленно вытянулся и даже честь отдал:

- Будет сделано! – и добавил на прощание, — Сильно не озорничай! И вечером возвращайся! – лукаво подмигнул и скрылся в духовке.

***

Вечером я вернулся. (Не оставаться же на работе). А когда вошел в кухню, остолбенел. Было от чего. Где моя любимая кухня в современном стиле хай-тек? Софу укрывал теплый, потертый плед, стол из угла перекочевал в центр, а единственным источником света стала старая-старая лампа с красно-гранатовым абажуром.

- Где ты взял это чудо? – Шарабошка даже просиял и скромно ответил:

- Из кладовки…

- Из чьей?

- Из твоей, что ж я воровать что ли буду? Ты его снял и забыл, а абажур – вещь священная. Помнишь как у Булгакова: «Никогда не сдергивайте абажур с лампы…»

- Нет, не помню… а ты откуда Булгакова знаешь?

- Это из «Белой гвардии», вон, она на подоконнике валяется. Ты так ее и не дочитал?

- Да нудная она какая-то.

- А мне понравилось. Она… уютная такая, вечная…

Уютная… теперь это было можно сказать и про мою кухню. А еще я вдруг понял, что не чувствую холода. Нет, конечно, в квартире всегда было тепло, но сейчас… я уже любил это место. Не было холодного лунного света, как вчера, обнажавшего кухню, выворачивавшего мою жизнь наизнанку. Здесь таинственный полумрак: яркая шапка абажура скрадывала почти весь свет. Здесь полупрозрачные кружки с чаем светились уютным коричневым теплом.

- Прошу к столу! – пригласил меня Шарабошка.

Я даже не стал возмущаться, мол, расхозяйничался тут. Мы сели за стол. Я удивился: чай оказался неожиданно вкусным, да и кофе не годился для такого вечера.

И только усердный вой ветра в вентиляции выдавал метельчатый февраль…

– Красиво, — пробормотал Шарабошка. — Только что-то грустно сегодня…

- Ты о чем?

- О ветре. Слышишь, как поет?

- Поет?

- Ну да. Я музыку очень люблю. Это у меня от дедушки. Он у Чайковского жил. Вот это был человек!

-Твой дедушка?

-Да нет, Петр Ильич. Какую музыку писал!

-А он знал про шарабошек?

-Знал. Мне дед рассказывал, как они по вечерам сидели у него в Клину, знаешь, там сейчас дом-музей? За окном так же вьюга, а Петр Ильич за роялем. Соло для ветра с оркестром. Он умел слышать музыку… в надрывном стоне вьюжно-февральского ветра, во вкрадчивом шепоте апрельской капели, в осторожном хрусте оранжево-сентябрьских листьев, в отчаянном грохоте влажно-июльской грозы… Музыка везде… Он умел ее слышать… и писать…

Когда Шарабошка о чем-то рассказывал, у него на лице появлялось такое мечтательно-детское выражение. В такие моменты он напоминал мне Ольку. Она тоже часто мне вдохновенно рассказывала о музыкантах, поэтах, художниках. Она обожала Питер и Копенгаген, играла на флейте и мечтала освоить арфу, слушала «Мельницу» и Шопена. Иногда меня раздражала ее восторженность, иногда я не понимал ее. Мне казалась, она жила только мечтами. Какие-то стихи, сказки, путешествия… Но с другой стороны, я-то чем лучше? Квартира, машина, работа… а как мальчишка обожаю лазить в горы, читаю фантастику, и мечтаю однажды раскрыть какую-нибудь тайну. Я все больше понимал, что Шарабошка прав. Я хотел казаться взрослее, умнее, серьезнее. А выглядел старым, глупым и занудным. Обидел хорошую девушку…

- Ты не расстраивайся, Андрей. Главное – понять свою ошибку. Это самое главное. Если знаешь, в чем ты неправ, намного проще что-то изменить. А она… она еще вернется.

И вдруг, правда, раздался звонок в дверь. Я подозрительно взглянул на Шарабошку: не иначе его проделки.

– И ничего это не я, а все очень просто: ты немножко изменился, и она немножко подумала. Вечно вы, люди, все усложняете.

– Кто «она»?

– А ты иди-иди, открывай! – ехидно улыбаясь «ответил» Шарабошка.

За дверью оказалась Олька. Растрепанная, запыхавшаяся. Без шапки.

– Привет! – ее красивые карие глаза азартно блестели.

– Привет, ты как здесь?

– К тебе пришла. Знаешь, я тут немножко подумала, может, все-таки сходим в кино? А то билеты пропадут. Когда там начало?

Ошалев от такого неожиданного примирения, я на чистом автомате взглянул на часы, на билеты,

– Полчаса…

– Так чего стоим? – Олька нетерпеливо потянула меня за руку.

– Сейчас, сейчас, дай мне хотя бы одеться…

В поисках шарфа я улучил минуту и заглянул в кухню. Так и есть: стол пустовал, Шарабошка исчез. Значит (если только все это не был горячечный бред), Шарабошка мне больше не нужен. Я обернулся к духовке и шепнул:

– Спасибо!

Мне показалось, или она чихнула мне в ответ? ))