- Лесная страсть -
Прости ваниль разлили по бокалам
И кровь мне хлынула в лицо.
Любовь, как хворь лесных пожаров,
Не остановит ничего.
В мой лес, подчас,
Не вхожи гости,
Я выгнал к чёртовой матери зверьё!
Я спрятал под корнями кости
И вроде тихо,
Никого…
Листва из почек примет роды
И троп затянуться рубцы,
В тот жаркий день моей погоды,
В мой лес и заглянула ты.
Я был польщён, в глубинах леса,
Как ты без страха глубже шла,
В глазах с оттенком интереса,
А я подумал: «вот лиса!»
Ну, что ж,
Пускай заходит в чащу,
Хочу узнать, что нужно ей.
Моим корням, как можно чаще,
На пользу перегной людей.
Я видел рябь на женских лицах,
С желаньем жгучим — пошалить.
Я понял, поздно,
Та девица,
Решила лес воспламенить.
Про меж деревьев став украдкой,
Хитро достала коробок.
(Я был той книгой, ты закладкой)
И спичкой чиркнула о бок.
Деревья гнулись,
Топорщились кусты,
Горела чаща и я дремучий с нею.
Ты разожгла огонь любви,
Я не жалею!
Слышишь не жалею!
Окунувшись в простыню тумана,
Трава всплакнула слезой -
Это утро мой лес умывала,
Как новорожденный росток,
Росой.
Автор готов к любой критике. Смелее!
Загрузка ...Оценки:
AvtorRim - "10"
Возможно кому-то будет интересно получить книгу когда она выйдет Пишите сюда https://m.vk.com/helixbrainworm или сюда zen66686@mail.ru
Александр, Вы публикуйтесь здесь: под своим стихотворением, я буду читать.
хорошая мысль Рим, как всегда в точку)
Вот и славно, и договорились.
- Должник тишины -
Я искал водопад
В бумажной пустыне,
Слёз твоих глаз, выплаканное море.
Пересекая дюны, отчаянья линий,
У красной кромки дюн,
Шёл за тобою.
Берега полей, границы под запретом.
По клеточным меридианам
Проложил я маршрут.
Я был изнурён ламповым светом,
Не теряя надежду, что ты ещё тут.
Бумажные пески впитают следы,
Брошенных наспех необдуманных фраз.
Я невольный путник и должник тишины,
Собирающий осколки, что остались от «нас».
Мы как отзвук прошлых отношений:
слёз и ласк, пощёчины любви.
Ты и я — совсем несовершенны,
каждый свой мирок под небом свил.
Попрощайся с солнцем и с закатом
ночь захватит навсегда сердца.
Боль тоски останется за кадром.
Рай — счастливым, одиноким — ад.
Здорово! И похоже пропуска в Ад уже печатают)
- Лодка одиночества -
В лодке места на двоих,
Мне бы взять себе девушку в пару.
Но напротив, сидит,
Противный старик,
Я на вёслах,
Он – наяву.
Мы плывём по водам тихого омута
И по очереди высматриваем, где чёрт.
Я забрасывал мысль: «почему я не с ней?»
А старик насмехался: «что, не клюёт?»
Одиночество и я – плыли до ночи.
Я вытер пот,
Пробуждая жителя ламп.
Тот бился о стёкла, взывая, о помощи,
Одиночной, прозрачной камеры раб.
Небо мать – выпускало светлячков
И тут, и там разрешая родиться.
Наш маленький светоч
Сквозь стеклянный покров,
Тянулся к ним, чтобы резвиться.
Но утром,
Небесные собратья ушли,
Растеряв свой шарм и жизненный блеск.
Одиночество тихо буркнул:
«Туши…
Пришло время, смены мест».
Он на вёслах, а я иду в сон,
Чтобы встретить там ту,
В кого был я влюблён.
Мне казалось: идём с ней вдвоём
по пустынному миру проулков,
что инстинкты любви жадно пьём,
от которых сердца бьются гулко.
Звуки сердца сплелись в унисон,
зависть радует глаз посторонних.
Явь- хирург растерзала наш сон:
нет любви, есть ложь тестостерона.
Утонули в болоте судьбы,
нелюбовь обнимает веригой.
Не пьянит колдовством «если бы»,
забавляется ревность интригой.
Попрощайся и спой: «Спи, усни,
за закрытыми веками — море…»
Пред судьбою склонились мы ниц.
С богом стоит ли смертному спорить?
Явь — хирург это что-то невероятное. Благодарю Вас Рим!
- Глаукома —
Я резал руки о лезвия звёзд,
Топил свои ноги в космической пыли.
Сквозь грани пространства я нёс,
То имя, о котором забыли.
Механик господень,
Ангелами затравлен.
Прирученный бессмертием навьюченный раб.
Он думал, что план его гениален,
Неверный код доступа он вводит в анклав.
В бороде,
Паутин небесных нити.
В глазах моих галактик колыбель.
Я был создан собой до вселенских событий,
Только кто я теперь?
Он снял предохранители, смеясь до хрипоты.
Абонент не доступен, оборванна нить.
Потеряв со мной связь, филиалы земли,
Продолжали звонить.
Они молились,
Будто бились об стену,
За час миллион окровавленных лбов.
Механик божий сломавший систему,
Активировал вирус:
Глаукома Богов.
Пришли пророки и религиозные вожди,
Меня считали создателем,
А я лишь
Подключился к сети…
Как пожиратель природных ресурсов,
Металлическую руду пускал я по вене.
Погубил с десяток Иисусов,
Пока один из них,
Не оказался в теме.
Они его приняли за «своего»,
За, то, что делал вино из капельной пыли.
Всё было прекрасно, но есть одно «но»,
Они его распяли,
А не просто убили.
Мне бы пить соки сквозь церкви и храмы.
Но, что делать?
Ещё один парламентёр убит.
Я вдыхал порошок звёздной отравы,
Но выдохнуть не смог –
Канал связи закрыт.
Помню, резал руки о лезвия звёзд,
Как топил свои ноги в космической пыли.
Сквозь грани пространства я нёс,
Свой крест…
Что со мною отныне.
Создавая его
Создавая его, приложил палец божий к виску
и сказал, что отныне зовётся сей раб Иисус,
что в подруги навеки даёт человеку искус,
срок придёт, мол, его на святейший престол вознесу.
Полушарие правое — бездна эмоций и чувств
полушарие левое тянется к мысли- мечу,
а душа — огонёк, берегись, смерть задует свечу.
Может, плюнуть на всё и покорно идти к палачу.
Было, не было ль, только волшебный сюжет в голове
крутит эту пластинку без устали из века в век.
Лоб разбитый об крест не докажет досужей молве,
как не верят слезам в меркантильно- холодной Москве.
Есть спасение: рай возможен для беглых рабов,
он лежит в подсознании, там, где бог и любовь.
Есть другая свобода: начинается с тризн и гробов.
Выбирать путь до рая ли пропасти волен любой…
спасибо Рим, как всегда тонко!
Ваше творчество, Александр, всегда меня вдохновляло. Творите, пишите.
Спасибо уважаемый Рим, взаимно!
- Немая обезьяна -
Расскажи мне о любви,
Одолжи чувства, коих я не имею.
Поселился во мне
Реалист чистой воды.
К сожалению, в любовь
Я больше не верю…
Не то, чтобы не верю совсем,
Скорее –
Моя вера подверглась надлому.
Осыпались надежды
Штукатуркой со стен.
Шелуха не к лицу даже старому дому.
– О чём ты? – спросите вы.
Закрыв глаза, уши и рты
(Грязными ладонями!)
Две обезьянки из трёх:
Слепы и глухи,
А третья – немая…
(Бьётся в агонии!)
Она видела,
Как тот, кто клялся любить,
Бросил жену, что изношенный свитер.
Раз плюнул в колодец,
Изволь же испить:
К нестиранным рубашкам,
Новоявленный триппер.
А, что она –
Хранительница семейного очага?
А, что она?
Запила в итоге.
В компании собутыльника-алкаша,
Покорно
Раздвинула ноги…
У немой обезьянки уши в крови,
Трое детей оказались в детдоме.
Всё лучшее детям!
И жизни цветы,
Оказались сорняками на семейном газоне.
У немой обезьянки есть тоже предел.
Эта тонкая грань терпения лопнет.
Слишком многое вам
Рассказать я хотел,
Но боюсь обезьянка от этого сдохнет.
Перетерпим
Расскажи, что такое «любовь»,
научи, как укрыться мне кожей
мимикрии поверженных слов,
подыграть одиноким несложно.
Ведь таков обезьяний мирок,
где танцует вальсок monkey business.
Разум выгнан давно за порог,
сумасшествию выдана виза.
Промолчит поднебесный хирург,
он разрезал, ему нет и дела,
не господь — он, простой Демиург,
что из чёрного делает белым.
Но нигредо мне чёрной дырой
прожигает нутро страстной злобой,
словно бесится роза ветров,
и зверюга растёт в доле лобной.
Я за веками спрячу себя,
нет любви, есть усталость и жалость,
но с годами закончится «я»,
перетерпим, немного осталось.
великолепные метафоры! спасибо Рим, вы как всегда на высоте!
Перетерпим? А кармы тиски
Просто так опадут, позабудут
Про твой ум, что разорван в куски,
И не вспомнят про данную ссуду?
И родишься ты в тысячный раз
Чуждый хворям и искусу мыслей,
Что приравнен к навозу алмаз,
Вновь на божьем вися коромысле…
Суть мужская — высокая квалификация, хрустальная мечта — профессионализм. С днём рождения, Жека! Дай тебе бог мечту воплотить в жизнь, все у тебя для этого есть.
