Это один из немногих текстов, где я использую ненормативную лексику – минимально, естественно. Дело в том, что армия и мат неразделимы. Если кого-то это смущает, не читайте…

Служба в подземной авиации была такая же, как и во всей остальной армии – размеренная, тягомотная и бестолковая. Строевые смотры, показуха, бесконечная приборка, окраска стен пещер в светло-жёлтый цвет… Чего стоил, например, циркуляр «о проведении физической зарядки» – там категорически предписывалось, чтобы солдаты непременно совершали ежедневный кросс вокруг территории части. Конечно, это требование было рассчитано на обычные, наземные войска. Поскольку же существование войск подземных находилось под грифом строжайшей секретности, то и предусмотреть такую возможность создатели инструкции никак не могли. Однако это обстоятельство отнюдь не означало, что от абсурдного требования можно было отмахнуться: армия испокон веку стояла на строжайшей дисциплине и неукоснительном исполнении приказов.
Как этот идиотизм можно было реализовать на практике, никто придумать не мог: вокруг гигантской каверны, в которой базировался батальон, сплошным массивом располагались плотные диабазовые породы, продвигаться в которых могли только боевые «кроты». Но приказ есть приказ, поэтому каждое утро весь личный состав поротно грузился на десантные борты и совершал своеобразный «круг почёта». Внутри десантного корабля при этом приходилось заниматься бегом на месте. Такой гениальный выход из положения предложил замполит части, майор Фитюк. С идиотизмом приходилось справляться идиотизмом же, и в этом отношении батальон особого назначения ничем не отличался от остальных частей Министерства обороны.
Впрочем, после того, как курсант Зайцев специальным распоряжением был переведен из учебной в линейную часть, кое-что изменилось. Во-первых, теперь он щеголял в новеньких белых кроссовках – предметом вожделения и зависти всех остальных, не удостоенных пока такой чести, а во-вторых, у него наконец-то появилось личное время. К тому же теперь Артур не был обязан по подъёму вскакивать под надсадный рык дежурного по роте, имел право посещать столовую вне строя и с удивлением обнаружил, что его мнение вдруг начало что-то значить для сержантского состава.
Поскольку сооружать свой подземный резервуар для каждой войсковой части было достаточно затратно, то линейная часть располагалась тут же, рядом с учебной. Фактически это проявлялось в том, что оба гарнизона жили бок о бок, Артур даже спал на той же койке, что и раньше. Только непосредственным командиром его теперь являлся не ефрейтор Гребе, а сержант Лукинский. Вообще, перевод этот имел значение более номинальное, чем реальное.
Армейский быт этих совмещённых частей официально определялся уставами, но в большой мере также и традициями. Традиции в армии – это вообще нечто особое. Например, солдатами свято блюлся обычай розыгрыша и обмана офицеров, и солдатская смекалка в этом направлении подчас творила чудеса. Воин, сумевший облапошить начальника и при этом увернувшийся от наказания, приобретал непререкаемый авторитет – до тех пор, пока уязвлённый командир, в свою очередь, не отыгрывался на обидчике. Причём прямые, что называется, «в лоб», наказания не котировались, и опустившегося до таких методов командира презирали все, в том числе и сослуживцы-офицеры. Нет, требовалось ответить хитростью на хитрость и прижучить дерзкого выскочку так, чтобы выставить на посмешище перед всей частью. Это было неким своеобразным спортом, в котором выигравшая и проигравшая сторона регулярно менялись местами. Доходило до того, что наиболее отчаянные солдатские сорвиголовы заключали с офицерами пари, берясь выполнить то или иное действие в условиях жесточайшего контроля со стороны второй заинтересованной стороны.
Так случилось и тогда, когда очередной раз служба снабжения должна была получать спирт. Да-да, тот самый классический случай – военнослужащий и казённый спирт! Причём спирт в данном случае был медицинский, высшей очистки – ожидалось прибытие нового суперсекретного образца техники, и техслужба заблаговременно запасалась расходными материалами для регламентных работ.
На этот раз схлестнулись Лукинский и майор Фитюк, временно сочетавший основные функции замполита с исполнением обязанностей заместителя командира части по техническому обеспечению. По условиям пари Лукинский должен был добыть продукт в количестве не менее одного литра, причём из той самой партии, которая только что поступила. И добыть в течение суток. Призом в случае успеха служило добытое, а недостающее количество майор должен был восполнить за свой счёт.
Драгоценный расходный материал бдительный Фитюк слил в широкую стеклянную бутыль с притёртой пробкой и поместил в сейфе, ключ от которого демонстративно прицепил к брелоку и сунул в карман. Мало того, сам сейф был перемещён из его кабинета, который не охранялся, в продуктово-вещевой склад. Склад представлял собой изолированную пещеру с бесконечными стеллажами, на которых хранились запасы тушёнки, запасных коробок к противогазам, веников – и обычных, и банных, аккумуляторов, походных пехотных фляжек, банок со сгущённым молоком, пожарного инвентаря, мешков с сахаром и мукой, сигарет и всего прочего, необходимого для обеспечения многочисленных армейских потребностей. На входе в эту сокровищницу, естественно, выставлялся круглосуточный караульный пост, а единственная дверь опечатывалась дежурным по части и вскрывалась только в его присутствии.
