Замедляется время, сгущается воздух, дышать тяжело.
Ночь, вальяжная словно царица, подарит на счастье ключи
От мгновения, что нас с тобою, любовь, в темноту вобрало;
Отпускает, дав света гран: лезвие пламени жёлтой свечи.

Я беру нежный шёлк и на нём рисовать собираюсь портрет,
Кистью тонкой веду осторожно, дыхание слышно едва.
Контур зыбкий — рассыплется, коль тороплив и умения нет,
Ты роняешь жемчужины, я, подобрав, их сложу вновь в слова.

Твой агатовый взгляд суггестирует, я кисть роняю из рук,
Но она, вниз скользнув, продолжает твой абрис гранить до черты,
Где реальность растает, теряя в космических дебрях маршрут,
Обезличив навек наш простой, незатейливый мир суеты.

Пусть цветная гуашь передаст глубину переливов души
И уродство по воле богов превратится в триумф красоты.
«В благодарность за взвешенный труд,» — прошептала на ухо мне ты, -
«Я тебя нарисую, да так, содрогнуться мирки и миры.

Вот и ящик Пандоры, где краски томятся — откроем его.
Безобразный в нём образ хранится предвечной твоей наготы.
Та, что верит в любовь, но не знает о ней только лишь одного,
Что любовь и Пандора — одно существо у последней черты.

Краски яркие, красные, кровь в них — единственный ингредиент,
Иглы острые кисточкой будут, твоё тело станет холстом… »
Пламя жёлтой свечи гаснет в пальцах моих, за окном вновь — рассвет.
Спи, родная, мы наши портреты с тобой дорисуем потом.