В далёком якутском таёжном краю,
Жил-был человек неприметный.
Любил он родню и работу свою,
Природу любил беззаветно.
Все знали – везучий он промысловик,
Стрелок – самый меткий в округе;
Всегда зверя в глаз бил, уж так он привык,
Суров был к вандалу, к хапуге.

*** *** ***
В те годы в красивой и гордой стране,
В горах и долинах Кавказа,
В безумно жестокой и подлой войне
Бойцы погибали спецназа.
Границы России нарушив сама,
Резнёй наливалась и крепла
В краю благодатном кромешная тьма,
«Святя» себя кровью и пеплом.
Сошествия банд бородатых чертей
С оружием, падких до денег,
На древних нагорьях чечен, ингушей,
Где царствует сказочный Терек,
Для сёл, городов обернулись бедой,
Руинами жизни, и горем
От вражеской жажды поганой пятой
Стать в Каспий, и в Чёрное море.

*** *** ***
Однажды увидел наш славный якут
В докфильме каком-то, случайно,
Как русских бойцов где-то снайперы бьют,
И ширится список печальный.
Как сетует вслух боевой генерал,
Мол, снайперских кадров нехватка,
И асы уходят, что были вчера,
А каждый – ценнее десятков.
Вскочил наш охотник, иначе не мог:
«Как так, погибают ребята!
Я им пригожусь, я надёжный стрелок,
Я русский, а русское – свято!»
Немедля собрался, поел на ходу,
Укутал винтовку-подругу;
Не ведал он с нею ни страх, ни беду,
В жару безотказна и вьюгу.
Что дальше – неведомо, сведений нет,
Как он добирался до места,
Носитель заметных якутских примет,
С оружием – и без ареста.
Спустя, может, пять, может, восемь недель
Он прибыл, шлагбаум потрогал:
«Скажи генералу – из дальних земель
Поспела, однако, подмога».

*** *** ***
Тяжёлых боёв затяжных череда…
Свинцом наливаются веки…
Седой генерал. В кружке мятой вода…
««Двухсотых» полсотни, калеки…»
Звонок с КПП*: «Что там? Что-о?!. Пусть войдёт!»
Вошли часовой с визитёром.
Бурят или чукча… Поймёшь его, чёрт!
И щёлочки-глазки с напором!
«Откуда ты? Кто?» – говорит генерал.
Тот с гордостью: «Мы – сахалары*.
Я телик смотрел – ты охотников звал.
Я прибыл. Улус* Анабара*».
«За долларом что ли? Карманы пусты?»
С обидою: «Нет! – отвечает, –
Слыхал, нет военных честнее, чем ты.
А слух не бывает случаен.
Не надо мне денег и разных даров.
Вели, чтоб к винтовке патроны
Несли в потайник, пару хлебных кусков.
Не будет врагам угомону!»
«И что, это всё? – удивлён генерал –
Возьми СВД* хоть, с прицелом!»
«Спасибо, я «моську»* отцовскую взял,
И с нею отправлюсь на дело».
Глядит генерал: может, чем-то помочь
Сумеет отчаянный малый?
Дела плоховаты… Отправился в ночь
Пришелец лесной, небывалый.

*** *** ***
Конечно, его проверяли потом,
Но он не нарушил ни разу
Того, что сказал. Уходил невесом,
Как призрак, потёмками мазан.
Что жив, приходил – понимали: дупло
С патронами, хлебом пустело.
Вечор или ночь, или вновь рассвело –
Бандит в ожиданье обстрела.
Недели проходят, и месяц, другой –
Доносятся враки и слухи:
Завёлся охотник, безжалостен бой
Его «трёхлинейки-старухи».
И «почерк» приметный: всегда только в глаз
Разит окаянная «моська»!
Стал гонор потише, и пыл поугас
Внутри разношёрстного войска.
Уже осторожней наёмники-псы
Шныряли в долинах зелёных,
Кривели вояки от пули-осы,
Навеки застыв удивлённо.
Прозвали якута – Невидимый бес.
Придёт, и гадалки не надо:
Штук сорок положит и – снова исчез;
Привет, бородатые гады!
За бесовы уши от гор до низин
Награда росла ежедневно.
Покоя не стало. Пропел муэдзин –
Колышутся вражьи деревни:
Дозоры, бинокли, радар, ПНВэ*,
Крутейшая оптика Цейса*;
В «зелёнке», в руинах не видно, в траве –
Хоть целься туда, хоть не целься…

*** *** ***
Бахвальство пустое, мол, русский баран
Совсем воевать не пригоден,
Сменилось на злобу: якут-хулиган
Стал скоро проклятия вроде.
Но вот на подмогу бандитам летит
По снайперству главный учитель.
Из асов он ас, очень грозный на вид –
Ложитесь, враги, трепещите!
Он впрямь очень лихо схватился за гуж:
Одиннадцать дней наблюдая,
Заметил: на крыше полынная глушь
Пореже, где кровля худая.
Прибором ночным долго в темень глядел,
Покуда в траве, чуть помятой,
Винтовочный матовый блик не узрел
И смутную тень азиата.
Он всё рассчитал, ошибиться не мог,
Навёл перекрестье прицела –
Гуд найт, мой хороший. Утоплен курок,
И смерть в темноту полетела.
С рассветом, идущим расправиться с тьмой,
Увидел стрелок забугорный:
Открытая «лёжка» с измятой травой,
И кто-то затих под забором.
Не веря, на миг осторожность забыв,
С оружием наизготовку
Ступил на площадку открытую, взрыв
Не слыша в глазнице. Винтовка
Упала под ноги, и рядом он сам,
Незрячим единственным глазом
Уставился в солнечный утренний храм,
Прощённый и проклятый сразу…

*** *** ***
«Товарищ военный, отец-генерал!
Дозвольте до дому мне убыть.
Помог, чем сумел, враг покладистей стал,
Ему проредил-то я зубы.
На родине прорва осенних работ,
Одна за другой, поспевай-ка.
Дозвольте, пойду, а на будущий год –
Опять к бородатому зайке».
«Тебя удержать я не в праве, сынок.
Ты воин, каких я не видел.
Российскому войску ты славно помог.
Иди же. Никто не в обиде».

*** *** ***
Ушёл, как и прибыл, охотник-якут
С отцовскою «моською» верной,
Но слухи, рождаясь то там, а то тут,
Кусали бандитов за нервы.
Жестокая правда тоскливо-страшна
В действительной жизни российской.
Она, говорят, никому не нужна
Своей энергетикой низкой.
Штабным генералам, чиновным ворам
До правды, уж точно, нет дела.
Они только смотрят – настала ль пора
«Подчистить»? И действуют смело.
От горя, разрухи Кавказ цепенел;
Россия тупела от боли,
Сынов предавая, кто честен, кто смел,
Слабела в буржуйской неволе.
От пули наймита погиб генерал,
Тот самый, что верил якуту,
Что жуткую правду доподлинно знал
Про кровь, ордена и салюты.
Потом через зиму наёмник другой,
Усердный в неправедном деле,
Нашёл, разыскал за таёжной рекой
Героя, нащупал в прицеле…
————————
Подбрюшье России, кипящий Кавказ,
Развал беззащитной границы;
С ножом и гранатой безумный намаз,
И злобой заросшие лица…
Но русскому духу неведом предел,
Он крепче в борьбе почему-то,
Как коготь сапсана, что точен и смел,
Как тихая пуля якута…

Автор готов к любой критике. Смелее!