Прослушивая, утопая, чернеют брови,
так хлестко,
в паутинной памяти роясь, ноют.
Слов нет — так и здесь,
гипертрофированны,
лишь пеленают пустоту, меж пальцами препинаясь.
А пустыня отобрала самое дорогое, мирное,
ярче золота,
купающее ежеминутно, чуть более окрепшее внимание.
В асфальте осядут перья туманом,
а я листом,
бумагой спущусь из недр обманного рая.
Варитесь скуки в дикости нелепой,
кладясь грудью,
замыкая силуэты, пусть мрёт наш городок запретный.