Тем не менее, соглашение было заключено и стороны разошлись – каждая в свою сторону, готовиться и принимать необходимые меры.
– Ну и как ты собираешься действовать? – нетерпеливо спросил Артур, когда Лукинский с безразличным видом развалился на своей койке, по обыкновению задрав ноги в кроссовках на дужку кровати.
– Увидишь, – невозмутимо ответил сержант.
– Даже не представляю, – сказал Артур. – Там же пост. И сигнализация. Откроешь – у дежурного сирена завоет.
– Не завоет… Байдиков!
– Я! – отзвался проходивший мимо курсант.
– Головка от х#я! Где вас только берут, здоровенных таких?
– Я из Тамбова, товарищ сержант, если вы это имели в виду.
– Ясно. Слушай боевой приказ. К двадцати двум часам ноль-ноль минутам раздобыть тазик и полотнище мешковины для мытья полов. Понял?
¬– Так точно, понял. Разрешите выполнять?
– Не разрешаю. Уточняю задание. Тазик должен быть абсолютно чистым и блестеть, как у кота яйцы. Тряпка должна быть новой, но дважды постиранной в горячей воде и тщательно высушенной… Да! И ещё одно. Вон огнетушитель висит – видишь?
– Вижу, товарищ сержант.
– А я вижу, что на нём слой пыли. Немедленно вытереть! Чтоб ни пылинки, понял? Остальные огнетушители не трогать. Не дай бог что-то будет не так – урою. Дошло?
– Дошло…
– И последнее. Раздобудешь флакон тройного одеколона.
– Где?
– В п##де! Родишь и скажешь, что нашёл. Ясно?
– Ясно.
– П#здуй!
Утомлённый разговором Лукинский прикрыл вежды и погрузился в дремоту, никак не отзываясь на настойчивые атаки Артура, вкрай заинтригованного такой странной подготовкой. Единственное, чего Артур добился – приказания найти ефрейтора Гребе, командира отделения курсанта Байдикова, и передать, что оный курсант вплоть до завтрашнего утреннего развода поступает в распоряжение сержанта Лукинского. Всё.
– Да зачем он тебе?
¬– Надо. Видишь, какой он лось! Здоровый, чёрт.
– Ну и что?
– Ну и ничего.
Так и остался Артур с этим «ни с чем».
Впрочем, и Лукинскому подремать не дали. В связи с тем, что послезавтра в часть внезапно (ага, внезапно, как же…) должна была прибыть инспекторская проверка, был объявлен аврал. Отцами-командирами было решено украсить интерьер с помощью природных декоративных элементов. Проще говоря – нарезать молоденьких деревьев и натыкать везде, где только можно. Предполагалось таким образом убить сразу двух зайцев: зелёные насаждения должны были создавать хорошее настроение в широкой воинской массе, что должно показывать заботливость командования – и одновременно эти же насаждения позволяли замаскировать явные огрехи в окраске стен. Кстати, идея красить стены так и не прижилась из-за проблемы вентиляции: у личного состава от запаха краски болела голова, а взять свежий воздух в достаточном количестве под землёй было негде.
Итак, Лукинский, погрузив на борт два отделения лесорубов, срочно отбыл на поверхность. Предполагалось брать молодые пушистые сосенки: лиственные породы за время пребывания комиссии могли потерять свежесть и поколебать таким образом положительный имидж части. Рядового Зайцева тоже не оставили без дела: срочно потребовалось выпустить «боевой листок». Этот шедевр стенной печати обычно выполнялся на фабричным способом напечатанной заготовке формата А3. На заготовке имелось изображение некоего абстрактного солдата, поднимающего руку торжественно-призывным жестом на фоне мчащихся в атаку танков и самолётов, а ниже располагалось пустое место для самобытного рукописного текста. Текст на сей раз должен был быть посвящён надвигающейся министерской проверке, но таким образом, чтобы сразу было ясно, что о самом факте проверки никто ни сном, ни духом не ведает. Режим секретности – прежде всего, как торжественно воздев палец, задекларировал развивший бурную деятельность замполит Фитюк. На недоуменный вопрос Артура, как такое вообще может быть, последовало категорическое указание не выёживаться, а приступать немедленно, об исполнении доложить.
– Пля, и чё теперь делать? – озадачился Артур, глядя на Серёгу Степанова – взводного поэта, так же, как и он, назначенного ответственным за еженедельные выпуски.
– Да хня, первый раз, что ли, – отмахнулся тот. – Ща заделаем стих, пиши только буквы покрупнее, чтобы на весь лист растянуть… Не бзди.
– Серый, ты очередной раз спасаешь наши задницы, – проникновенно сказал Артур и ушел за цветной тушью и набором писчих перьев (старинные перья «редис» были гордостью замполита, сберегавшего их ещё с лейтенантских времён). Удивительно, но в век всеобщей компьютеризации (и более того – принтеризации) начальство в лице Пидадона требовало, чтобы агитационные материалы писались вручную; это, его по мнению, подчеркивало, что исток вдохновения исходит непосредственно из глубины народных масс. Пидадон – было заглазное прозвище замполита Фитюка.
Когда Артур вернулся, стихотворение было уже готово.