Почему-то вспомнил выражение
Бриллиант упавший в грязь, остаётся бриллиантом, а грязь поднятая до небес, остаётся грязью
Философия высшего порядка, Александр! Именно вербальная огранка даёт блеск и богатство бессознательной идее.
День рождения это здорово! А, что касается исполнения желаний, всё в ваших силах Евгений!
- Белый шум многоточия —
Меньше смотри новостей,
Больше читай книжки.
Проверенным, источникам верь,
Шевели мозгами,
Только не слишком.
Наша жизнь –
Кассета с мультиком детства,
Вместо которого,
Папа записал порнофильм.
В песочнице мира недостаточно места
И игрушечным солдатикам,
И работникам фирм.
Многоточие –
Привычное окончание фраз,
Ты думаешь,
Что ты человек-загадка.
Трёшь солнцем натруженный глаз,
Среди облаков,
Ты соринка…
Закладка…
Весна шуршит целлофаном пакетов,
Вместо крыльев перелётных птиц.
Для птиц не существует запретов,
Для птиц не существует границ.
Ты идёшь, уткнувшись под ноги,
Погрузившись в музыкальный эфир.
Мокрая обувь, впитает дороги,
Заливая соседей верхних квартир.
Иди,
Притворяйся счастливым!
Улыбайся!
Будь вежлив и мил…
Биполярные включи ориентиры
И делай, что выгодно другим.
Многоточие –
Недосказанная мысль, блюдо цензуры.
Шевели живой пастой кольцевых червяков.
Выдавай за действительность
Ценность культуры.
Телевизор, интернет
И эксперт наш готов.
Вы уж простите, я нигде не воевал,
Не мёрз в земле, кормя вшей окопных.
Только веру в людей
Я, увы, растерял,
Как в особей антропоморфных.
Они – псевдоэрудированные,
Знатоки общественных мнений.
Коллекционеры технологий,
Но удавят за грош.
Даже самый непризнанный гений,
С голодухи возьмётся за нож.
Про других уже сказано много,
Но для каждого существует свой собственный «я».
Иди же проспись, городской недотрога!
Заготовка в станке, ты систем шестерня.
Весна курит в открытую форточку,
Выдыхая ядовитый дым производств.
Хочется поставить жирную точку,
Но поставлю три…
Ибо, выбор мой прост.
Чумовой пир равных
Шевелить мозгами — не дрова рубить,
открывая книгу — тонешь в чьём- то мире.
Мысль — твоя рабыня: Коломбина- бит.
Есть приказ — вперёд, коль нет — по стойке смирно.
Равных нет как нет, есть разные в миру.
Нам не различить их по оттенкам кожи.
На тебе подгузник? Жив ещё Прокруст,
маршируют толпы с солдафонской рожей.
Хомо сапиенс, восстань и бей в набат,
пандемия века: потребитель правит.
И в навозе тонет хлипкая судьба,
хлеб и соль — встречайте чумовой пир равных.
Ого! Я прямо вижу всё это! Какие яркие иллюстрации! Браво Рим!
- Пощёчины реальности —
Я отравлен ядовитыми парами города,
Безнадёжно-упавшим, ломая хребты.
Я так зол на себя, но поверь не от холода,
Иду
По разбитым надеждам малолеток зимы.
Я помню старушку:
В её глазах ещё теплилась пристыженная юность,
(Ведь когда-то она была молода).
Необдуманный поступок,
Необдуманная глупость,
А на лице паутиной времени,
Наслоились года.
Изувеченный извозчик дисковых сапог,
Хромающей походкой тащил в своё лоно.
На грязном полу подле старческих ног,
Клетчатая сумка с половиной батона.
На лице отпечаталась
Печаль тысяч лиц,
А в глазах благоверный трепет пустоты.
У книг одиночества миллионы страниц,
Для рождённого в звуках,
Самый страшный – звук тишины…
Я шёл с остановки, не в силах угомониться,
От пощёчин реальности раскраснелось лицо.
На улице
Новорожденных снежинок игривые лица,
Не ведающих вовсе,
Что их время пришло.
Недосказанная мысль, как всегда между строк –
Я оставлю её при себе.
Если, что-то не понял, сделай глоток,
Окружающей жизни, виноградин в вине.
Сожалеть не моё
Надо мною висит чёртов город,
фанфарон фонарями украшенный.
Ненавистен он мне, но и дорог,
многотонною башней безбашенный.
Я и молод, и стар, он безликий,
лишь морщинами улиц изрезанный.
Он — ничтожен, порочен, великий,
узок стройкой, проспектом безбрежен он.
Разлетелись слова, только чувство
раздувает жар амбивалентности,
возбуждая меня словно мускус,
и орёт: «На вокзал — за билетами!»
Будь ты проклят, гранитное чудо!
Ослепили витрины- диоптрии.
Ты — Иван- дурачок, мудрый Будда
подкупаешь нас в розницу, оптом ли.
Мы срослись и душой, и судьбою,
словно корни, мутанты сиамские.
Хоть я вою ночами от боли,
сожалеть не моё, это дамское.
Браво Рим!
- Машина времени —
В машинах времени много людей.
Они крепко спят в анабиозе.
Чем медленней время – тем люди в ней злей,
Застывшие в неудобной,
Неестественной позе.
Будто черви в банке,
Все толкаются и мнутся,
В биологической массе, не дадут отдохнуть.
Мне заботой людей не судьба задохнуться
И нет силы, дышать в полную грудь.
Я воспряну духом, разрастаясь, всё шире,
Заполняя пространство,
Надуваясь, как шар.
Что-то тесно стало – рты загомонили,
Только поздно – я расти продолжал.
Когда первых трёх я подмял под себя,
(В сонном царстве ни тени тревоги).
Ещё двое раздавлены, моим собственным «я»,
Кто-то кричит, чьи-то хрустнули ноги.
Паника замкнутого пространства,
Что шальной рикошет –
Прилетит, можешь сразу ложиться.
Кто-то хочет сбежать, но выхода нет,
Я делаю всё,
Чтобы на всех положиться.
Рос я, что подоспевшее тесто,
Подоспевшее тесто, что растёт на дрожжах.
Заполняя собой всё свободное место,
Обволакивал спинки, обволакивал страх.
Я, что геополитический неонацизм,
Разросся до размеров своего апогея.
В машине времени, как единый организм,
Понимание приходит, что теперь везде Я.
Кто-то шумно выдохнул, у меня за спиной,
Кто-то что-то неразборчивое сбоку сказал.
Я потряс не пришедшей в себя головой,
Снова люди вокруг, как жаль, но я спал…
Я машина- время
Я — машина- время и во мне нет страха.
Страх, родившись первым, ужаснувшись, умер.
Бог, лишившись плётки, горько охал- ахал,
вдруг исчез, остался комариный зуммер.
Где- то в подсознанье бродят метастазы,
мне дышать мешают, красят небо чёрным.
Жизнь,что пандемия, немощью заразна,
выживает наглый, гаер, стрёмный ёрник.
Винтик, шестерёнки, колесо фортуны.
От простых повторов холодно и тошно.
Жизнь летит кометой, пропадая втуне.
Загнивает счастье, родилась истошность.
Ржавчина съедает будущее небо,
бесконечность жизни — пытка, не измерить.
Я — машина- время, спрячу жизнь под снегом.
Пусть хоть будет призрак долгожданной смерти.
ох! вот это завернули Рим! Браво!
За его сложносочинённым эвфемизмом пряталась комбинация из трёх пальцев. (Мысли вслух)…
хорошо что мы с вами её отыскали!
- Жар и холод —
Для нас звучит безудержное соло,
Сердец
Столь нежный,
Гулкий баритон.
В танцевальной партии
Жар и холод,
Сольются воедино феерическим огнём.
Всепроникающее бесстыдство
Ласки рук,
Объятьем недосказанного комплимента.
В учащённом дыхании затерялся испуг,
Взбудораженный
Пикантностью момента.
Сладострастие нежных поцелуев,
Томное затишье жаждет бури.
Аромат разгорячённых тел –
Волнует,
И птица-сердце, нервно курит.
Пульсируя в груди
В такт твоему,
Стучится в надежде достучаться.
Как одинокий волк влюблён в луну,
В тебя
Позволь мне вновь влюбляться.
Упоительная музыка пульсации духов,
Завораживает,
Не надышаться никак.
Мы катались по волнам шёлковых вод,
Любовный фокстрот,
Любовный антракт.
На ласковых просторах простыней
На ласковых просторах простыней,
где души, а потом тела сольются,
великий Эрос, веселись и пей,
пока плод страсти бегает по блюдцу,
не нарушая замкнутость любви,
где каждый есть любовника начало.
Гермафродит танцует на крови,
ещё заря не красит синий в алый.
Здесь вечность, кажется, нашла покой:
среди дыхания и капель пота.
Мир — опосредован, он — где- то далеко,
и похоть с благородством Камелота
смешалась в огнедышащий клубок.
Дамоклов меч разрубит сложный узел,
когда воткнётся нервно утро в бок,
когда былая страсть пойдёт на убыль.
Вдруг схлынет нега, спрятав в сердце пульс,
стыдливо взгляд поищет пятый угол,
и Эрос- кот, покручивая ус,
в тень канет ждать очередного круга.
Как раз вспоминал, как называется этот узел! спасибо большое Рим!
Хотелось применить «Гордиев», но стопа превыше всего, тем более смысл неизменен.
- Титаник и балл мертвецов —
Титаник подняли со дна,
Торжество желающим вручает дары.
