Романс об испанской жандармерии, перевод
автор оригинала — Ф.Г.Лорка
Чернее чёрного кони.
Чёрен подков их отсверк.
Плащей чернильные пятна
блестят отражённо воском.
Закрыта слезам дорога
свинцовыми черепами.
Сердца лакированной кожи
по автостраде примчались.
Ночны и горбаты, там, где
распорядиться решили,
трепещет песок от страха
к молчанью мрачной резины.
Везде, где взбредёт, проходят,
и головы их забиты
неясной картой созвездий
каких-то там карабинов.
О, город, цыганский город!
Трепещут по стенам флаги.
Лежит варенье из тыквы,
луны и вишни по банкам.
О, город, цыганский город!
Кто позабыл бы, увидев?
Муки и мускуса полон,
и башенок из корицы.
Когда приходила полночь,
полная ночи начальной,
цыгане в кузницах звонких
солнца и стрелы ковали.
Скакун, истекая смертью,
под каждою плакал дверью.
Петух пел стеклянным горлом
в Хересе-де-ла-Фронтере.
От нападения стены
ветер, нагой, укрывает
платиноночной полночью,
полной ночи начальной.
С расспросами — «не нашлись ли?»,
вдруг потеряв кастаньеты,
ходят в ночи по цыганам
Святой Иосиф и Дева.
В монистах миндальных, нынче,
будто жена алькальда,
Дева нарядно одета
в обёртки от шоколада.
Иосиф руками водит
под складок плаща шелками,
и вслед идёт виноградарь
с восточными королями.
Загрезил рогатый месяц
аиста сонным восторгом.
Флагами и фонарями
захвачены крыш закорки.
Вздыхают за зеркалами
в слезах плясуньи без плоти.
Водой и тенями город
в канун Рождества наполнен.
О, город, цыганский город!
Трепещут по стенам флаги.
Твой свет погасить зелёный
примчались чёрные всадники.
О, город, цыганский город!
Кто позабыл бы, увидев?
Оставьте его, где лёг он
у моря, космы рассыпав.
Они разошлись попарно
в рождественский пьяный город,
подсумки окутал гулом
бессмертника смертный ропот.
Они разошлись попарно,
вдвое ночные плащами,
и мнятся им окна неба
отблеском шпор их звенящих.
Город, не ведая страха,
всё множил и множил двери,
и в двери сорок жандармов
въехали для разграбленья.
Встали часы. В бутылках
с волхвами на этикетке
коньяк прикинулся робко
невинной микстурой детской.
Крыло длинных криков взмыло
во флюгерные высоты.
Изрублен саблями ветер,
копытами в землю втоптан.
По полусумраку улиц
старухи-цыганки мчатся
вместе с конями снулыми,
с кувшинов монет бренчаньем.
По вздыбленным спинам улиц
скачут плащи роковые,
как след, за собой оставив
складные ножницы вихрей.
Возле ворот Вифлеема
толпой собрались цыгане.
Иосиф рядит, страдая,
мёртвую девочку в саван.
Бесцеремонные ружья
звонами ночь протыкают.
Слюною звёздною деток
Дева врачует Святая.
Но скачут жандармы дальше,
огнём засевая город,
и в пепел сжигает пламя
выдумку — юной и голой.
Воет, осев на пороге,
из рода Камборьо Роса,
лежат, отсечённые, врозь
груди её на подносе.
Другие девушки мчатся,
сбегая от собственных кос,
и возле них воздух взорван
соцветьями выстрелов-роз.
Когда же каждая крыша
вспахала в земле канаву,
заря повела плечами
над грудой огромной камня.
О, город, цыганский город!
Пока ты огнём охвачен,
чёрным туннелем молчанья
жандармы верхом ускачут.
О, город, цыганский город!
Увидев, кто позабыл бы?
На лбу моём сыщут след твой.
Игра луны и пустыни.
Загрузка ...Оценки:
Natali Che - "10"
Оох, как здОрово! очень — Очень понравилось. (а есть ли возможность разместить оригинал для попытки сравнения ритма стиха?).
Все стихотворения цикла у Лорки написаны романсным стихом, который не предполагает специального ритма, он силлабический — то есть, держится на равном количестве слогов в каждой строке.
Сейчас оригинал и подстрочник в комменты кину.
Los caballos negros son.
Las herraduras son negras.
Sobre las capas relucen
manchas de tinta y de cera.