Пока стране спокойно спится,
И экономика крепка,
Державы нашей на границе
Активны вражие войска.

Дрожи, агрессор агрессивный,
Отныне на себя пеняй.
Напав, узнаешь нашу силу,
Да будет поздно, негодяй!

У нас и под землёй граница.
Россия твёрдо верит в нас.
АК в руке, суровы лица,
Когда исполним мы приказ.

¬– Как-то не очень, – прочитав, засомневался Артур. – «Агрессор агрессивный» ну совсем уж… Да и «АК в руке»… Много ты автомат в руках держал? Разве на стрельбах только. Переделай.
– Ты что! – взвился уязвлённый автор. – Ты просто в стихах не понимаешь. Человек с автоматом –
это, знаешь ли, такой устойчивый художественный образ солдата-защитника. Вот увидишь, как Пидадон доволен будет: у всех листки прозой, а у нас – поэзия!
– И «Вражие» неправильно. Надо «вражеские».
– Сам знаю. «Вражеские» в размер не лезет, тут четырёхстопный ямб. Ничего, так тоже нормально. Да и я не Пушкин, в конце концов!
– А почему про проверку ни слова?
– Как это ни слова?! «Напав, узнаешь нашу силу» – что такое нападение врага, как не проверка боеготовности? Самая проверистая проверка!
– Ну ладно, – вздохнул сдавшийся Артур и поплёлся к замполиту – согласовывать. Согласовывать положено было каждый публикуемый текст – во избежание появления в стенной печати идеологически не выверенного материала.
Когда он вернулся с резолюцией «В печать» и размашистой майорской подписью, Степанов уже подготовил рабочее место: на листке-заготовке чуть заметно была пролинеена карандашная разметка для будущих строчек.

