Выставляю на суд жителей Рифмера нашу совместную с Римом работу.

Ну, здравствуй, не хотелось мне писать так скоро.
Всё в прошлом… сожжено… могильна суть костра.
День ангела изжален был глухим укором -
слова, слова… Душа мне не даёт соврать!
Когда бы умереть хотела я до срока
отпущенного мне безжалостным судьёй,
сожгла бы твой портрет — глаза на нём с упреком
приказывают жить. Как жить в аду, мон дьё?!
Трагедия — твой стиль, и в драматизме быта
объятия как боль: позволен выдох. Вдох -
позволишь или нет? Любовь в саду забыта
осеннем… Память вновь пьянит нас нотой «до»,
в ней взгляд наивный, робкий твой из-за букета
(умытого дождём) хрустальных хризантем.
Повадки, помнишь ли, несмелого эстета?
Молчание… И поиск подходящих тем…
Я не в твоем меню! В ближайшем ресторане
ты походя менял любовь на суету
официанток. Нет! О личном… слишком ранит.
Прощай, забудь! Бегу искать свою «мечту».

**********************************
Не ждал вестей из мест уже забытых!
Уютно мне без свар и горьких слёз,
и подозрений бесконечных пыток…
Как был приятен мерный стук колёс,

что уносил меня от жизни прежней,
надуманных шекспировских страстей
(тебе, надеюсь, хочется всё реже
играть Джульетту для своих гостей).

О, ты права, я и сейчас наивен,
мне защищаться лишь хватало сил.
А помнишь, дорогая, майский ливень -
где темной ночью чёрт тебя носил?

Мои измены? Спишь ты или бредишь?
На каждый брошенный случайно взгляд
тобой написан целый сонм трагедий -
в аду тебя, быть может, исцелят!

И, чтоб сберечь родное пепелище,
оставь в покое бедный мой портрет.
Пока мечту свою ты где- то ищешь,
куплю салфеток — слёзы утереть.

*************************************
Джульетта?! Дездемона! Мавр- изменщик!
На горле до сих пор, мне кажется, рука
твоя мерещится, покоя нет пока
не выполнит она приказ из мести.
Наивность как вуаль! Во что мы верим:
в буддизм, костёр — реинкарнацию души
(которую давно ты продал за гроши,
а, может дьяволу послал трансфертом)?
О, боже, может ли понять мужчина
понятия простейшие: семья, очаг?
Салфетку, приложив к бессовестным очам,
найдут они какую- то причину,
в газету взгляд воткнув, не дать ответа.
Недолог — брошенных и одиноких путь.
На перепутье не стоят, пора свернуть
к теплу костра, который манит светом…
Недавно ночью — сон: дождь травы косит,
ты с рыжей девушкой гуляешь вдоль пруда.
Вдруг, вспыхнув, в чёрном небе чиркнула звезда…
Спросила: «Как зовут?» Ты буркнул: » Осень.»

*************************************
Приехали: эстет — теперь Отелло!
Психологу поведай свой кошмар!
А ты, пожалуй, очень бы хотела,
Чтоб по утрам стонал от жестких нар.

Да можешь и в бахаи записаться,
Но я уверен в истине одной,
Что ни в какой из всех реинкарнаций
Ты не была примерною женой:

Семью, очаг сберечь ты не сумела,
Любой бы сбросил тягостный хомут.
Чужда и ядовита, как омела -
Продашься поневоле хоть кому.

Вся наша жизнь — обманчивая росстань:
Костер желанья, безразличья ад…
И выбрать сторону надежную непросто,
Быть может, легче повернуть назад,

Чем забываться в сновиденьях ложных?
На одиночества оскомину наплюй,
Язвительность свою верни-ка в ножны…
И знай: я рыжих с детства не люблю!

********************************
«Язвительность» — так называют правду
теперь? Но в этом — не моя вина.
Законодательство мужчинам — в радость,
эстетика объединяет нас.
Вот вековой удел — замужних женщин,
союз скреплённый волею мужчин
и каждый в нём — не больше, и не меньше,
мы одинаковый имеем чин.
Ты забываешься: в семье нет главных,
есть ты и я и мирный договор
судьёй третейским, и тогда всё ладно
(кто ж одеяло на себя, тот — вор).
«Очаг» — «хомут» какими словесами
бросаешься, «родной»! Семья — ярмо?!
Такое скажешь ли пред небесами
представ? Мужчины! В головах что — смог?
Дальтоники не различают цвета,
мальчишкой жить — отсутствие ума.
Коль юноша здоров и не с «приветом»,
не жизнь ему, он ей поставит мат.
К тому веду, каштановый — не рыжий,
не дети мы в песочнице играть.
Быть может, письма сделают нас ближе,
скелетов пусть шкафах — немая рать.