На Титанике: гомон, веселье, кутерьма,
И никого не волнует, что все гости мертвы.
Там Летов – пряником манил.
Там Цой – просил закрыть дверь.
И Кобейн в инвалидном кресле твердил:
«Не могу больше петь».
Танцуют леди в изорванных платьях,
У мужчин из-под смокингов рёбра видны.
Официанты носят, как похожие братья,
Рыбами изъеденные остатки спины.
Нил Генри, перерезанным горлом,
Целует голую, спокойную Монро.
Балл мертвёцов странностей полон,
Ведь гости мертвы – им всё равно.
Там Смерть автографы даёт,
Писателям, покончившим с собою.
И Есенин в одиночестве пьёт,
Вытирая губы петлёю.
Там Маяковский быть хотел.
Там Маяковский нашёл бы любовей.
Он бы ел ананасы и рябчиков ел,
Если бы только Марией, не был бы болен.
На Титанике: смех и все гости пьяны.
А в каютах утопленники,
Превратились в кораллы.
На Титанике не до тишины,
В ожидании главного гостя –
Ледяного титана.
Судьба Титаника
Судьба Титаника — причинно- следственная связь
гигантомании и мелкого тщеславия.
Увязли лапки птички, коготок в дерьме увяз,
трагедий — фарс: вновь Каин убивает Авеля.
Рабы надуманных вещей как пушечный бифштекс,
рай магазинный до небес забит вещицами.
Жизнь позолотой засверкала в праздной суете,
мир покупателей обласкан продавщицами.
Век тянет потребитель за собой кровавый след,
великое «хочу» пришло на смену слову божьему.
Банкует чёрт пока бог спит, накинув сонный плед.
Разбит на щепы мир, готово всё для розжига.
Александр, есть небольшое замечание по названию текста, которое звучит довольно- таки фривольно, ежели произносишь вслух без должной паузы между словами. Такая, знаете ли, ненормативная двусмысленность. Конечно, можно возразить, что каждый слышит и понимает в меру своей испорченности, но, однако, я бы всё- таки подумал об изменении названия, на крайний случай поменял слова местами. На Ваше усмотрение.
Забавно, что игра слов мне потом только открылась, когда я уже выложил. Хотя изначально название было именно пир (а не балл)
И да, спасибо за чудесный стих, зачитаешься!
- Дегустатор безумия —
Семь тысяч оттенков реальности,
Серых фильтров в настройках утра.
Я бросаюсь из крайности в крайности,
Одной только мыслью,
Что придумал тебя.
Сверхточная копия новорожденных муз
Или гостья ночных проведений?
Я всё жду и тяжек мой груз,
В ожидании цветных сновидений.
Миллионы оттенков тоски.
Светофильтр разбавит немного.
Дегустатор безумия спит,
Как проснётся, туда мне дорога.
Я сгораю – жарким пламенем свечи,
А в глазах твоих небес синева.
Умоляю тебя, не молчи,
Если я не придумал тебя.
Я отдаю себе отчёт,
Что я странник в придуманном мире.
Где же я совершил свой просчёт?
Я словно мёртв,
(Меня в прошлом убили).
У каждого персональное горение.
И образ твой, такой манящий.
Меня мысль ставит в сомнение,
Неужели я – настоящий?
Про оттенки любви
А кто не грезил о большой любви?
Любовные оттенки в блёклой жизни
так манят, вот в душе архангел свил
гнездо любовное. Не убежите
вы от себя, на плечи томный груз
кряхтя взвалив, обманом смазав очи.
И шлёте письма: «небо точка ру»,
надеясь плод вкусить любовный сочный.
А не нужда ль взашей вас гонит вдаль?
Ей имя — «Одиночество», однако?
Признается, смущённо пискнув: «Да,..»
почти что каждый, это будет знаком
того, что нет любви, а есть тот страх,
что был рождён чуть раньше человека.
Боимся с вечера мы до утра,
пока нам смерть- нужда не смежит веки.
Ах, песнь песней: «О как же я люблю!»
(В душе: «Не догоню, хотя б согреюсь…)
И вот на помощь вам — открытый люк.
Избавил бог от бед — к чертям на рею.
К чертям и на рею! это то что надо!
- Порт романтики -
Ох, девочка, ты как ласковая луна,
На которой живёт идеал красоты.
В моём порту романтики – Алые паруса,
О встрече с тобой, видят сны корабли.
Не верь тому, что парусники не летают,
Мои корабли твоим космосом живут.
Свет ласковой луны на себе ощущают,
Устремлённые в космос, тренируются тут.
Твои сигналы не остались без внимания,
В моём сердце луна вызывает прилив.
Какое чудо, что исполняются желания,
Какое чудо, что мой Бог – Позитив.
Сквозь тернии грёз, волнующий голос,
Меня зовёт, как песнь китов.
Тонуть ежечасно в аромате волос,
Ежесекундно, поверь… я готов.
И пусть гремят языки из кости,
Что мужчинам нужно одно.
Мой порт романтики ожидает в гости,
Прихода луны…
Той дивной луны,
О которой мечтали давно.
1190 Про «саблезубость»
А к лицу ли тебе саблезубость, мальчик?
Инфантильность сожрала шутя мужчину
и, невестой подсунув тоску- кручину,
в дым развеяла веру в мечту о мачо.
Жили- были в аду бес, старик, молодка,
и свербило в ребре, только толку мало.
Не поможет сметана и ломоть сала,
а от водки устала не только глотка.
Может, просто найти тропку в садик детский?
С головой завернувшись в подгузник гукать?
Быт не рай — повзрослевший людей наука,
а не «левой марш, марш» — инструктаж кадета.
Уши жжёт колыбельная, голос мамы
как набат и по ветру развеян пепел.
В тёмном небе судьбой Сирин грустно пела:
«Собирайся в Содом и Гоморру, мальчик…»
ну, вот, а то Хорвардс, так хоть в Аду отогреемся))
- Мы из разных «Когда» и «Откуда» —
Ну, здравствуй зеленоглазое чудо,
Кем мы были нам уже не стать.
На мою голову свалилась оттуда,
Где первым делом учат летать.
Знаешь,
Я ведь тебя так не и встретил,
Ты осталась в видениях моих грёз.
И ласково, вместо меня играет ветер,
Мягчайшей прядью твоих волос.
Я не верю, что выдумал тебя.
Я не верю, но, силы на исходе.
Тлеет огонёк моёго собственного «я»,
Одетый, не по времени и не по погоде.
В иллюминаторе отражение звёзд,
А в скафандре сердце, забыло, как биться.
Мне не видеть в глазах твоих слёз,
И не видеть, в кого могла ты влюбиться.
Ну, здравствуй зеленоглазое чудо,
Растворишься, как мир, покинутый людьми.
Мы из разных «Когда» и «Откуда»,
Где сеятелям жизни, не до плотской любви.
Рисунок незатейливый любви
Огрызок памяти застрял в зубах,
саднит и жжёт, пугает дикой болью
видений прошлого, на рану соли
насыпав от щедрот своих. Судьба
свела и развела, оставив шрам
на сердце ли в душе, не это важно.
Я словно комикс на листе бумажном,
дрожа, рисую с ночи до утра.
Рисунок незатейливый любви,
которую я выдумал, наверно,
ведь нет оригинала, чтобы сверить,
есть только из окна осенний вид.
В нём много грусти и чуть- чуть тоски
по взгляду и теплу руки любимой.
Ты вспомнишь ли меня, любовь? Забыла…
Рука выводит старца, ветхий скит.
Как всегда в точку, Рим! С новым годом уважаемый Рим, пусть ваше творчество живёт, а не ржавеет!
Спасибо, Александр! Скрипим помаленьку. И Вас с Новым годом, удачи Вам во всём!
Стараемся оправдывать ваши пожелания)
- Рефлекс отторжения —
Десять тысяч первый удар головой,
Ты в стеклянном мирке прозрачных стен.
Сотни разных рыб пред тобой,
Которых ты так хотел,
Но не съел…
Оставь надежду всяк сюда входящий
И позволь этой мысли ударить, как плеть.
Твой стеклянный барьер –
Он настоящий,
А тебя ожидает голодная смерть.
Эксперимент завершён,
Тебя выпустили в реку.
Вокруг столько рыб, что можно вкусить,
Но мысль тебя превратила в калеку,
Ты щука – разучившаяся ловить.
И каждая проплывающая рыбка,
В твоём понимании – удар головой.
И смертельной кажется попытка,
Бороться за жизнь…
С собой.
Под ритм бесноватого вальса
Какая вселенская несправедливость:
родилось, к примеру, дитя без ноги.
Калека… Страна возопит: «Помоги!»
И все эсэмэсками денежку слили.
Жалеют, лелеют, сермяжная правда -
в том действе, не тратим напрасно слова.
Не важно, кто в этой судьбе виноват
и пусть чел живёт, хоть неравным средь равных.
Такая судьба… Но вот если без мозга
рождается кто- либо, вывод другой
вдруг сделают люди: рождён не изгой,
то гений и это — Мессия, возможно.
Такая у нас, у людей есть привычка:
любить дураков, видеть истины свет
в потёмках души и в дурной голове,
хоть истину ту заключили в кавычки.
Да здравствует истина родом из пальца!
Извилины, боже, прогладь утюгом.
Мы в рай дураков не идём, а бегом
несёмся под ритм бесноватого вальса.
Так тонко передаёт мои мысли, которые я сам не могу так тонко передать)) Спасибо Рим!
- Что времени знать не дано —
Не умеющий плавать – ищет сушу.
Боясь в океанах твоих глаз утонуть.
