Сегед не сед, хотя и давно пора.
В запахе паприки пряником встал собор.
Ратуша будто готова принять парад -
строго наряжена. Видно — горда собой.
Тиса тесна себе в берегах. Течёт,
впрочем, охотно — ей же к теплу, на юг.
Дивный дворец округлым ведёт плечом,
ночь отводя фонарями. Не признают
дети столетья нашего темноты -
стыло ей стало и мало на свете мест,
фронт её прорван, и слаб, ненадёжен тыл,
в славу её переулки не служат месс…
Только один всегда ей в городе рад -
в кротких объятьях её до мерцанья бел;
страстный любовник, ласковый нежный брат
и утешитель в эту годину бед.

Ночь улыбается, разом помолодев.
Ночь говорит ему: пальцы твои — рай.
Ночь умоляет: вот твоя скрипка — играй,
плакать не буду, хоть меня всю изрань!
Он ей молчит: это только для дев.

Сегед не сед: старый университет
вечную юности плещет вовне волну.
Смотрит на девушек и сожалеет скрипки поэт,
что ни одна не смогла разбудить струну.