«You are here,» — там пишут в метро на табличках.
В моей голове это выглядит символичным:
я все-таки здесь. Пять квотеров, синяя ветка,
от Harlem’а до Division на запад. — Эй, детка,
выходишь на следующей? Нет? Выходи за меня.
(Выходит, где бы ты ни был, ты поменял
одни декорации, вместо развязки сюжета.
Скрепят половицы и слепит прожектор,
но, раз уже вышел, бубни свой заученный текст,
а мы пока посидим, пожуем попкорн.) The next
stop is Damen. Attention, the doors are closing.
Здесь не другая планета, здесь мучают те же вопросы.
Здесь так же не хочется утром вставать на работу,
здесь верят в счастливое завтра, но ждут субботу,
чтоб снова ее прое*ать. Купить по дешевке кровать
из Ikea — такое же счастье, вообрази.
- Hi, Jack, сколько лет, сколько зим?
Take care, здесь вечно сквозит,
наш гребаный Windy City, you know.
Впрочем, если приспичит, то можно сорваться на бич.
Come on.

Или come back.
Меркнет марево взлетно-посадочных. Холод внутри,
десять часов в одну точку, на палец накручивать прядь,
врать, что и нечего было терять. С первого русского «бл**ь»
начинается родина, выбрось свои словари.
(Вроде бы ты и готовил себя заранее,
только ты не говоришь, ты орешь, как раненый,
резаный там, или больной. И вообще, подвинься,
не видишь, здесь только умные-в-белом-пальто-красивые?)
Хоть половинься,
потеряным багажом сердце словно застряло между.
Странные люди в странной смешной одежде -
вечно обижены, злы и простужены -
странно себя ведут. Мне не идут эти лужи.
Мне идет солнце и ветер, и небо другое, белое.
- Darling, садись у окна, я вижу, ты очень смелая.
И вроде одиннадцать тысяч наверх, а как-будто идешь ко дну.
Там я была вообще никому не нужна, а здесь точно знаю — кому.
Но чтоб объяснить это, мне не хватает то духу, то слов.
Не спрашивай, что это значит. Its mean… like…You know.