- А почему весь спектакль был без слов?
- Почему без слов? – Коломбина пожала плечами. – Со словами. Я монолог произносила, у Гека монолог был, Пеппи там то с Геком, то с Алёной разговаривала…
- Ага. И всё, кроме твоего финального монолога, было записано на диктофон, а потом крутилось отдельно.
- Ну незнаю, — Коломбина отхлебнула чай из чашки и потянулась за печеньем. – Это негласное правило такое. В спектакле актёры, которых должны простить, не должны не проронить ни звука. Так вот принято. У нас ещё печенье есть?
- Сейчас посмотрю… — Мальвина повернулась на табуретке и заглянула в тумбочку. – Тебе повезло. Чего-то тут ещё имеется.
- Давай сюда. – Режиссёр подвинула тарелку из-под печенья поближе к Мальвине. – Кстати, тебе не пора бы спать?
- Пора наверно… — задумчиво согласилась Мальвина. – Но я же сегодня первую половину дня дрыхла. По твоему же совету. – Мальвина задумалась. – Или по совету Чешира?…
- Да, кстати. Спасибо что напомнила. Тебе теперь играть роль, которую играла Пеппи в спектакле Чешира.
- Ты уверена, что это кстати? – пытаясь за недовольством скрыть заинтересованность, спросила Мальвина.
- Ну если не кстати, то тогда я тебе сообщу некстати. Кроме роли, ты ещё себе и Пеппины вещи забираешь.
- С какого? – не поняла Мальвина.
- Традиция, — пояснила Коломбина, засунув печенье в рот, отчего остальные объяснения давала с набитым ртом, — ешли в день ухода актёра прифол новый актёр, то фсе фещи, — она остановилась, проглотила остатки, запила чаем и тогда продолжила, — то все вещи ушедшего актёра достаются пришедшему. То есть у тебя теперь есть все вещи Пеппи, со всеми вещами Гека в придачу. А так как Гек не играл особой роли в спектакле Чешира, то ничего я у тебя отбирать не буду… — Коломбина улыбнулась и снова сделала глоток.
- Коломбин… Скажи уж сразу, сколько у вас тут традиций и негласных правил, а? А то я тут только пришла, ещё какую глупость сотворю…
- Ну ладно, — режиссёр поставила чашку на стол и положила подбородок на скрещенные ладони, задумавшись. – Ну, во-первых, не называть своего имени. Твоё настоящее имя должен знать только режиссёр, а остальные актёры узнают его только на финальном спектакле… Во-вторых… ну вот про вещи… кстати, тебе повезло с вещами, у тебя же вообще вещей не было, как я понимаю… Ещё молчание во время спектакля, ещё запрет на распространение информации про нашу деятельность, ещё нежелательно приходить сюда после того, как тебя Простили… Также запрет на переписку, соцсети, разговоры по телефону и прочее – он конечно нигде не прописан, но желателен весьма…
- Прям монастырь, — усмехнулась Мальвина.
- Ну не совсем. В монастырях ты не была, — парировала Коломбина. – Ещё один из важных пунктов – не влюбляться ни в кого из тех, кто остался в привычном тебе Мире. Вроде всё, если ещё соображу – сообщу, договорились?
- Хорошо… А как себя чувствует те, кто отсюда вернулся в нормальный Мир?
- Ну, я могу тебе это сказать разве что со слов других, — усмехнулась Коломбина. – Как ты понимаешь, мне ещё не доводилось Возвращаться.
- Ну так?
- Что – так? Начну с того, что, пожив здесь некоторое время, ты начнёшь тусклее воспринимать реальность. Поначалу это радует, потом озадачивает, потом пугает… Это не только к эмоциям относится, но и к вкусовым, и к тактильным ощущениям… Было очень обидно, когда месяце на третьем моего здесь прибывания я позволила себе небольшую интрижку на пару ночей и обнаружила, что практически ничего не ощущаю… — Коломбина улыбнулась с печальной ехидцей. Мальвина смущенно опустила глаза, внутренне торопливо молясь, чтоб Коломбина продолжила объяснять ей свойства этого места, не останавливаясь на подобных примерах.

- Но есть и счастливые исключения, — молитвы Мальвины явно были не услышаны. – Например, это те, кто был здесь и ушёл Туда… Подобные персонажи весьма способствуют пробуждению чувственности…
- Можно хватит?… – тихо взмолилась Мальвина.