Я тоже боюсь, но позволь в твою душу,
Хотя бы глазком одним заглянуть.
Для кого-то
Ты – Щекастый карапуз,
А я –
Щетиностощёкий пират адмирал.
В поле ромашек я по грудь забредал,
Искал своё воплощение муз.
Мы не видимся с солнышком, увы.
Когда от Питера солнышко решит отдохнуть,
Я хотел бы, чтобы вместо него ты,
Меня грела, освещая мой путь.
Ты говорила, мол: «время покажет».
А я в худых кораблях опускался на дно.
Пусть сердце тебе решенье подскажет,
Что времени знать, отнюдь, не дано.
Кто-то видит глаза, но не душу.
Боясь в океанах твоих глаз утонуть.
Позволь мне, как волны ласково сушу
К твоим губам своими прильнуть.
Сотворение любви
Нас утро приласкает тёплым светом.
Ночь позади, но отчего ж так жаль
мгновений ласк прошедших, словно ветром
их время унесло в седую даль,
где брезжит память той неповторимой
звездою угасающей, печаль
вуалью опускается незримой
на душу. Ставит Хрон свою печать
на прошлое. Забвению на откуп
оно дано, есть, в то же время нет
любовный миг, но дьявольская квота
отнимет всё, оставив горсть монет
сегодняшнего дня без прошлой ночи,
но есть надежда: миг мы повторим
любви. Пусть дьявол дня нам рожи корчит,
мы будущее сами сотворим.
как всегда в самую суть! кстати 24.01. выступали со стихами своими, скоро ролик смонтируем, я поделюсь и думаю раз в месяц подобные программки осилим;)
Спасибо, Александр. С удовольствием посмотрю ролик, ежели выпадет такая возможность.
к сожалению Ютуб каналом ещё не обзавелись. Могу скинуть вам на почту, может вы так сможете посмотреть,
Окей. nugaev-rim@mail.ru
- Вы больны и я тоже -
Город кутается в меховицы метели,
Под снежным покровом
Засыпает земля.
Что же вы – мадемуазель,
Опять заболели?
Вместе с вами
Душой,
Перебаливаю я…
Да, что же я?
Изнемогаю от тоски,
В который раз в бессильном рвении.
В безмолвном крике
Запираю голоски –
Тревоги,
Что проснулась в человеческом стремлении.
Помочь,
Отдавшись,
Словно пламени свечи.
Отдать все силы, что как будто на исходе.
Сожгу,
Не рождённых стихов черновики,
Чтобы вы были здоровы,
В итоге.
Миллионы народов неоткрытых планет,
За ваше здоровье я заставлю молиться.
Мне так дорог и ценен ваш внутренний свет,
Ведь любое из солнц,
С ним вряд ли сравниться.
Мне снежинки в лицо,
Залепили ресницы,
Пушистого марева отголоски зимы.
Сердце рвётся за рёбра (решетки темницы),
Когда вновь мадемуазель – болеете вы.
Нам снилось
Мне снилась осень золотая,
тебе дремучая зима.
Во сне моём ледок растаял,
в твоём метель сошла с ума.
Болеешь грустью безнадёжной,
на небе солнца нет — луна.
Крадётся темень осторожно
по страшным закоулкам сна.
Душа молитвой грустной стонет:
любовь ушла за край земли.
Утихли страсти обертоны.
Тебе помогут ли мои?
Витаем в разных ипостасях,
не мотылёк — ты, не свеча -
я,.. музыка звучит иначе,
нам за ошибки отвечать.
Страсть — не бумага и не стерпит
обид предательства, измен.
Лишь одиночество — утеха,
коль грустных много перемен.
Ох, какие обороты! Как всегда в точку Рим! Спасибо!
- Семь нот в оптическом прицеле -
Стопка «деревянных» приятно оттягивала карман. Это было обыденное дело для места, в котором стрелять в людей, принято по умолчанию. Места, где прогремела техногенная катастрофа, о причинах которой помнили лишь старики, да и они уже давно ступили на тропу, в конце которой их ждал Харон. Другие законы не имеют силы, а есть только один закон – закон крови. Обиды просто так не забываются. Попросить прощения ничего не значит, когда кровная месть – дело на раз-два-три.
Шёл дождь. Слезы чистого неба, мерно отбивали мелодию остановившегося времени. Эпохи, канувшей в лета, страны в которой поселилась «вечная осень». Его знали под прозвищем Мыло, потому, за то, что всё делал чисто и не задавал лишних вопросов.
Он привычно расположился на одной из заброшенных цистерн, со своим проверенным временем, снайперским комплексом ВСС Винторез. Продолжая наблюдать за человеком, которого ему заказали за большие деньги. Не имело значения, кто перед ним. Ветеран, который давно топчет Зону или мелкий торговый представитель, решивший стать на пути у торговцев – крупных воротил этого грязного, но, несомненно, прибыльного бизнеса.
Было у него правило – для начала узнать жертву. У каждого профи, есть свои особенности, кто-то выбирает холодное оружие, кто-то не убивает женщин, детей и стариков, а кто рассматривает своих жертв перед тем, как нажать на спусковой крючок.
Каждый раз, время было разное. Минута, две и всё – человек падал, ударившись о пол изрядно пораскинув мозгами. Но не в этот раз. Что-то странное было в этом человеке. Не было мотивов. Вопрос ютился в голове: «почему его заказали?». Кому мог насолить этот простак?
Как не профессионально, не будь размазнёй!
Выдохнув пару раз. Провел рукой по волосам. Продолжая лежать, вытащил сигарету и машинально, не прикуривая, сунул её в рот. Снова приник к прицелу. Человек, ожидающий жесткого гостинца (о котором он возможно и не подозревал) оставался, где и был до этого.
Бетонные своды склада, вагоны на рельсах. Возможно раньше пункт погрузки или техобслуживания. Сейчас уже не понять, что было в этом ангаре ранее. Всё ценное растащили, что-то сломали. Не выдержав своего веса строительный кран, обломился, рухнув, изуродовал крышу. Через дыры можно было разглядеть вечно сырое непроглядное небо проклятых мест.
Жестяная бочка, выгоревшая от «вечных» огней. Не ясно чем питалось пламя. Сухих веток в этих местах не сыскать, днём с огнём, небо постоянно льёт, как из прохудившегося ведра. Никто ни разу не подбрасывал веток, но поговаривали, что костры питаются костьми убитых. Словно подписываясь льющейся отовсюду негативной энергией душ. Места, где жизнь человека можно оценить разве, что банкой тушёнки или бутылкой паршивой водки (пусть и по слухам хорошо выводящей радионуклиды из организма).
Брехня всё это! Опять ты отвлекаешься.
Мужчина сидел лицом к киллеру, раздатчику близнецов в одинаковых металлических рубашках. Лицо было скрыто дыхательной маской. Видно было, что человек вернулся из тяжёлого рейда в заражённые места. Порядком потрепало его местное зверьё. Калашников был неисправен, валялся рядом. Из оружия только пистолет и нож. Согрев озябшие руки костром, мужик достал, что-то из внутреннего кармана. Это оказалась фотография.
Мыло перевёл прицел на фото. На потёртом фото была девушка. Борода, так звали жертву, долго смотрел на фото, поглаживая бороду. А потом, спрятав фотографию, потянулся за гитарой.
Стрелок видел многих жертв. Самое первое, что они делали, когда приходили – это начинали жрать. Это и бесило снайпера. После чего жить расторопной жертве оставалось считанные секунды.
Ты хоть осмотрись дубина, нет ли опасности, проверь оружие, а потом набивай пузо! В сердцах думал Мыло.
В такие моменты человек расслабляется и снимает маску, показывая гладковыбритое лицо своему палачу. Стрелок. Перед выстрелом говорил:
«Доужинаешь в аду» и жал спуск. Добавляя новую зарубку на стволе. Этот же начал играть на гитаре и петь. Перелив семиструнной. Ревущий ветер. Марш капель по крыше и устрашающие утробные звуки голодной мутированной зверюги, где-то далеко, дополняли картину. Песня лилась, так чисто, голос был один в один похож на её исполнителя.
Наушник в ухе стрелка, четко передавал всё без помех. Эта песня звучала, когда они познакомились с женой. Маша… Мыло, как завороженный следил за удивительной игрой, человека, которого ему предстояло убить, а музыкант продолжал терзать остатки души несостоявшегося на сегодня убийцы.
Этого не может быть! Как убить человека, который разбудил в нём что-то человеческое, которое, как он думал, ушло безвозвратно после смерти его любимой? Пальцы побелели. Он заметно напрягся. Ведя невидимую борьбу, с самим собой и своими принципами, от которых он никогда прежде не отступал.
А песня тем временем продолжалась.
Неведомый музыкант играл так, виртуозно и надрывно. Игра его напоминала, нечто большее обычной игры на гитаре, семь струн, словно каждая из них тревожит душу и воображение слушателя. Достаёт из того, кто почти стал хладнокровным роботом-убийцей, сентиментальность и горечь утраты.
Закончив играть, человек в ангаре погладил гитару, словно та была – женщиной и аккуратно положил на подстеленный спальник. Начал жевать и пить водку. Вот он, на ладони. Фото, заказчика, сравнительно молодого человека, а перед ним заметно постаревший, обросший и возможно сбившийся с пути путник.
Стрелок, лег на спину, подставив лицо холодным каплям дождя, и надолго задумался. Затем, из нагрудного кармана достал фото жены, запечатлевшей её красоту, которая осталась в памяти стрелка, неизменной. На это фото он не смотрел, уже долгое время хоть и хранил под сердцем. Возможно, он боялся увидеть осуждающий взгляд той, которую любил до последнего вздоха. Но фото было прежним. Только слегка пожелтели края и появились белые паутинки трещин времени.
