Песочные часы, мой отмеряя день,
В глаза тоски насыпать не забудут.
Из зеркала глядит, уставившись, тюлень
Наивный, лупоглазый, ждущий чудо.

На дне пивной бутылки пенистая ночь
Под солодом укрылась и уснула,
Но если водкой ей прохладною помочь,
Вдруг вынырнет русалочкой Урсулой.

О чём пылает речь, в том сути никакой,
Подводным многословие — не важно.
Есть чистый белый лист под твёрдою рукой
И оживёт на время холст бумажный.

Расскажет: город ливнем был распотрошён,
До немоты разрядом оглушило,
Как по углам, ослепшим, шарил закусон -
Спиртное в горле жгло калёным шилом.

Про то, что солнце стало бледным и чужим,
Нет веры в разноцветье, в сад Эдема.
Мир розовых очков растаял, отчий дым
Уже не сладок — горькая дилемма.

Рубахой грудь рвануть, но псом я — на цепи,
В ошейнике прескучных обстоятельств.
«Лети!» — кричал себе, теперь шепчу: «Лепи
Цепь сволочных не нужных мне приятельств».

Ложь ледяным куском вновь выпала из уст,
Стрела судьбы не в цель попала — мимо.
Я лёг в твою кровать, мой дорогой Прокруст,
Надеюсь, это будет гильотина.

Автор готов к любой критике. Смелее!