Уродилась дурная на голову всем на несчастье:
То молчит и молчит, то спрячется и бормочет.
Карту вынет — так всё впустую, крестовой масти;
Подарил же какой-то чёрт нам такую дочку!
Уж и били её — хворостиной, да всё без толку,
Не берут её вовсе розги да оплеухи:
Только белые губы сожмёт да глянет волком.
Оборвать бы ей уши — да что тогда прок с безухой!
За водою пойдёт — как будто за днём вчерашним,
А пошлёшь напросить — так приносит сухие корки.
Ей в глаза поглядеть — как в окна пустые — страшно
И дыханье сшибает, как будто несёшься с горки.

Взяла ещё моду — в шатёр приносить газеты,
Сначала прочтёт, а потом, ты смотри-ка, пишет,
Себя позабудет да вскрикнет: ой, мама, свету! —
Как будто у нас керосин бывает лишний!
Да ладно, пусть пишет, оно, может быть, на пользу -
Уже старики к ней заходят за этим делом,
Ей дарят потом за помощь серёжки-кольца,
Да вот подарили платочек в цветочек белый.
А только ведь жалко дуру — не выдашь замуж,
Она же ни петь, ни плясать, ни добыть на ужин —
Как будто поповна не то городская дама…
Ей скажешь…
«Ой, мама, мне муж не нужен!»
Да всё это смолоду, сдуру, а мать-то знает —
Ведь женская доля, известно, она от Бога!
«Не нужен» — ведь скажет тоже ещё, чудная…

…А всё-таки глянет — и сердце возьмёт тревога…

Девки как девки у всех, в пятнадцать — невесты,
К каждой уже посватались хоть по разу;
Смотришь — соседскую выдали, честь по чести,
Только на эту не смотрит никто, заразу.
Да, не красавица, но ведь и не заморыш:
Косы черны и длинны, и глаза углями
Светят, а только ясно — сваты нескоро
Сядут на наш клеверок золотыми шмелями.
Я ж говорила — кому нужна книгочейка?
Где только книги берёт — смотреть на них страшно:
Рваные, грязные, тащит и тащит зачем-то.
Лучше бы новую брату стащила рубашку!
Да не по чину ей, видишь: всё пишет, пишет,
То угольком, а то карандаш добудет;
Пишет на книжках, газетах, билетах, старых афишках,
Даже ей глаз не жалко своих, паскуде.

А зашёл тут племянник мужнин в гости,
В тридцать лет уже вдов — такая доля;
Одному жизнь подарит, с другого спросит,
А цыган или царь — не играет роли.
Посидел, выпил с мужем немного водки,
Покурил да приметил девчонку с книжкой:
«Это старшая выросла? Вот красотка!
Эй, девчонка, ты что там такое пишешь?»
Волком глянула: «Рихмы». «Как?» «Ну, песни».
«И сама сочиняешь?! Вот это находка!
У кого же, дядя, такая невеста?»
Сговорились. Это легко под водку.

Скакать бы дуре, теперь, от счастья,
А не свистеть по кустам соплями:
Чуток постарше — какие страсти!
Знать, обложили тебя сватами?
Скажи спасибо, что хоть бы вдовый
Нашёлся — нет же, сплошные вздохи,
Всё ищет свадьбу отсрочить повод,
Всё повторяет: «Ой, мама, плохо,
Ой, сердце щемит, под горлом давит»,
И смотрит, смотрит побитой шавкой.
Да ладно: свадьбу такую справим —
Сама попросит денёк добавки!
Соседки с зависти почернеют,
Такая будет о свадьбе слава!
Не плачь, дочурка, от слёз дурнеют,
Ну что ты, глупая, что ты, право…
Не на закланье ж — а просто замуж,
Такая доля дана нам Богом,
Ну, что ты шепчешь там: «мама, мама»…

… А сердце всё же берёт тревога…

Вот и свадьба зашумела,
Вот и гости загуляли,
Розу на простынке белой
Людям честно показали.
Водки — море, мяса — горы,
Скрипы скрипок не смолкают,
По помосту бьют танцоры
Каблуками, каблуками!
А невеста — вся в цехинах,
В честных золотых монетах,
Вся сверкает, как витрина,
На руках звенят браслеты,
А на шее, как медали,
Кроны снизаны в мониста.
Выйди, выйди, молодая,
Видишь — на помосте чисто;
Попляши, уважь-ка свёкров,
Повертись гостям на радость.
Что кривишься, будто горько?
Что ломаешься? — Так надо;
Ну-ка, скрипки, дайте польку!
Молодая — поскакала!
«Щемит, мама, больно, больно» —

…Надломилась и упала…

…И опала, как листочек…

…Побелела…

…И застыла…

Врач сказал, потом: должно быть,
Слабенькое сердце было.

Брониславе «Папуше» Вайс посвящается