Tienen, por eso no lloran,
de plomo las calaveras.
Con el alma de charol
vienen por la carretera.
Jorobados y nocturnos,
por donde animan ordenan
silencios de goma oscura
y miedos de fina arena.
Pasan, si quieren pasar,
y ocultan en la cabeza
una vaga astronomía
de pistolas inconcretas.
¡Oh ciudad de los gitanos!
En las esquinas, banderas.
La luna y la calabaza
con las guindas en conserva.
¡Oh ciudad de los gitanos!
¿Quién te vio y no te recuerda?
Ciudad de dolor y almizcle,
con las torres de canela.
Cuando llegaba la noche,
noche que noche nochera,
los gitanos en sus fraguas
forjaban soles y flechas.
Un caballo malherido
llamaba a todas las puertas.
Gallos de vidrio cantaban
por Jerez de la Frontera.
El viento vuelve desnudo
la esquina de la sorpresa,
en la noche platinoche,
noche que noche nochera.
La Virgen y San José
perdieron sus castañuelas,
y buscan a los gitanos
para ver si las encuentran.
La Virgen viene vestida
con un traje de alcaldesa,
de papel de chocolate
con los collares de almendras.
San José mueve los brazos
bajo una capa de seda.
Detrás va Pedro Domecq
con tres sultanes de Persia.
La media luna soñaba
un éxtasis de cigüeña.
Estandartes y faroles
invaden las azoteas.
Por los espejos sollozan
bailarinas sin caderas.
Agua y sombra, sombra y agua
por Jerez de la Frontera.
¡Oh, ciudad de los gitanos!
En las esquinas, banderas.
Apaga tus verdes luces
que viene la benemérita.
¡Oh ciudad de los gitanos!
¿Quién te vio y no te recuerda?
Dejadla lejos del mar,
sin peines para sus crenchas.
Avanzan de dos en fondo
a la ciudad de la fiesta.
Un rumor de siemprevivas
invade las cartucheras.
Avanzan de dos en fondo.
Doble nocturno de tela.
El cielo se les antoja
una vitrina de espuelas.
La ciudad, libre de miedo,
multiplicaba sus puertas.
Cuarenta guardias civiles
entran a saco por ellas.
Los relojes se pararon,
y el coñac de las botellas
se disfrazó de noviembre
para no infundir sospechas.
Un vuelo de gritos largos
se levantó en las veletas.
Los sables cortan las brisas
que los cascos atropellan.
Por las calles de penumbra
huyen las gitanas viejas
con los caballos dormidos
y las orzas de monedas.
Por las calles empinadas
suben las capas siniestras,
dejando detrás fugaces
remolinos de tijeras.
En el portal de Belén
los gitanos se congregan.
San José, lleno de heridas,
amortaja a una doncella.
Tercos fusiles agudos
por toda la noche suenan.
La Virgen cura a los niños
con salivilla de estrella.
Pero la Guardia Civil
avanza sembrando hogueras,
donde joven y desnuda
la imaginación se quema.
Rosa la de los Camborois
gime sentada en su puerta
con sus dos pechos cortados
puestos en una bandeja.
Y otras muchachas corrían
perseguidas por sus trenzas.
en un aire donde estallan
rosas de pólvora negra.
Cuando todos los tejados
eran surcos en la tierra,
el alba meció sus hombros
en largo perfil de piedra.
¡Oh, ciudad de los gitanos!
La Guardia Civil se aleja
por un túnel de silencio
mientras las llamas te cercan.
¡Oh, ciudad de los gitanos!
¿Quiénte vio y no te recuerda?
Que te busquen en mi frente.
Juego de luna y arena.
Кони черны.
Подковы черны.
На плащах блестят отражённо
пятна чернил и воска.
У них, чтоб не плакать,
свинцовые черепа.
[игра слов - жандармы также носили застёжки-черепа]
С душой из лакированной кожи
приходят по автостраде.
Горбатые и ночные,
там, где возникают, распоряжаются
молчанием тёмной резины
и страхом тонкого песка.
Проходят, где хотят пройти,
и скрывают в головах
неясную астрономию
сами не понимают каких пистолетов.
О, город цыган!
В углах — флаги.
Луна и тыква
с вишней в консервах.
О, город цыган!
Кто тебя видел и не вспоминает?
Город страдания и мускуса,
с башнями из корицы.
Когда наступала ночь,
ночь, которая ночь ночнит [авт. окказионализм],
цыгане в своих кузнях
ковали солнца и стрелы.