- А ты ещё говоришь, у нас тут монастырь, — подколола её режиссёр. – Ладно. На чём я остановилась? Ах да, на чувственности. Те, которые ушли отсюда Туда, говорят, что жизнь поначалу накатывает волной, и все ощущения возвращаются практически разом. Причём это происходит на первое пробуждение после Прощения, и первую неделю Вернувшиеся ходят буквально ошарашенные своими ощущениями… Конечно, это со временем проходит, но, сама понимаешь, они впринципе начинают воспринимать мир по-другому… И потому, что постарели на одну-две жизни, не меняя тела, и потому, что теперь каждое ощущение Жизни воспринимают как подарок…
- Подожди-подожди, — Мальвина недоверчиво подалась вперёд. – Что значит «постарели на одну-две жизни»?
Коломбина взяла чашку, сделала глоток и поморщилась.
- Остыл, — со вздохом констатировала она. – Не могла бы ты мне ещё заварить? И себе заодно сделаешь… А я тебе за это объясню, что я имела ввиду, договорились?
- Шантажистка, — выдохнула Мальвина, поднимаясь из-за стола и направляясь к подоконнику. – Какой тебе?
- А какие есть?
- Чёрный, чёрный с фруктами, щепоть каркаде, зелёный, зелёный, ещё какой-то чёрный, кофе… Вроде всё.
- Давай зелёный… Там цветок есть?
- В смысле? – не поняла Мальвина.
- Ну, свёрточек такой, который от кипятка в цветок превратиться… — Коломбина вздохнула и подошла к подоконнику сама. – Вот, вот в этой коробочке, видишь? Заливай чайник греться, я пока заварник прозрачный поищу.
- А откуда воду залить? – уточнила Мальвина.
- Вон девятнадцатилитровка стоит, — крикнула ей Коломбина из-за плеча, роясь в шкафчике. – Чайник на плите. Сейчас уже ночь, мы генератор выключили, а то много жрёт, зараза, да и шумит сильно… Вот, — она торжествующе выпрямилась с прозрачным чайничком в руках. – Нашла. Давай, кипяти воду, я пока тебе расскажу, — режиссёр села за стол, поставила чайник перед собой и начала говорить, глядя в круглый бочок чайника на своё отражение.

- Я ж уже говорила, — начала она, — что это место, если это можно назвать местом – немного иное, чем привычный тебе мир. Одной из особенностей этого места является то, что для душ время здесь течёт по-другому. Ты кстати, кто по религии?
- Незнаю… — Мальвина пожала плечами и выключила воду. – Наверно, атеист.
- Тогда уж атеистка… — недовольно проворчала Коломбина. – Ладно, атеист. Тогда ознакомься с моими представлениями о душе, раз я в рамках этих представлений сейчас объяснять буду. Смотри. Примерно представляешь себе индуизм?
- Ну разве что по песенке «хорошую религию придумали индусы», — усмехнулась Мальвина, ломая вторую спичку в попытке зажечь плиту.
- «Что мы, отдав концы, не умираем насовсем», ага. А христианство нам что предлагает?
Дождавшись, когда газ вспыхнет, Мальвина ответила.
- Ад с Раем.
- Какая умная девочка, — ехидно-елейным голосом прокомментировала Коломбина. – Прям иди и лекцию читай в университете.
- Не надо, — сказала Мальвина угрожающе.
Коломбина подняла руки.
- Всё-всё-всё, не буду предлагать тебе лекции читать. Буду только предлагать слушать. Смотри. Если совместить индусов с христианами, то получиться, что жизнь у нас одна, но перерождений этой жизни много. Логично даже предположить, что все эти перерождения ведут к определённой цели, а конкретно – достичь Рая.
- Не поняла, — честно призналась Мальвина.
- Ну как тебе ещё объяснить… — выдохнула Коломбина. – Смотри. На Страшном Суде, ну или на Главных Весах сравнивается, чего больше человек сделал – хорошего или плохого. Но ведь надо ещё и набрать эти самые Дела, которые взвешивать… Поэтому каждой душе даётся множество жизней, чтоб набрать эти дела. Но тут тоже есть своя поправка. Чем старше душа, тем легче ей сделать что-то великое, и тем меньше это великое весить будет… Вот физику знаешь?
- А что конкретно? – недоверчиво спросила застигнутая врасплох этим вопросом Мальвина.