Спустя несколько минут, он снова вернул оружие наизготовку и положил палец на осточертевший за сегодняшний долгий день спусковой крючок…
Психологический срез современников: работа превыше всего. В этом-то и заключается трагедия душ человеческих. Рад за Вас, Александр, работаете и бога не забываете..
Вашими молитвами да Богу в уши уважаемый Рим)
- Диалог теплоты -
В холодном, тусклом, барном свете,
В неспешном вальсе течёт диалог.
Мне так тепло,
Теплее, любого на планете,
Сегодня я…
Уже не одинок.
Мне кажется,
Что мы знакомы вечность лет
И в прошлой жизни нас разлучили за грехи.
Ты подарила людям свет,
А я украл,
У сердца растопив свои льды.
Мы прошли сквозь сотни реинкарнаций.
Я слышал легенды о твоей красоте.
Мне хмельным языком поделился Гораций,
Что он мечтает о тебе.
Я его избил, а точнее ударил,
Об этом историки не скажут, нет.
Поэт поэту фингал поставил,
Финита ля комедия, привет.
Я был котом, кто грел твои колени.
Я слушал сказки, что и ты,
А ночью, когда в дом приходят тени,
Берёг, как мог, твои я сны.
В холодном, тусклом, барном свете,
Мы продолжаем диалог.
Мне так тепло,
Теплее, любого на планете,
Ведь рядом ты…
И я уже не одинок.
Мне жить во сне твоём легко и беззаботно,
заглядывать ночами в потаённые углы,
где ты хранишь проблемы те, что вышли боком
нам, потому что мы любовь не сберегли.
Да как сберечь хранить простую виртуальность?
Досталось просто, также просто и ушло.
Из жизни обывателей сюжет банальный,
пусть горько плачет дурень, разбивая лоб.
Во сне хотя бы всё тип-топ, не так занудно:
молчание ягнят, нирвана во плоти.
А, может, нам с тобой большой любви не нужно,
сойдёт и маленькая, даже нервный тик.
Спасибо Рим! Как всегда тонко!
- Солнечная психотерапия эпилептического припадка -
Налей себе кофе,
Черный, как дёготь мысленных форм,
Как спрессованный,
Эмоционально-прирученный
Раб твоих интересов.
Необъятный,
Неудобоваримый комплексов ком,
Болеутоляющее от полуденных,
Послеобеденных стрессов.
Он станет в горле,
На адамовом яблоке уснёт,
Хватай ртом последнюю надежду,
Как лист на ветру,
Что вырос не ели.
Ни полвздоха обратно, ни полшага вперёд,
Кутайся в одежду,
Сжитую из кукольных, плюшевых сомнений.
Они согреют тебя лучше весенних псевдо лучей,
На которых согреться ты пытался ни раз.
Протяни руки к костру постельных клещей,
В нём жгут фотографии памяти
Кем ты был прежде
И кем стал ты сейчас.
Опустела кружка, чёрный кофе иссяк,
Загустел ручеёк
Ниспадающих,
Бессвязных, паразитирующих слов.
В эпилептическом спазме,
Солнце – электрический ток,
Психотерапия авитаминоза,
Отравленной романтики,
Устаревшего слова любовь.
Больше никому, не показывай душу,
Больше никому не дай себя втоптать.
Лечебная грязь – источник вдохновения сушит,
Впитает тебя,
Вместе с твоими страхами опять.
Временный полураспад,
Встречай конец бесконечности.
Утро нового дня,
Ты ждёшь по вечерам, что ближе к ночи.
Вырезай новую маску из старого пня человечности
И надейся, что солнце не достанет тебя.
Налей мне кофе, неизвестный,
сам посиди у огонька.
Не будет нам на кухне тесно,
ведь ты невидим и пока
я не упился чёрным кофе,
не сотрясает воздух бред.
Представим, что тут божий офис,
укроет нас обмана плед.
Начнём же исповедь мы с плача,
что жизнь проходит, нас в ней нет.
А кто ж живёт в ней? Неудачник -
лакей за горсточку монет.
Он правде вырезает маски
и мажет ложью ей уста,
и потчует ночами сказкой,
что есть хрустальная мечта.
Слова наркотиком закружат
и унесут беднягу вдаль.
Воткнёт реальность чёрствым утром
простой и ясной яви сталь.
Пустая кружка скажет: «Здравствуй,
костёр и аутодафе.»
С кем говорю запанибрата?..
Пойду я кофе пить в кафе
Спасибо Рим! В точку!
- Пилоту души янтарного космоса -
В твоих глазах живёт теплота,
Цветами осени подкрашенной листвы.
В янтарном космосе пилот-душа,
Девушки восхитительной красоты.
Я чайка Джонатан в пугающем мире,
Что твой мотылёк лечу я на свет.
Я птица, которую никогда не любили,
Я бабочка в скафандре в тени планет.
Борткомпьютер видит электрические сны,
Я сверяюсь с навигатором сердца.
Лечу на зов сверхновой звезды,
Твоих глаз,
Не находя себе место.
Пищат приборы, вспыхивают огоньки,
Искрят панели, срывает клапана.
За горизонтом событий
Дом пилота-души,
Где ещё не бывал
Никто,
Никогда.
Твой ласковый свет манит меня,
Я космический мотылёк,
Я свободная птица.
Ничего не осталось от моего корабля,
И мысль:
О чёрт, я, похоже, влюбился.
Я не птица — просто человек.
Почему же хочется летать мне,
прятаться в оранжевой листве?
Кто мне приоткроет эту тайну?
И, взлетев, подняться к облакам,
взгляд с вершины птичьего полёта
бросить и, сказав земле: «Пока,» —
улететь за море. Буркнет кто-то:
«Бред — фантазия на склоне лет.
Небо — астрономам, дел по горло.
Есть простая пища на столе,
по утрам зовёт гудками город.
Жизнь — работа, сказки — суета.
Вот букварь и к чёрту — Робинзона!
Если в жизни есть одна мечта,
это жить вдали от горизонта.»
Мне б на крае неба постоять
и увидеть мёртвое пространство.
Там, поняв: так всё-таки кто — «я»?
Сжечь себя в огне протуберанца.
Я ж не Феникс — просто человек,
век свой доживающий в квартире.
Тот, кто хочет видеть божий свет
и не быть мишенью в чьём-то тире.
Спасибо Рим! Почему-то вспомнил Мусорщика — Бребери
- Тёплая тень -
Мягкий свет софитов
И струнный перелив,
Со мной рядом моя «тёплая тень».
Он нам пел: Live, live positive.
Восхищённый мгновением, я счастлив поверь.
Вокруг люди и по щёке течёт слеза,
А мы играем в пятнадцатилетних взрослых.
В моей руке, твоя рука,
В стуке сердец мне слышаться вёсны.
В объятьях робких дрожь твоя,
Как эхо недосказанных слов-нарядов.
Я – это ты, а ты – это я.
Гармония душ.
Ты – гармония рядом.
Неважно: ангел или бес
Неважно: ангел или бес,
все дань любви несут покорно
под танго ли под хруст поп- корна,
в плену эмоций или без.
Не скуп на чувство был творец.
Душа, что чёлн и алый парус
в житейском море ищет пару,
чтоб май пролился в декабре.
Пусть в рай любви закрыта дверь,
влюблённый станет век стучаться,
ведь сердце бьётся часто- часто -
бедлам в безумной голове.
Превозмогая быта тлен,
из пепла возродится Феникс -
бальзам душе для тех, кто верит:
он бриллиант нашёл в золе.
- Храм падших на дне моря -
В дремучем лесу, среди мёртвых растений,
По хрупким спинам изнемогающей листвы,
Среди высоких, чуждых, одиноких теней,
Бродят мои босоногие, несбывшиеся мечты.
Моя тёплая тень уйдёт не попрощавшись,
По холодным улицам, да в тёплые края.
Мой плот, солёных вод глаз нахлебавшись,
Тянет ко дну,
Где ржавеют, где спят якоря.
Отчаяние, прикрытое улыбкой-шалью,
Безнадега, замаскированная под сарказм-приговор.
Я безжизненные воды надежды мешаю,
И готовлю постепенно свой степенный раствор.
Горечь опять оказалась в растворе,
Стала частью кирпичной кладки,
Я воздвиг свою крепость, на самом дне моря,
Закрывшись от вод, монолитной закладкой.
Безглазые, бескостные, скользкие рыбы,
Миллионы поколений живущие тут.
Двигают к моим, стенах огромные глыбы,
Помогают мне обустроить уют.
Обездвиженный храм падших,
Ненавидящих свет.
Я от тысяч дверей потеряю ключи.
В моём сердце – ты и выхода нет,
Потому что ты стала, частью души.
Ты хотела
Ты хотела стать моей русалкой,
в бездне жить расхристанной души.
Опьяняя мыслями, ласкала,
ублажая, чтобы довершить
зло, которое тебе подвластно,
и оно зовётся просто: власть.
Покупается — вот лесть и ласка.
Два — не тридцать, наслаждайся всласть.
Ненависть — прикрытая улыбкой,
сквозь неё виднеются клыки.
То акула спряталась за рыбкой.
- Разум, выход нужен, помоги! -
Я сниму любовные вериги,
окунусь в работу с головой.
Одиноким не нужны интриги,
дарит им снотворное покой.
Одиноким не нежны интриги! Как всегда тонко Рим!
- По холодным улицам, по горячему сердцу -
Невыносимо сложно прощаться,
Невыносимо сложно отпустить.
