В себя вернуться, отыскав лазейку
меж сном и явью, пробуждая вновь
свое послушно дышащее тело,
и не узнать — что заставляло кровь
легко звенеть, прозрачной вязью пело,
теперь канючит дудочкой-жалейкой.

А где-то там, над небом человечьим,
где знаки и мелодии слились
в божественно-серебрянное слово,
ты истинную прозревала высь,
но утром Панночкою стыла снова
в ларе плененной тесной буквой речи.

В пол-лёта, вскользь касаясь изголовья,
стихи поманят, веки осенив,
гортань заветной тайной искушая,
но — черной папороти хладные огни-
останутся в ночи, не нарушая
той, предрассветной грани предиСловья.