- Представь себе шарнирно прикреплённую к вертикальной стене длинную палку. Вот так, — Коломбина взяла чайную ложку и приставила её к стене.
- Предположим, представила, — неуверенно сказала Мальвина. – Только причём здесь течение времени в Закулисье?
- Дослушай, — нетерпеливо перебила её Коломбина, – смотри. Вот если поднимать эту ложку – палку – недалеко от шарнира, то поднимать её будет сложно, а угол между начальным и конечным положениями будет достаточный. Если же на такую же высоту поднимать за конец палки, — Коломбина перехватила ложку за кончик, — то усилий надо гораздо меньше, но и угол будет почти незаметным. Угол здесь – то, какой вес дадут этому событию, а усилия, необходимые для этого – это возможности души к данной работе… так понятно?
- Примерно, — Мальвина улыбнулась, — так что там с течением времени?
- Проведённый здесь, в Закулисье, день старит душу на год. То есть с одной стороны – развивает и умудряет душу, с другой… Ведь после лет семисот жизни вообще очень сложно Пройти… — сказала Коломбина задумчиво.

Донеслись попыхивания чайника на плите. Коломбина молча взяла его, кинула в чайничек зелёный свёрточек, залила… Девушки молча смотрели, как раскрывался букет внутри заварника. Потом, также молча, Коломбина разлила заварившийся чай по чашкам.

Мальвина попробовала и спросила:
- А что ещё я должна знать?
- Ну например, то, — ответила ей Коломбина, также сделав глоток и не отрывая глаз от цветка, — что обитатели Мира не могут нас запомнить. Например, к тем же Диме с Алёной и я, и Пеппи с Геком регулярно наведывались. Пеппи даже набралась наглости стрельнуть у Алёны сигарету, а потом с ней по какому-то поводу спорила… Хотя, даже если б Пеппи и не была Закулисной, думаю, её бы не узнали.
- Почему это? – удивлённо-меланхоличным тоном отозвалась Мальвина. И Коломбина ответила ей:
- Просто, понимаешь… Ты ведь видела Пеппи на спектакле?
- Ну и?
- Вот как бы ты её охарактеризовала?
Мальвина задумалась.
- Нуу… Я бы сказала, что она боится сделать что-либо неправильно. А ещё скажу, что я не представляю её не у плиты, не в постели… — Мальвина сама удивилась собственной безразличной храбрости сказать подобное.
- Твоя характеристика даже точнее моей, — удивлённо-устало отозвалась Коломбина. – Моя была – «она застряла веке этак в восемнадцатом, в загнивающем дворянском захолустье». Ну не суть в словах. А попав сюда, она очень изменилась, и не только внешне. Хотя и внешне я над ней поработала. У неё только что цвет глаз остался прежним. В остальном же она из загнивающей аристократки превратилась в пародию на исправляющегося чертёнка. Хотя это наверно к лучшему… Я же тебе говорила, что она берёт себе новое имя, и новую историю жизни в придачу?
- Нет… А почему?
Коломбина сделала последний долгий глоток и подлила себе ещё.
- Потому что от прежней Марии мало что осталось, — сказала она наконец. – Или вообще почти ничего. Мы её вытолкнули, причём на такой простор, что у барышни закружило голову… Такую, со вскруженной головой, барышню, уже вполне можно было встретить на каком-то этно-фестивале, продающую феньки, как гласит придуманная нами легенда…
Мальвина тоже потянулась к чайнику с желанием подлить себе ещё.
- А что потом?
- А потом – суп с котом, — показала язык Коломбина. – Потом Гек заявил, что ему негде ночевать, а Пеппи, поддерживая игру, предложила ему перекантоваться у себя. Возможен такой вариант развития событий?
– Возможен, — улыбнулась Мальвина. – Но я имела ввиду другое. Как они потом жить будут?
- Найдёшь – спросишь – узнаешь… — пожала плечами Коломбина. – Но я так думаю, она больше не будет мучиться выбором между Геной и Димой.
- Почему же? – недоумённо-хитро прищурилась Мальвина.
- Потому что, — Коломбина снова показала язык. – Потому что она любила Гену, и одновременно с этим боялась. И тянулась к Диме из-за того, что он был более спокоен, менее категоричен… Теперь же… — Коломбина взяла с тарелки последнюю печенюшку и подмигнула.