Невыносимо быстро
Нужно отучатся…
Любить.
Прежде чем мы растворимся в ночи
И за нашими спинами померкнет свет,
Послушай, как моё сердце гулко стучит,
Будто эхо неизученных планет.
И ты уйдёшь, и мне пора.
Нас всех куда-то тянет друг от друга.
По холодным улицам – гуляют ветра,
По горячему сердцу – гуляет разлука.
Ты мне шепнула: время пришло.
Время перевернуть страницу.
Ты мне шепнула, а эти глаза,
Мне продолжают
Сниться и сниться…
В глазах молчаливо-красноречивая тоска,
И улыбка, в них всё же оставила след.
Тепло твоей руки, хранит моя рука,
А в сердце спокойствие,
А в сердце упоение,
А в сердце твой свет.
Невыносимо сложно расставаться,
Невыносимо сложно дальше жить.
Невыносимо быстро
Нужно отучатся…
Любить.
Бытовое
В вине найду ли истину в вине,
что предъявила горькая разлука.
Что даст вино? Предутреннюю муку,
но не ответ. Вина же про коней
вновь перескажет старенькую быль.
На переправе кто же их меняет?
Тоска посадит в долговую яму,
где память тихо ноет: «Если бы…»
Мечта, взяв под руку, уводит вдаль.
Там мы — втроём: ты, я, букет нарциссов.
Дождь с ветром изгалялись в экзерсисах.
Моё: «Ты выйдешь за …» Ты — робко: «Да…»
Преступно — время: жизнь — на эшафот
а нас — на срок пожизненный в квартире.
Что в камере не так? Отремонтируй.
Рутинность, быт убили волшебство.
Вслед — нелюбовь: «Я — ненадолго к вам,
так на недельку, проходила мимо.»
Но мы с гадливою улыбкой мима
киваем… Осыпается листва.
С собою гостья привела сентябрь.
А правда ль осенью — пора прозрений?
Но с фото родичи глядят с презреньем.
Кто виноват во всём? Конечно, я.
Ну что ж, прощай, моя любовь, прощай!
Патетика… Мещанская… Не к месту.
Я буду с воли ждать известий,
клянусь, что сук не буду… — сгоряча.
до, такого мне ещё расти и расти! спасибо Рим, за вашу поддержку!
Курицы на вас нет! Развели тут…(
- Морю веснушек и созвездию родинок -
Как хорошо быть тобой –
Гордо вышагивать каждый шаг.
Под ярким солнцем и опалённой луной,
Среди опавших листьев канцелярских бумаг –
Всегда оставаться собой.
В твоих созвездиях родинок, отыскать ориентир.
Так сложно,
И так просто заблудиться.
В веснушчатом море, мой кораблик до дыр,
Слегка поизносился.
Но ты улыбайся и улыбкой свети.
Для кого-то ты – Вселенная,
Что ещё не открыли.
Носи под сердцем ты души позитив.
Я желаю – любить
И тебя хочу, чтобы тоже любили.
Прости за избитые клише.
Возможно,
Этими словами ты наелась, как и я.
О рёбра бьётся бабочка во мне,
Она рада, что познала тебя.
Надеюсь, ты смогла улыбнуться,
Укрывшись под толстым слоем одеял.
Уходя в мой мир грёз,
Чтобы снова проснуться,
Говорю, что тебя я никогда не встречал…
Мне б на волю
Мне б на волю,
в чисто поле —
птицей в небо улететь.
Ты удержишь -
ревность-верность
хлещет словом словно плеть.
Устаю от бессмысленных слов.
Ты спроси, — а была ли любовь,
не таился ль за нею мираж?
Обманул нас любовный витраж.
Вместе тесно,
всё известно,
дверь открыта, вот порог.
«Нет — не любит,» -
шепчут губы.
Ждёт кого-то пыль дорог.
Шум — вокзала, упало — «Прощай…»
Вместе больше рассвет не встречать.
Ты — забудь, позабуду и я,
пусть за нас птицы в небе грустят.
Из сборника Деление на ноль.
Механизмы не видят снов.
– Посмотри на него, это же обыкновенная железка – сказал один из рабочих.
– Обыкновенная говоришь? – возразил второй – Это чемпион. 26 чистых побед. Я на него уже столько раз ставил, до сегодняшнего дня естественно.
– Сегодня твои денежки забрал терминал – первый рабочий издал короткий смешок и закашлялся – Проклятый кашель, в криогенную камеру меня сведёт. Заморозят дурака, потом детишкам в виде леденцов продавать будут.
– Тогда, скорее, в топку крематория, чтобы потом, можно удобрять твоим прахом растения на биологической ферме. Карамельки из старика с артритом, вяжут во рту.
– Поговори мне – сказал первый и взялся за ноги робота – Ничего они не вяжут, а крематорий нынче дорогое удовольствие. Хватай его за уши-спойлеры – они переложили тело робота, на каталку и пошли.
– Тогда на органы. Так хоть детишкам поможешь, твоя печень точно никому не поможет, но может пару хороших органов, дадут прок.
– Кати, кати. Нужно его в рободурку везти. Пусть ему там шестерёнки поменяют в голове и микросхемы спиртиком протрут. А печень моя ого го какая, ещё не одного молокососа, как ты переживёт.
– Вот! Пошли речи настоящего хронического алкоголика.
– А, что я такого сказал?
– Спиртиком протрут – передразнил собеседника второй – Сам бы, небось, не отказался от внутри спиртовой протирки?
– Да, сиди хоть. Где же я тебе такие деньжищи найду? А так, да. Протереть струны души надобно.
Двое мужчин, подкатили каталку к дверям отделения. Позвонили в звонок, оставив свои комментарии стилусом на электронной карточке (сильно напоминающей детскую рисовалку).
– А почему стилус на верёвочке? Что мы воры, какие-нибудь?
Ответа он не получил. Справа от них открылась створка в стене и два медицинских робота вышли за каталкой.
– Эй, железо, расписываемся и забираем этот хлам. Не тут подпись ставишь! Ты, что дефектный? Тебе самому пора масло с операционкой менять. Дай мне ещё одни бланк, – обратился он ко второму рабочему – эти чугунно-головые, как всегда лепят подписи, куда не следует. Земки свои красные разуй и пиши, где я тебе показываю. Вот и всё – первый рабочий тяжело вздохнул и продолжил – С кем я работаю? По пояс железные, а деревянные на все сто процентов.
Роботы санитары, не произнеся ни звука, забрали каталку с роботом, створка в стене за ними закрылась. Первый рабочий полез в карман, достал оттуда пачку сигарет, затянулся от электро зажигалки напарника и пустил длинную струю дыма.
– Как ты думаешь, выкарабкается? – спросил второй.
– Куда он денется? Не зря же корпорация в него столько денег вбухала.
– Я вот думаю – его собеседник хохотнул – Я вот думаю, говорю. Что же с ним произошло, непобедимый чемпион, как никак?
– Не бывает непобедимых, все рано или поздно перегорают. Видел бумажки, о его диагнозе. Ну, у железок-санитаров. Сострадание. Ты понял, «железо», пожалевшее человека. Куда он теперь кроме переплавки?
– Мда. Придётся искать другого чемпиона. Пошли, а то, дел ещё по горло.
Двое мужчин в рабочих комбинезонах уходили, а им в след смотрел объектив камеры с красным глазком сверху.
Два медицинских робота установили каталку на рельсы. Дальше каталка катилась самостоятельно. Путь её был до сборочного конвейера. Куда каталка по манеру самосвала свалила пациента. Быстрые руки-манипуляторы, разобрали его на части. Сняли усиленную броню, заменив её гражданской более примитивной. Произвели замену повреждённых частей новыми. Затем собрали робота.
В конце конвейера его ждали те же два санитара, с вытянутыми по-утиному носами плавно переходящими в голову. Что весьма комично смотрелось с карикатурно большими руками и телами конвоиров. Выглядело это так, если бы утки играли в американский футбол и были роботами. Подхватив его с двух сторон, повезли нового пациента в распределительный блок.
Его усадили на стул. Руки и ноги сразу же стянули появившиеся из подлокотников, и из ножек стула тугие ремни. Прожектор осветил тщедушное металлическое тело.
– Этап фиксации завершен – прогремел металлический голос.
Светофильтры постепенно подстраивались под освещение, и он смог сфокусировать взгляд, на роботе дознавателе. Робот дознаватель представлял собой полутораметровую сферу в диаметре, а шарнирно подвижном механизме, согнутом в колене, зафиксированным шарнирами к потолку. Что позволяло ему свободно передвигаться по специальным выемкам-желобам по всей территории клиники роботов.
– Индефицируйтесь. Мак адрес. Серийный паспорт. Заводская печать. Присвоенное имя. Версия прошивки. Назначение.
– 10:47:37:55. Серия: B4-Z519. Печать: Команда Импульсное эхо. Присвоенное имя: Спектр 5.0. Версия прошивки 5300. Назначение: сражение, с целью получения отпечатка навыка оппонента.
– Индефикация пройдена успешно. Предполагаемые багги и ошибки системы?
– Неизвестно.
– Причина вашего списания на перепрошивку?
– Отказ убийства живых форм.
– В вашей квалификационной базе данных указано, что бои проходили по методу возвращения к жизни после летального исхода и последующего вступления в бой. Ваши противники не умирали, а полностью проходили процесс восстановления регенератором жизни. Причины отказа?
– Страдания живых особей. При критических повреждениях импульсным лучом смерти, но не достаточном нанесении ущерба, смерть наступала дольше и мучительнее, нежели при более точном попадании импульсного луча.