Смертельно раненый конь [авт. эвф. смерти]
стучался/ плакал у каждой двери [игра слов]/
Стеклянные петухи пели
для Хереса де ла Фронтеры
[город-столица фламенко, символ цыганства].
Ветер закрывал собой, голый,
угол от атаки,
в ночь серебряноночную,
ночь, которая ночь ночнит.
Дева и Святой Иосиф
потеряли свои кастаньеты
и спрашивают по цыганам,
не встречали ли их.
Дева идёт, одетая
в одежды алькальдесы,
обёртку из шоколада
и ожерелья из миндаля
[игра слов: бриллианты формы миндаля и миндаль].
Святой Иосиф двигает руками
под шёлковым плащом.
За ним идёт Педро Домек
с тремя персидскими султанами.
[игра слов: восточные цари в католичестве - то же, что волхвы, пришедшие к Иисусу, и восточные цари изображены на этикетке коньяка винодела Педро Домека; в общем и целом описывается традиционное рожественское шествие, и Дева - это статуя, украшенная фольгой]
Полумесяц спит / грезит
восторг / транс аиста.
Знамёна и фонари
захватили крыши.
За зеркалами всхлипывают
балерины без бёдер.
Вода и тень, тень и вода
в Хересе-де-ла-Фронтере.
О, город цыган!
В углах — флаги.
Погаснут твои зелёные огни / свет, [авт. зелёный = предсмертный]
поскольку пришла «достославная» [т.е. жандармерия]
О, город цыган!
Кто тебя видел и не вспоминает?
Оставьте его лежать возле моря,
без гребней для проборов.
По двое расходятся вглубь
в праздничный город.
Ропот бессмертника [авт. символ смерти]
охватил подсумки.
По двое расходятся вглубь.
Вдвое ночной тканью.
Небо им кажется
витриной шпор. [возможно, намёк на звёздчатую форму шпор]
Город, свободный от страха,
множил свои двери.
Сорок жандармов
входят, чтобы грабить, в них.
Часы остановились,
и коньяк в бутылках
прикинулся «ноябрём» [детская микстура],
чтобы не вызывать подозрений.
Крыло долгих криков
воднимается во флюгерах.
Сабли рассекают ветерки,
которые топчут копыта.
По улицам полутёмным / полумрака
убегают старые цыганки,
с сонными конями
и кувшинами монет.
По улицам, вставшим дыбом,
поднимаются плащи роковые,
оставляя за собой недолговечные
вихри ножниц / складные.
Возле врат Вифлеема [начало рождественской песни]
собираются цыгане.
Святой Иосиф, исполненный мук,
укрывает / заворачивает в саван девицу.
Упрямые / бесцеремонные острые ружья
всю ночь звучат / звенят.
Дева лечит детей
звёзной слюной.
Но жандармерия
продвигается, сея огонь,
в котором, юная и голая,
сгорает выдумка [фантазия, способность фантазировать].
Роса из рода Камборьо [цыганская фамилия]
воет, сидя в дверном проёме,
обе её груи отсечённые
помещены на блюдо.
А другие девчонки бегут,
преследуемые своими косами
в воздухе, где взрываются
розы чёрного пороха.
Когда все крыши
вспахали борозды в земле,
заря пожала / повела плечами
в длинном профиле / разломе камня.
О, город цыган!
Жандармы едут
туннелем молчания,
пока тебя окружает пламя.
О, город цыган!
Кто видел тебя и не вспоминает?
Ведь тебя разыщут на моём лбу/ лице.
Игра луны и песка.
как интересно, рифмованный вариант превосходен в сравнении с прозаическим, и образность даже ярче. я так понял, что перевод Ваш? ещё вот что интересно и непонятно: в оригинале стих не разделён на строфы, и в первом (произвольном) варианте перевода строф тоже нет.
ещё раз, спасибо, очень-Очень понравилось.
Перевод мой, с учётом замечаний лорковедов. Скопировалось криво, оригинал разбит на строфы.
раз уж пошёл такой разговор, а какие замечание у лорковедов?
Так я их вынесла в квадратные скобочки
кроме того, где написано «игра слов», там я просто как человек, ориентирующийся в испанском, поняла
ая думал, что в скобки вынесены «черновые мысли», сложности перевода. блин, как интересно, особенно распечатав тексты, сопоставлять их (с учетом ремарок). спасибо большущее.