************************************
Ты можешь не считать меня галантным,
Но рассуждений тонкая вуаль
Не числилась среди твоих талантов.
Теперь — ты просто мудрости скрижаль!

Прости, устал от размышлений тяжких,
А мой сарказм — очередная блажь.
Секунду, только сделаю затяжку -
Сердитый взгляд в письме не передашь…

О равенстве: ты не была рабою,
Во всех вопросах главный голос — твой,
Быть замужем — не торговать собою,
А лишь стараться быть самой собой.

Не удержусь: до критики ты падка!
Но, если начат нами диалог,
Давай не вспоминать о недостатках,
Ведь так не избежать банальных склок.

А, может, пригласить тебя на «саммит»?
Возьму из шкафа лучший свой скелет.
И, как когда-то в сквере под часами,
Забыв о перепалках прошлых лет…

********************************
Есть в одиночестве изъян, есть красота
но с элементом наркотического бреда.
В нём простота судьбы и ада суета,
что душу на ремни кровавые разрежет.
Где визави всегда не прав, путь правишь ты
под монастырь, который мнится сладким раем.
Врагу стреляешь в сердце, но — увы, мечты -
своё словами- пулями нещадно ранишь.
Спросонья на подушку руку опущу,
привычно пустотой пронзит меня прохлада
белья несмятого тобой, безмолвья шум
мне говорит, сложилась наша жизнь нескладно.
Страстей трагичность для театров хороша,
быт ежедневный в зеркалах нам корчит рожи.
В углу икона шепчет мне: «У вас был шанс…»
Обидно: был богат как Крёз, но даром прожил.
Прости, возможно, осень у меня в гостях -
Пришла платить мне увядающей валютой.
Вот тленных денег злую пыль держу в горстях.
Опять икона из угла: «А может, любит?»

*********************************
Докурена восьмая сигарета,
Глаза слезятся. Глядя на экран,
На свой вопрос не нахожу ответа…
Наигрывает «зонтики» Легран.

Не знаю, счесть ли это знаком,
Но из моих окон я вижу сад,
Скамейку, как в «Весне» у Пастернака,
Зеленую, волнующую взгляд.

Наверно, до оскомины банальна
В саду скамейка, ива у реки,
Но это было, было нашей тайной,
И будет, расставанью вопреки.

Пленённые пассажами Мишеля,
Несутся мысли сотнями синкоп:
Ты помнишь панораму Ла-Рошели
И римских площадей калейдоскоп…

Поверь, когда воспоминанья впустишь
В пронзенный пустотой и хладом быт,
Уйдет из сердца боль «осенней» грусти
И тяжкий груз мучительных обид.

**********************************

Когда связующим звеном
нас опоясала надежда,
ушли бы в прошлое все «но»
и стали мы как были прежде.
Но в чём надежды — суть двоих?
Святая нить — метаморфозы,
когда скрепляет краткий миг
любви и ночью правят грёзы.
Когда отчаянье души
вдруг ненароком счастье метит!
Ребёнок чудо довершит,
звено связующее — дети.
И две безбожных головы
над третьей склонятся в поклоне.
С судьбою будем не на «вы»
мы говорить и без условий.
Нам так бы жить, ну а пока
пол- сердца — жив, пол- сердца в коме.
Страсть серебристого виска
уж никого не беспокоит.
Разорванный починим круг,
конец объявим мы началом
и, может быть, к нам счастье вдруг
волшебной лодкою причалит.

*********************************

Секут нещадно душу мысли-плети.
Поверь, не нужно лгать самим себе -
Соединят нас, без сомненья, дети,
И я не против… Ввериться судьбе…

Хоть необычно, но не так уж глупо
Зажить как раньше… после стольких лет.
Ведь мы еще способны на поступок -
Пусть смотрят нам с недоуменьем вслед.

Как просто и чудно одновременно
Впустить в сознанье старый термин — «мы»,
Гордиться на двоих одной вселенной,
Дурачиться, любить и брать взаймы.

С волшебниками в нашей жизни туго,
И чем бесплодно на судьбу пенять,
Давай приеду я к тебе, подруга,
И, пусть звучит избито, жди меня!

**************************
Как ясновидец, проникаешь мысли,
но я скучаю по твоим рукам.
Ты чувствуешь? И кто был в прошлом, мы ли?
Давай же взглянем на себя издалека.
И в серебристой раме поднебесья
увидим двух отверженных людей.
Мы любим, верно, милый? Ну а беды
оставим в прошлом, как бы не у дел…
Черёмуха укрылась белой шалью,
сирень оделась в синее манто,
ночь спит под звёздной сумрачной вуалью -
от слов твоих попала в сказку Оз.
Вернись, я твой хочу услышать голос:
ласкающий красивый баритон.
Я приготовлю к чаю сладко- горький
тобой любимый шоколадный торт.

Автор готов к любой критике. Смелее!