Она подчеркнуто нервно и красиво прикуривает сигарету. Она все и всегда делает красиво. Такой вот у человека талант. То, что она не дождалась, пока я щелкну зажигалкой, указывает на неминуемый «серьезный» разговор. Ровно через три затяжки (очень красивых, артистичных затяжки) последует список причин, по которым мы просто не можем быть вместе и именно с сегодняшнего дня. Первые полтора-два десятка можно пропустить, я знаю их наизусть – это мои старые тысячу раз прощаемые недостатки. Свежеприобретенные или вернее будет сказать недавно открытые качества (безусловно, негативные) моей гнусной личности последуют в конце.

Она все и всегда делает красиво. Поэтому даже если не вслушиваться в ее замечательно логичные, литературно-блестящие фразы, можно наслаждаться эмоциональным совершенством (совершенной эмоциональностью) жестов или божественной осанкой.
Седьмая причина – моя нечеловеческая лень, в прошлый раз она была третьей. Понизили в значимости, а может быть лень теперь занимает всю первую десятку моих недостоинств?
Стоит призадуматься… О многом. Например почему ни один журнал не хочет печатать мой крайне гениальный рассказ, а за рекламные частушки отстегнули 70 у.е., и что с этими у.е. делать – оплатить ли счет за квартиру, купить новый «винт» для своего Celeron-а или положить в мешки, те, что по утрам под глазами? Неумение выбирать – это двенадцатая причина, которая идет сразу после нерешительности и перед мотовством, невероятно сосуществующим с регулярной финансовой несостоятельностью.

Она все делает красиво. Действо, имеющее место быть сейчас, называется «красиво уходить». Мне ужасно стыдно, что вся эта красота расходуется на такого неблагодарного зрителя и слушателя как я. Знаю по крайней мере полдюжины человек, мечтающих быть на моем месте, пусть даже в сегодняшнем качестве носителя всевозможных человеческих пороков. Судя по всему, кому-то из этой полдюжины вот-вот посчастливится. А я, останусь в неутешном одиночестве и проведу остаток жизни, ежесекундно сознавая свое ничтожество и беспутство, лишившее меня возможности лицезреть Совершенство. Еще надо бы посыпать голову пеплом, выработать мученический взгляд, в котором светится мольба о возвращении. Может быть, немного поползать на коленях, страстно хватаясь за подол платья в отчаянной попытке хотя бы задержать неминуемое расставание. «Именно так поступил бы достойный человек в подобной ситуации», — читается в ее взгляде. Я это знаю, и мысленно оправдываюсь лишь тем, что достойным человеком меня может назвать лишь умалишенный (на констатацию сего факта, собственно, и направлен ее нынешний монолог), и то, что, встав на колени, я едва ли смогу «страстно хвататься за подол» в силу его (подола) мини в сочетании с моим далеко не баскетбольным ростом.

Попутно я думаю, что возможно рассказ напечатают в местной прессе, и ослепительный блеск моего таланта заставит московских редакторов рвать волосы на и без того почти лысых головах, кляня себя за творческую близорукость, и накалять мой телефон предложениями соблазнительнейших контрактов и баснословных гонораров. Пожалуй, стоит выработать красивую подпись специально для автографов. Дизайн суперобложки для Моей Первой Книги давным-давно разработан и хранится в предвкушении триумфального выхода в потаенных уголках электронной памяти «персоналки».
Она эффектно замолкает, ожидая моей реакции, отличной от механического вращения зажигалки вокруг поперечной оси. Я оказываюсь не готов, так как пауза наступила на полторы минуты раньше расчетного времени. Почти МХАТовская пауза, только Она молчит красиво, а я просто молчу. Нет, нет, виноват, я молчу нагло, хамски, просто-таки пошло молчу.

Она снова закуривает, а я опять не успеваю с огнем. Быть Окончательным Идеалом ей мешают две дурные привычки – сигареты и я. Причем от одной из них Она избавиться может, но пока не хочет, а от другой наоборот.
Молчание определенно сбивает ее с толку. Уходить под молчание Она не считает возможным, необходимы овации, слезы, на худой конец – скандал (ну, естественно, красивый такой скандальчик, впрочем, красота – это по ее части, а я должен обеспечить сам процесс скандирования (оскандаливания?)).

Говоря по правде, мы с ней отличный дуэт, в смысле актерский. Последнее наше «окончательное и бесповоротное» расставание, произошедшее на вечеринке в честь Нового года, или Рождества, или еще чего-то зимнего выбило слезу даже из самых прожженных циников, коих среди моих знакомых изрядное количество. Но сегодня настроение не то. Сегодня я хочу, чтобы мной восхищались. Даром что ли листы рукописи так живописно небрежно рассыпаны на самом видном месте. Конечно, до лавров и фанфар еще далеко, но пара (десяток-другой) сотен комплиментов отнюдь не помешала бы.
Отрываюсь от созерцания сигареты, замершей над пепельницей в изящном полете, демонстрирующем (попутно) безупречный маникюр и утонченное благородство пальцев. Красиво, черт возьми! Но несовершенно… Несовершенно?!! Точно — столбик пепла на сигарете слишком длинный, нет, понимаешь, «золотого сечения». Непростительная промашка. Она больна? Нет — Она читает. Читает! Ура!!!(шепотом) Пепел некрасиво, вульгарно сваливается прямо на стол. Расстеленная на столешнице газета морщится от боли и чернеет от обиды, из-за этого портрет на передовице начинает угрожающе скалиться, но кому дело до газетных страданий, если Она читает, а я боюсь шевельнуться, чтобы не спугнуть выражение ее лица, которое никогда не мог ни описать, ни запомнить и ради которого… Ради которого я каждый раз сажусь за клавиатуру, не обращая внимания на желчь рецензентов, усталые вздохи заместителей главных редакторов, насмешливое превосходство (изредка сочувствие) в глазах издательских секретарш.

Она быстро читает, и через несколько секунд ее глаза встретятся с моими. Я должен быть готов.