«Бог мой! Отец мой!»
Снова и снова, как бешеный маятник,
Старые призраки, грешники памяти,
То ль подчиняясь, а то ли командуя,
Кружат в больной голове.
Руки, дрожащие крестным знамением,
Тянутся грудь осенить, но в смятении
Рясу хватают и рвут в озарении
С шеи серебряный крест.
Слабые ноги бессильно подломятся.
В мыслях сомнения яростно ссорятся -
В веру вонзились, вернулися сторицей,
Душу испили до дна.
В небо молитва несется скулящая.
Солью ожженные веки горящие,
Еле открыты. Рассудок слепящие
Рвутся из горла слова.
«Бог мой! Отец мой! За что наказание?
Веру мою превзошло испытание…
Жалкий и грешный, склонил в покаянии
Перед Тобою главу.
Блудного сына смешно возвращение.
Как, как Твое заслужить мне прощение,
Если мой разум и вера в сомнении,
Верить Тебе не могу?
Смерть и разлуки, потери, страдания,
Страсти греховные тайного пламени,
Сети интриг, роковые признания -
Вот, что я видел всю жизнь!
Да, я прощал. И убийц, и насильников.
Всех, кто искал для себя Твоей милости,
Всех, пока руки не стали бессильными
Чьи-то грехи отпустить…
Бог мой! Отец! Мне молитва — проклятие!
Глаз не выносит святого распятия!
Грешную душу, как ведьмы заклятие,
Жжет раскаленным клеймом!
Боже, прозрей… Неужель все достойные
Кары Твоей будут снова свободными?
Что же до тех, кто живет не разбойником?
Буду сидеть под замком?
Я умоляю, пошли мне знамение!
Душу облегчи блаженным прозрением,
Ибо душа моя, как привидение,
Мечется, ищет покой…
Боже! Прошу! Хоть сейчас дай мне мудрости
Перетерпеть, пережить эти трудности!
Бог мой, Отец мой… мне страшно, и трусости
Грех над моей головой.
Гнусно мне быть слабоверным изменником,
Жалким и грязным, души своей пленником,
Только, Господь, на Твой каменный жертвенник
Много я жертв положил…
Бросил и веру. Твой сын самый преданный -
Я! — говорил о бесчестии верности,
Я, — я! — в любви упрекал Тебя деланной,
Много хулы возводил!
Да! Я кощунствами сыпал! Проклятьями!
Станешь ли ты раскрывать мне объятия,
Иль у тебя есть получше занятие?
Что там, прощаешь убийц?..
Господи! Мысли терзают сознание!
Зло и язвительно сердце страдания…
Бог мой! Отец! Я приполз с покаянием,
Боже! Прошу, помоги!..»
Словно бы пьян иль безумен, качается,
Грязной рукою о пол опирается
Падре, а рядом с ладонью валяется
Павший отвергнутый крест.
Снова и снова, как бешеный маятник,
Старые призраки, грешники памяти,
То ль подчиняясь, а то ли командуя,
Кружат в больной голове.
Загрузка ...Оценки:
Ох, Анна! Страсти тут столько — аж жутко становится! Все-таки не перестаю я восхищаться тем, на какие темы Вы пишете.
Но я чуть-чуть попридираюсь, ладно?
>Руки, дрожащие крестным знамением,
>Тянутся грудь осенить, но в смятении
>Рясу хватают и рвут в озарении
>С шеи серебряный крест.
Мне кажется, после «руки» запятая не нужна, потому что когда она есть, получается, что руки дрожат крестным знамением. А я так понимаю, что руки просто дрожат и тянуться осенить грудь знамением. «рвут в озарении» — нехорошо, по-моему, ну откуда озарение? Может, с «остервенением» как-то зарифмовать?
«В веру вонзились, вернулися сторицей,» — мне казалось, что «сторИцей». Я не прав?
Ох черт. Глупая голова. Не сказали бы Вы мне, я бы и не заметила запятую лишнюю. Да. С орфографией дружу, но видимо пока перепечатывала с бумаги приняла это все за причастный оборот и выделила по инерции. Фу, как получилось.
«Озарение» — только потому, что этот крест в моем воображении не давал покоя измученному падре. Он как бы камень преткновения его веры, потому что разум мучают сомнения, но этот крест он снять не смел, а потом неосознанно потянулся перекреститься, и как результат всплеска эмоций — сорвал этот крест, будь он неладен. Вроде как озарение больного. Как будто если на шее не будет висеть крест, станет спокойнее.
Вот посмотрела — оказалось, что да. СторИцей. А я и не задумывалась. Всю жизнь «стОрицей» говорила. Впредь внимательнее нужно быть:) Спасибо