И когда ее нежную одолевал Морфей, -
я боялся дышать, я был бездыханно тих.
Сын мой, в ней вмещался целый котел чертей,
только ангелы в ней же превосходили их…
Эта та, кем не будешь вовеки по горло сыт,
в ней был ключ ото всех потайных дверей…
Я молчал, как тоскуют по телу ее холсты,
и как много о ней не ведает галерей.
А она, как рассвет оставалась всегда свежа,
всемогуще шикарна, по-детски мила, хрупка.
У таких, как она под корсетом блестел кинжал,
я был — царь, я был — раб, я был глиной в ее руках.
В ней, как в тигле, кипела, бурлила живая страсть,
в ней пылать, в ней накаливать бы клеймо,
мне совсем не страшно было в нее упасть,
было страшно без сил заранее изнемочь.
И когда поутру изобилие в ней греха
покрывала девственность красоты…
Я ее обожал… она же была тиха,
я ее тишиной упивался до хрипоты.
Сын мой, из нее бы не вышла жена и мать,
от нее исходила сила другой любви.
Знал бы ты, как она могла пронзительно убивать,
воскрешая лукаво игривым своим: «живи».
Неземное мельком замечалось в ее чертах,
и звало, кроме всех превосходств земных.
Знаешь, если б земля держалась на трех китах,
мальчик мой, я уверен, — она приручила б их…

Замечания и советы приветствуются. В меру.