в нефритовом молчании лесов, залитых звёздным светом Водолея,
рассыпанный по берегу песок, под лунным диском свадебно белея,
ложится в ноги, тёплым молоком окутывая тонкие лодыжки.
твоих торчащих шейных позвонков моя рука касается неслышно,
пуская между рёбрами разряд, сравнимый с мириадом диких молний.
в пустых глазах беснуется заря, которая старается наполнить
туманный взгляд и вылиться слезой, невидимой в объятиях Мораны.
окрашенный в индиго горизонт зализывает солнечные раны,
пытаясь перекинуть Млечный Путь бинтом на пораженные сосуды.
о, ради Бога, только не забудь: в любом из нас скрывается Иуда.
и, может быть, легчайший поцелуй, цветущий на виске твоем прозрачно,
таит в себе кусачую иглу. цветочный дух сменяется коньячным,
и в утреннем молчании лесов всплывает череда воспоминаний:
охрипшее от визга колесо и блюзами рыдающий динамик,
расплывчатый серебряный капот, мельчайшие осколки лобового,
два тела, окруженные толпой, витающая в воздухе тревога
и пустота, вонзившаяся в грудь наточенной, как ножик, тонкой спицей.
я не умел заканчивать игру, поэтому решил остановиться,
и ты осталась. нет бы убежать, пойти на свет, отправиться к истокам.
теперь танцуй на острие ножа, отринув сущность шумного потока,
который раньше назывался «жизнь». все кончено – лес тише, чем могила.
как думаешь, а кровь еще бежит по нашим ювелирным синим жилам?
вестимо, нет, а значит, отдыхай, забыв о том, что было до заката.
хранит тебя от рая и греха мерцающая угольным агатом
бродяга-ночь, разлившая сурьму над сводами лесного мавзолея.

хоть кто-нибудь, скажите, почему мы воскресаем в свете Водолея?