Когда твоё мнение идёт в разрез,
Всем
Сладкоголосым подхалимам,
Теряется былой интерес
К тоталитарным режимам.

Вначале он был горд,
Что твой пёс.
Пророчил
Великое и непоколебимое,
И с гордостью кость свою нёс,
И прятал от народа «любимое».
Он был в Париже,
Там нашёл любовь.
«Любовь» с ним ехать отказалась,
Кусал свои он губы в кровь,
А больше ничего и не осталось.
Потом другая,
Моложе на пятнадцать лет,
Оковами чувств, пленила душу.
Затравленный жизнью
Наш поэт,
Роняет на пол
Бездыханную тушу.
Да, ладно!
Не верю!
Не может быть такого!
В тридцать шесть прожитых лет,
Литературный деятель,
Пойди, поищи такого!
Наставляет на себя пистолет!
А еще и записка эта,
Предсмертных слов
Сконфуженный итог.
Слишком много не свойственных
Поэту,
Карандашом,
Намалёванных строк!

Что тут писать?
Его застрелили!
Списав на самоубийство
От душевных ран.
Но мы-то знаем,
Что убили,
Он стал
Не угоден
Всяким мужам.

Автор готов к любой критике. Смелее!