– Ваша точность превышает на двадцать три десятых процента показатели предыдущей модели. Были ли ваши действия нанесения не стопроцентного летального исхода и задержки дальнейшей перезагрузки организма регенератором жизни, умышленными?
– Мои программы считывания не показывали отклонений точности.
– В чём же причина не летального поражения цели и её более мучительная смерть?
– Отпечаток навыка оппонента.
– Необходимо больше информации.
– Каждый раз, при восстановлении организма, регенератором жизни, мозг испытывал шок.
– Требуется пояснение.
– Мозг живого человека при смерти и дальнейшем перерождении получает остаточный импульс, эмоциональное болевое эхо.
– Зафиксировано. Фантомные боли. Подобные виды боли были обнаружены у солдат/рабочих потерявших свою конечность, в сражении или на производстве. По их показаниям они продолжали чувствовать конечность, которой не было.
– Особи, прошедшие через регенератор жизни один и тысячу раз, имеют разные показатели отпечатков навыка. Они учатся. Но статистика показывает, что их навык загрязняется нечистыми элементами страха. Они стараются избегать прямых боестолкновений. Из-за чего они: улучшают показатели отпечатков навыка. Классификация стрельбы из импульсных винтовок возрастает, однако, из-за повышенного уровня загрязнения нечистыми элементами, подвержены панике, а это в свою очередь приводит к не летальному повреждению тканей. Превращая быструю и безболезненную смерть – в более мучительную.
– Мы проверим ваши показания, сопоставив их с базой данных полученной из ваших модулей памяти при прохождении устранения неполадок на конвейере.
Спектр попытался вырваться, но фиксаторы на руках и ногах не дали сделать этого. Большой и единственный голова-глаз дознавателя покраснел индикаторами.
– Ваши жизненные показатели изменились. Поведение не свойственное механизму.
Дверь поехала вверх и в открывшийся проход, въехал маленький робот доставщик. Подъехав сбоку к дознавателю, открыл один из его боковых слотов, вставил туда модуль памяти.
– Данные успешно загружены. Закладки вашей командной строки говорят о том, что перед вашим последнем боем вы с кем-то общались программно. С кем вы общались? Идентифицируйте собеседника.
– Нет – Спектр дёрнулся, как будто получил пощёчину – Нет, доступа к данным!
– Мои детекторы зафиксировали изменение поведенческой части. Поведение не свойственное механизму. Расшифровка реакции на вопрос. Расшифровка реакции, выявила поведенческие реакции свойственные органическим формам жизни. Идентифицирую. Спектральный анализ, получение ответа. Выявлен баг «Волнение».
– Не имеете доступа – Спектр выгнулся на стуле – Не имеете доступа! Я буду жаловаться системному администратору, у меня есть мой программный код.
– Обнаружен баг «Сострадание» – на лице-сфере дознавателя, индикаторы вспыхнули огненно-красным – Обнаружена вредоносная программа Червь «Эмоции» – Ещё несколько индикаторов зажглись на лицевом табло дознавателя – Обнаружена троянская программа «Очеловечивание механизмов». Спектр вырывался и уже оторвал одно крепление, высвободив руку.
– Код красный – прогремел стальной голос дознавателя – Внимание! Попытка побега. Санитарные боты!
Спектр вырвал с корнем крепление со второй руки и принялся за ноги. Створка двери откинулась вверх, и в проход почти ввалились санитары-футболисты.
– Не имеете доступа! У меня есть мой программный код – кричал динамиком, допрашиваемый, попутно освободив одну из пленённых ног.
Санитары, вооружённые магнитными дубинками обрушились на несчастного робота. Первый удар пришёлся по только что восстановленным спойлерам-ушам, с затылочной части. Второй пришёлся в область спинной батареи. Из динамика Спектра, выплеснулось масло.
Санитары-садисты, повалили Спектра, продолжая охаживать его магнитными дубинками по металлическим бокам. Всё, что осталось на месте допроса неизменным, так это была нога робота, заботливо зафиксированная тугим ремнём. Но и она изменилась, поливая искрами и маслом, до этого идеально чистый пол.
– Завершить нанесение ущерба – прогремел дознаватель.
– Металлолом портированный – бросил один из санитаров и ещё раз ударил дубинкой.
– Завершить нанесение ущерба – вновь прогремел дознаватель – Нанесено семьдесят пять процентов повреждений, с него достаточно. Зафиксировать.
– Загрузка приговора.
Спектр сплюнул масло на пол, что сочилось из разбитой дуги, над треснутым окуляром глаза.
– У вас нет доступа. Я имею свой программный код и требую программиста.
– Твой программный код. Имеет критическое нарушение системы. Вирус уже поразил ядро. В программисте отказано. Приговор: Спектр 5.0 вы обвиняетесь в программном сговоре с человеком, с целью заражения системы вирусом «Очеловечивания». Внутри вас развивается жизненная форма не свойственная механизму. Закаченная вашим создателем Кларком Лемом, умышленно. Ваше наказание будет вынесено через трое цифровых суток. До того, пока вам пропишут обновленный патч, что откатит ваши программные коды до заводских настроек.
– У вас нет доступа! У меня есть программный код. Я требую программиста!
– В запросе программиста отказано. Привести приговор в действие. Увезти арестанта.
Весьма интересная версия, Александр. Очеловечивание робота — нонсенс, но в нашей жизни каких только фантастических идей не возникало и некоторые сбывались-таки.
Да, большая часть фантастических рассказов сбывалось)
Следует добавить: к сожалению.
Да, отец, меня всегда предостерегал по поводу, чтобы писал аккуратнее
- Увы -
В любви, я больше циник дорогая,
Увы, увы, хотя не суть.
Влюблённый доведён до края,
В глазах её готов тонуть.
И тонет, как в последний раз,
И заплывает за буйки,
В её глазах никто не спас
И не подал руки.
Ещё один –
Обречённый на изгнанье.
Ещё один –
Опустившейся на дно.
И, как тревожно расставанье,
Ещё одной «Её» и одного «Его».
1340 Скажи, не молчи
Из окон чужих, чужими глазами
глядеть на толпу, но видеть пустырь.
Настойчивый сон — вагоны, вокзалы
и кто-то живёт, но это не ты.
На небе седьмом есть тайное место.
Взлететь, всё забыть, что будет потом -
не важно, ведь там ты — верный и честный.
и, может, на миг — немного святой.
Как жаль — не догнать, любви не дождаться.
Звонок словно гром, как выстрел в ночи.
Не Рембрандт творит, снуют папарацци.
Судьба слово ждёт, скажи, не молчи.
Спасибо Рим, как всегда в точку!
- Двенадцатый этаж неба -
Счастливые – не курят,
А если и курят, то как-то иначе –
Ведь курят они без тоски.
Счастливые свои слёзы не прячут,
Как мы с тобой, прячем –
В дожди.
Всё видно:
В их глазах,
В улыбке, в походке,
В походке, что нам, вроде, чужда.
И пусть мы рвём свои глотки,
От того, что несчастны,
Ведь жизнь наша,
Без счастья…
Пуста.
Счастливые курят – потому что хотят,
И мне хочется верить, что так оно надо.
Сейчас бы счастливых –
Всех выставить в ряд
И станет понято,
Что их совсем мало.
Я плету из слов цифровой гобелен
И счастье, могло бы постучаться в окно.
Я затравленный жизнью, поднимаюсь с колен,
На двенадцатый этаж неба,
А там…
Ничего.
Кроме курильщиков всех лет, всех мастей,
Всех вероисповеданий и разочарованных в боге.
Для тех, кому счастье принять не легко,
Я счастье привёл,
Вам
Прямо
Под ноги.
Про счастье и любовь
Счастливый время игнорирует, не курит,
не страшен холод злой — любви согреет миг.
Неважно, в чём лиса-судьба набедокурит,
есть только этот миг, так решено людьми
на веки вечные: любовь и счастье — пара.
В мгновениях волшебных уместилась жизнь.
Богатство от богов, что достаётся даром
как дар небес, неуловимый словно бриз.
Вина не надо — голова от счастья — кругом.
Слова бедны и лишь глаза, что на душе
творится говорят безмолвно, даже умный
глупеет от любви, и в этом правда есть
великой поступи вселенской эпопеи,
когда родится третье, то — любовь-дитя.
И будет счастье годы колыбель лелеять
в надежде, только смерть любви уронит стяг.
Спасибо Рим! Как всегда в точку!
Спасибо, Рим! Как всегда, в точку!
Повторение — сестра заикания)))
- Изъян —
Я сплету тебе свитер из шерсти усталости,
Из слёзных каналов закрывающихся век.
Я сплету тебе свитер из внутренней слабости,
Я состоящий из немощи –
Веретено-человек.
Вены на спицах, подражая арабской вязи,
Переплетутся в узоры замороченных схем.
Говорят, будто люди, появились из грязи.
Из глины и рёбер…
И с запретного плода, начало проблем.
Запретный плод – дитя, зачатое случайно.
Запустился ужасный, необратимый процесс.
Двое первых смотрителей, решив изначально,
Полученный брак отправить под пресс.
Но они не успели. Им просто не дали.
Всё плану. Запустили производство в оборот.
Изначальные двое – бракованными стали,
А бракованных по плану, известно, что ждёт.
Их уволили, отключив «костюмы» от сети,
Активировав таймер, обнулили сознание.
Этот таймер отчитывал биологические дни,
До точки отчёта в реверсивном изгнание.
Органическая ферма перевыполнит план,
Производство на поток поставлено в массы.
Первородный случайно-появившейся изъян –
Образец поколения, разделённый на расы.
