Мои рубаи…
1
Я знаю, что есть на свете люди,
Способный создавать миры.
И я знаю, быть может, точно,
Что среди них был и ты.
2
Ты роста большого аль маленького,
И мир боиться этого,
Но знай истину простую -
Любой может добиться любого.
3
Говорю одно, а делаю другое -
Такова судьба моя, человеческая.
Но знаю я, что слово моё правдиво,
Независимо оттого, кто я.
4
Я на небесах стою у ворот Рая,
Но нигде не видно никого.
Может, ошибся я дорогой,
И у Ада стоит моя душа?
5
Старость не радость — радость тоже не счастье.
Легенды уходят — становятся старше.
Остается только память — память о тех, кто жил,
И кто жив, хоть они почти умерши и видятся реже.
6
Слышу вой собаки,
Что воет против скуки
Темной поздней ночью.
Как снежинка, собака, во мраке.
7
Правду хочешь знать?
Ну и горазд же ты мечтать.
Ой не могу прекратить смеяться!
Парни, вы слышали? Правду хочет знать!
8
Вся жизнь — обман,
Любовь — дурман,
Смерть… А я всего-лишь хочу,
Чтобы не кричали, что опять я пьян.
9
Силен, красив, бесстрашен, велик -
Только это всего лишь бзик
Молодой старухи интернета,
Которая сейчас в псих-больнице псих.
10
Вчера я видел небо. Как прекрасно оно.
В тюрьме сидя, не вижу его я,
Но знаю, прекраснее небо будет,
Если кто-то ждет тебя.
Оценки:
Фарид, у меня почему-то есть подозрение, хотя, собственно, оно почти ни на чем не основано, что Вы умеете разговаривать и писать на вполне приличном русском языке, а в стихах преднамеренно используете такой стиль — с ошибками, грубоватый, без рифм и ритма. Хотя, возможно, я ошибаюсь
Ну вот, а теперь объяните, почему «рубаи», если во множественном числе «рубайят»?
И почему у Вас не рифмуются, как положено, 1,2 и 4 строки?
Ну вот если «велик-бзик-псих» — это, допустим, рифма, то «собаки-скуки-мраке» — «скука» ведь не рифмуется? Ну и в других тоже.
А последнее вообще без рифм — это уже не рубаи?
а последнее что тогда?
а на счет множественного числа не знал )))
и у меня все рифмуется — либо вы или я не так читаем)
Ну, если у Вас «люди-миры-ты» или «маленького-этого-любого» рифмуются, то кто-то из нас не так читает
Восток — дело тонкое, Петруха…