Ночью все кошки серы, все луны белы, и только шёпотом, что бы там ни, пожалуйста;
ближе друг к другу стены, немее тело, и каждым шорохом — словно порохом вне, и ужас старости,
дряхлости и бессилия, венок синих и хрупкой ветхости рёбер-веточек, угасания
памяти и мышления вплоть до тления, до утери лиц и слов, имён и снов — одним касанием
вылечит вдруг другой, шевельнувшийся рядышком, у соска,
и вы задремлете оба, длинно и сладко, связаны ниточкой молока.