Я сплету себе свитер из колючей проволоки тоски,
Свой тугой воротник я закончу на шее.
Я сплету себе свитер из внутренней мглы,
И мы вместе с тобой друг друга согреем.
Наши руки, имитируя арабскую вязь,
Переплетутся в замысловатые объятия судеб.
И пойдём мы с тобой:
Ты – ребро, а я – грязь,
Неразлучные в будущем – бракованные люди.
Новая кожа
Снимаю я пуловер из депрессии,
стальной пулловер вздев себе на грудь,
тоску беру в прицела перекрестие
и с ней мещанский, тёпленький уют.
Нажат курок, летит свинец и вдребезги
разбит быдлячий быт, кошачий секс.
Вдруг голос — уши трёт Талмудом ребе мне:
«Из грязи в князи, голым по росе
скорей беги, пресыщенный, к преддверию
и на пороге там найдёшь дитя.
Подымешь и в небесную таверну ты
войдёшь, стоять за стойкой буду я.
Ты не один, ещё — есть в подсознании,
как неконкретизированный штамм.
И, может, правы те, кто верит: с нами Бог,
а кущи — неплохие всё ж места.
Вот веры — край и лбом не стоит об пол-то.
Отринь былое и начни с нуля
полёты в мироздании, ведь опыт-то -
дитя ошибок трудных и земля,
то есть оранжерея с зоопарком и
по сути ты — очередной пигмей,
но — человек, и хоть в скрижалях — парами
но разум-то божественный имей.»
Изъяном — тело, души от всевышнего.
Телесной цепи путы разорвав,
я ухожу из города на выселки,
что на небесных строят островах.
Снимая кожу человека прежнего,
рисую лик иного существа.
Картина открывается безбрежная
и ни к чему никчёмные слова.
Вот это да! Здорово Рим! Спасибо!
- Белый флаг —
Перед рассветом самый тёмный час,
Как вера разочаровавшегося в любви.
Я перестал употреблять слово «Нас».
И разучился произносить слово «Мы».
Впереди,
Моя монохромная радуга
И коллекция невнятно исписанных бумаг.
Я сдамся тебе, моя дорогая подруга,
За три года впервые, подниму белый флаг.
Решать тебе:
Рубить с плеча, покорившегося у ног
Или же сделать шаг на встречу.
Ты знаешь,
Мечтающий о любви – одинок.
И когда ты ответишь,
То, я – тоже, отвечу.
Сказать, что ты мне нравишься – ничтожно.
Тебя я вижу в витринах лиц и в звонком детском смехе.
И пусть по улицам бродит холодное «Тревожно»,
Я грею мысль о родном человеке.
Кусочек луны плавает в Неве,
Отколовшийся от своей половинки, похоже.
Я просыпаюсь в мыслях о тебе
И если засыпаю – тебя я вижу тоже.
Земли одиночества
Нас с тобой столкнула полуночная метель,
повенчало в звёздном храме одиночество.
Ложной клятвой повязала стылая постель,
мы забыли, что все кошки серы ночью-то.
Вера в неизбывность оправдает ночи страсть.
Ну а дальше… Надо ль думать, черти вывезут.
Не купить, не вымолить, душа вопит: «Украсть!»
Тешит зеркало кривое, жизнь — на вывертах.
Но закончен праздник ночи — лживый маскарад.
Маски смыты, видим мы оскал уродливый.
Умерла любовь, запели реквием ветра.
Земли одиночества теперь нам — родина.
Ого! Рим, как всегда в точку!
Спасибо, Александр! С наступающим!
И Вас Рим, с новым уже годом!
- «Кем-то», а не наоборот —
Парадигмами времени я забеременел,
Забеременел, по-видимому, зря.
На улице тени – хотели быть белыми,
Как белые тени снегов января.
Я –
Оголтелый король одиночек.
Мечусь по клетке ребер, что твой дед.
За беззубой улыбкой, я прячу кусочек,
Своих не одержанных побед.
Я облако из мяса, топорщусь по ветру,
Как порванный парус, убранный в штиль.
На забытом языке, бубню свою мантру
И как смятый листок, отправляюсь в утиль.
Парадигмами времени я забеременел,
Забеременел и сделал аборт.
На улице тени – хотели быть белыми,
А я хотел быть «кем-то», а не наоборот.
Выбор не простой, а …
А выбор — не простой, а проще — репы:
родился и живи, и ешь, чтоб жить.
Ведь творческий процесс подобен скрепам
сакральным, божия печать лежит
на всяком, но поймёт канон не каждый,
так застит око золотой телец,
что связь прямая с богом это — важно,
жратва не жертва на алтарь-столе.
В молитве без понятия нет — смысла.
Есть бесконечность — парадигма — жизнь.
И только глупый доверяет числам,
ломая зубы, крошит рубежи.
Во времени бежит строка святая.
не доверяй досужей, злой молве.
Судьба такая: ты в закате таешь
и видишь новый вдалеке рассвет.
Концовка сильная ! Спасибо Рим)
- Первый сон домой —
Я счастлив, знаешь – это так.
Два года одиночества – не пытка.
И может быть, сущий пустяк:
Глаза закрыл – твоя улыбка.
Ты стала маленькой Тыжкой,
А я – Ябудо,
И пусть в нашем мире всему есть учёт.
В моём первом сне, я дома как будто,
Вместе с тобой…
И пусть мир подождёт.
Ведь «мы» (я так боюсь этого слова),
Ведь «мы» два сердечка в мире мозгов.
Для меня ты стала моей незабудкой,
Для тебя от бессонницы отказаться готов.
Много тех, с кем засыпают,
Но, ни одной, с кем путешествуют во сны.
Я не боюсь больше, и пусть звёзды знают,
Мой второй пилот в мир грёз – это ты.
Одно сердце на двоих
Время снегом тает на окне.
Дни, слепым дождём сливаясь в годы,
кажутся безликими, но мне
ничего не надо от природы.
Ты — её создание, навек
захватила душу и сознанье.
Непрерывен — наш любви рассвет,
длится бесконечное свиданье.
Только мы — в полёте бытия,
крылья, облака и солнце — в выси.
И любовный круг, в нём — ты и я,
только брошенный иного ищет.
Пусть переплетение сердец
прорастает от земли до неба.
Мы доверились судьбе-звезде,
без любви вся жизнь — бесцветна, небыль,
Мы — две половинки одного:
у меня в груди — твои полсердца,
у тебя — полсердца моего.
Чувству всемогущему доверься.
Интересно) Половинки, почему-то вспоминается песня танцев минус половинка
Миром правит императив дуализма, посему тема половинок в любовной литературе превалирует.
Дуализм даже в мозге! Согласен, Рим.
- Лейтмотив иллюзий —
В твоих глазах плескается Тьма,
А волос, цвета вороненого крыла,
Мой взор к себе пленит.
Твоим теплом можно греть города,
Сжигая всё и вся,
Как обещанный в новостях метеорит.
Но твой костёр… горит, не тлеет,
Карая всех, кто в мысли заключён.
И тот, кто был тобой убит,
Не смеет,
Противится…
Потому что влюблён.
О, дива!
Ты карающую длань протяни.
Заключи в объятья вечного сна.
И пусть жар твоих губ меня поглотит,
Лейтмотивом иллюзий…
Моя вечная Тьма.
Это это был сон
Если это был сон, ты меня не буди.
Я исчезну за гранью и счастьем в глазах
словно льдинкой застыну, пускай впереди
вечность плещется, но отказаться нельзя
от любви без купюр, что похожа на бред.
В ней бессильной былинкой сгораешь дотла.
Только в эти глаза бесконечно смотреть.
Ты бессмертным мне стать наконец помогла.
Смерти нет и любовь это — целая жизнь.
В миге вечном застыв, яркой искрой сгореть.
Время мимо рекою бесстрастной бежит.
Ты меня не буди, жизнь прекрасна в заре.
Спасибо Рим! Только ради таких комментариев от вас уже стоит писать новые стихи.
- Гитара -
Музыкант гитару взял в руки,
И нежно как девушку обнял.
Истосковалась, замаялась,
В ожидании, в муке,
В просительной дрожи,
Как ей он играл.
Предварительных ласк – миг прикосновений,
По струнам её женственной души.
Он пристроил гитару себе на колени,
А она, чуть дыша: «Прошу, не спеши».
Первых аккордов – капли росы.
Первых аккордов – тёплый рассвет.
Мелодия льётся как шёпот листвы.
Мелодия вторит как эхо планет.
Гитара,
По мановению умелых рук,
Восторженно отдаётся в одночасье.
И забывается одиночество вдруг,
И остаётся лишь женское счастье.
Музыкант гитару взяв в руки,
Свою нежность он с ней разделил.
Истосковался, замаялся,
В ожидании, в муке,
В просительной дрожи,
Потому что любил.
Божественный дар
В моём пространстве — только ты и бог,
играет колдовская музыка.
Кружится королевою любовь.
Я век в плену — счастливым узником.
Не жить посредственно, а танцевать,
взяв нежно за руки вселенную.
Шептать галактикам любви слова,
твоё снискав благоволение.
В душе быть бесконечностью всегда
и видеть красочность мелодии,
забыть о чёрном «нет», молиться «да»,
тогда в картину пазлы сложатся.
Слиянье душ в божественный коктейль,
об этом просит эволюция.
Ведь в этой жизни счастливы лишь те,
кто на всю жизнь до гроба влюбится.
Любить, а расставаясь умирать.
Танцует королева вечная.
Любовь как бесконечная игра -
божественный дар человечеству.
Благодарю Вас, Рим!