Дом стар.
Сад — стар.
Всё старо.
Ну и дар -
если дар -
прадеда добро.
И ключи,
и кирпичи,
в кухне серебро…
На что взгляну,
чего коснусь -
всё старо.
А всё же — сад.
А всё же — дом.
Своё, где жить.
Полы,
и стены,
и в окно -
дубов кряжи.
Тут лягу спать.
Обедать — здесь.
Стара кровать,
а всё же — есть.

Атмосферный, пожалуй, сад.
Сяду книгу писать.

Ночь потемнее.
Кухня подальше.
Греться у печки -
весело даже.
Кофе на углях.
Тосты на углях.
Мягкий халат, и
мягкие туфли.
Медный подсвечник.
Тени в проходах.
Окна кромешны.
Спать — неохота…
Свечи ещё много.
Встану попозже.
В плед завернуться,
спасаясь от дрожи -
и за работу,
в кресло с ногами.
Пишется бойко
в доме с тенями.

Дряхлые шторы. За шторами — ветки.
Ветхие рамы, карнизы — ветхи.
Кажется, рухнут через минуту.
Разбогатею — всё заменю тут.

Сколько по стенам — портретов…
А лиц-то знакомых — нет.
Все молоды — очень…
Между прочим.

Кофе на утро, конечно, задача.
Утро здесь раньше, кухня — дальше.
А всё же привыкнуть можно.

Снова встану попозже.

Пылесос бы, конечно, креслам.
Займусь потом.
А так обстановка прелестна.
Картинный дом.

На портрете номер один -
господин,
даже во фраке.
У ног — собаки.
В руке — хлыстик.
Хлыщ. Хлыщик.

Лишь окажусь в саду,
и хочется влезть на дуб.
На ручки. Такие прятки.
Что-то со мной не в порядке,
как под зельем.
Дом — красоты музейной.
А мне в нём хочется одного -
спрятаться.
От него.
Только ночью — другое.
Накроет,
сяду писать, себя забуду,
за строчками строчки.
А утром к дубу -
на ручки.

На столиках полировка, но — в пыли.
Полы тут давненько не мели.
Потом наведу порядок. Нужно время.
Надо уже дописать скорее.
Портрет номер два — дама.
Барышня, то есть.
Немного на зрителя драмы,
это святое:
заломлены брови, глаза — наверх.
Отличный портрет.
Вышивает что-то.
Нет, готовится вышивать:
в руках работа,
но стежков ещё не видать.

Я поняла.
Это всё зеркала.
Они до сих пор в покровах,
покойники словно.
Сняла, и сразу уютней,
и больше простора.
Давно не гляделась, к слову.
Посвежела, и сильно.
Прогулки в саду и жизнь по старинке
с лицом творят чудеса.
Кстати, после уборки — в сад.

Надо вторую тетрадь.
Долго рыщу по столам.
А вот, как меня ждала.
Ешё тут банка чернил.
Кто-то туго закрыл.
Нет — высохли. Жаль, жаль.

Но как я стала свежа…

Потрет номер три.
Номер четыре.
Пять, шесть, семь, восемь.

Надо же, кажется, осень.

Взялась было перечитать,
поняла, что не та тетрадь.
Эта совсем пуста.
Двух слов не найти на листах.
А где же та?
Надо искать.

Гляжу — узнать не могу.
Пропали складки у губ.
Заломы на лбу, морщинки век.
Как будто другой человек.
Правда, пожалуй,
совсем одичала.
Глаза — как вышла из леса
или из-под земли.
Что-то болезненное,
что-то… скулит.

Девятый и десятый похожи.

Встану попозже.

А что это был за прадед?
С какой стороны? Как звали?
Я, конечно, наследству рада,
но знала о нём едва ли.

Я ведь эту тетрадь начинала летом.
После портрета
номер…
Неважно. Где слова?
Ладно, не бросать же работу, всё потом.

С неба потоп.
С дубов облетела листва.
Не к кому сесть на ручки,
в прятки сыграть.

Сегодня писать буду лучше
до утра.

В зеркале — красота.
Как картина.
Даже в духе старинном.
Только я очень сильно не та.
Я ведь помню шрам,
тут…

Да, до утра.

Утро.
Кофе, тосты.

Голые ветки в снегу — будто бы кости.
Значит, уже к Рождеству.
Если всё наяву.

Снежный волшебен свет.
В раме — словно портрет.

Замечания и советы приветствуются. В меру.