Никто о нём не знал, не говорил,
Журналы не писали, не снимали.
Мир просто взял о нём и позабыл,
И только единицы вспоминали.
А он писал, он пел и он творил,
Любил и верил – вскоре он вернётся.
Пусть тяжело, и нет уже тех сил,
Но ведь талант – он же всегда пробьётся.
Его семья – казахская ячейка.
Заметьте, это вовсе не Москва.
А он стремился, извивался змейкой
И сочинял всё новые слова.
И вот он хит про мальчика с Тамбова.
Все записали, зашумели вдруг.
Как долго ждал успеха он такого,
Внимания и суеты вокруг.
Но как-то незаметно всё уплыло.
Артисты новые, певцы, хиты.
И население опять о нём забыло,
Опять разбило все его мечты.
И если б не друзья, семья, родные,
Ему пришлось бы очень нелегко.
И тексты незамысловатые, простые
Он начал вновь писать талантливой рукой.
Не мог поверить, что Москве не надо
Души его и света глаз,
Нужны лишь только пафос, нагота.
Не нужен он в который раз.
Но он боролся за семью, за деток
И пел, писал как много лет назад.
А было много убивающих моментов.
Смерть друга словно автомат
Попала прямо-прямо в сердце.
Он мучался, терзался и страдал.
И приоткрыл он на балкон те дверцы.
Раз этот мир его не признавал.
Наверно там, за видимой чертою
Его поймут и примут в мир иной.
Он так решил. И бросился стрелою.
И песни он оставил нам с тобой.
А осуждать или винить – не вправе.
Он нас просил вниманье обратить,
Но не теперь, на этой переправе.
Быть может, он тогда и смог бы жить.
Он верил до последнего мгновенья
Что нужен, что любим, и он снимал
Всё то, что видел: мысли, впечатленья.
И камеру с собой в последний путь забрал.
Всего лишь 37. Совсем немного.
Ушёл как Пушкин. Хотя мог бы жить.
А, может, не было пути иного,
Раз смог он так всё разрешить.
Его столкнули. Только не с балкона.
Его столкнули с мира звёзд.
А значит не было пути иного…
Таланта с нами нет… Не надо слёз.
Не надо лишних слов, переживаний,
Лишь вера и любовь ему нужны.
И чтобы не было подобных расставаний,
Мы повнимательней друг к другу быть должны.