После вечерней поверки вернувшийся Лукинский проверил всё, что поручал Байдикову, и остался доволен: тазик с половой тряпкой были первозданно чисты, а указанный огнетушитель сиял так, словно только что сошёл с заводского конвейера. Повертев его в руках, сержант сорвал пломбу и велел повесить на место. Единственно, что с одеколоном была проблема: тройного найти не удалось. Байдиков, виновато потупившись, предъявил флакон «Шипра», закупленного в гарнизонном магазине за личные деньги.
– Ладно, сойдёт, – проворчал Лукинский, понюхав его и вновь закрутив пробку. – Утром, сразу после подъёма, в бытовке уронишь его на пол – так, чтобы разбился. Осколки собери, да не порежься смотри! В урну их, и до обеда пускай там лежат. Для убедительности.
– Есть.
– Так, Заяц, ты тоже будь готов. Через час, как все уснут, будем грабить Пидадона… Да, тазик, бойцы, не забудьте.
Всё-таки статус пилота давал неоспоримые преимущества: и Зайцев, и Лукинский могли невозбранно отлучаться из расположения части – на учёбу или, тем более, на боевое патрулирование. Воспользовались они этим правом и теперь, прихватив с собой и курсанта Байдикова – с целью, ведомой одному только сержанту.
Лукинский на этот раз выбрал маленький разведывательный бот, в котором они втроём смогли разместиться лишь с некоторым трудом.
– Ничего, – сказал он. – Потерпите. Это ненадолго. А теперь меня не отвлекать!
Лукинский стронул «крота» до того медленно и плавно, что Артур даже не заметил момента начала движения. Выплыв за пределы пещеры, бот продолжал двигаться самым малым ходом, слегка забирая влево. Сержант не отрываясь смотрел на приборы, осторожно манипулируя штурвалом. Он вёл машину на самой малой скорости, касаясь управления мягко, какими-то кошачьими прикосновениями, то и дело сверяясь с указателями курса и перемещения. Несмотря на кажущуюся лёгкость движений, на лбу его выступил пот. Наконец, он замедлил ход почти до нуля, прислушиваясь к поскрипыванию породы за обшивкой, и внезапно резко нажал на тормоз.
– Так, а теперь тихо, – предупредил он, – все разговоры только шёпотом… Раздраить носовой люк!
Оказалось, что Лукинский, перекрыв все нормативы точности, вывел «крота» таким образом, что нос машины всего лишь на каких-то полметра торчал из стены в помещении склада. То есть как раз настолько, чтобы открыть люк, не будучи при этом засыпанным измельчённым в молекулярную пыль диабазом. И рассчитал всё так точно, что «крот» высунулся именно там, где отсутствовали стеллажи.
– Учитесь, салаги, пока я жив, – гордо шепнул он, – теперь, когда задним ходом сдадим, стена восстановится – и хрен кто узнает, что мы тут вообще были!
Они осторожно выбрались в тусклый при дежурном освещении проход. Пидадоновский сейф стоял в конце его на деревянном помосте полуметровой высоты.
– А как мы его откроем? – спросил Артур. – Ключа-то у нас нет. А он ещё и опечатан…
– Никто его открывать и не собирается, – возразил Лукинский. – Учись, Заяц, правильно ставить задачи. Нам нужно не сейф открыть, а спирт достать… Ты тазик вот сюда подставь.
Артур повиновался.
– Так. Байдиков, теперь твоя очередь. Сможешь тряхнуть эту дуру так, чтобы бутыль внутри разбилась?
Байдиков всё понял. Он резко развернул сейф, отчего внутри явственно хрустнуло стекло, и наклонил его так, чтобы стекающая через тонкую щель вдоль дверцы жидкость попадала точно в таз. Только теперь Артур понял, для чего сержанту нужен был здоровяк Байдиков: ни один из них не смог бы и полминуты удерживать тяжеленный железный ящик.
– Пожалуй, хватит. Тут уже литров пять, нам больше не надо, – наконец, сказал Лукинский. Ставь назад. И смотри, печать не повреди. Пусть думают, что всё в порядке.
Байдиков вернул сейф в первоначальное положение, а Артур с Лукинским тем временем перелили спирт из тазика в заранее приготовленную канистру. Затем все трое осторожно, стараясь не шуметь, покинули склад.

Утро начиналось как обычно.
– Рота, смирно! – проорал дневальный. Дежурный по роте ефрейтор Гребе метнулся с рапортом:
– Товарищ, майор, за время вашего отсутствия никаких происшествий…
Пидадон махнул рукой, прерывая доклад.
– Вольно, – распорядился он.
– Вольно! – продублировал Гребе и принялся преданно есть начальство глазами.
– А почему это здесь у вас так хорошо пахнет? – недоумённо спросил замполит.
– Курсант Байдиков случайно разбил одеколон!
– Ага… Ну ладно.
В бытовой комнате курсанты занимались обычными утренними делами: брились, подшивались, чистили обувь. Когда туда ввалился тучный замполит, все разговоры разом прекратились. Последовала немая сцена, как в «Ревизоре» Гоголя, только действующие лица были иные: в центре – майор, прямо перед ним – сержант Лукинский и рядовой Зайцев, человек десять солдат вдоль стен на табуретах, а в углу, рядом с тазиком и лежащей в нём тряпкой присел виновник неуставного аромата Байдиков.
– Здравия желаю, товарищ майор, – весело произнёс Лукинский.
– Здравствуйте, здравствуйте, сержант. Ну, как дела?
– Всё в полном порядке, товарищ майор.
¬– Так-таки и в порядке? Ну-ну. А я уж думал, что вы всё же попытаетесь достигнуть некоторой известной вам цели. А вы…
– Я обычно достигаю поставленной цели, – скромно сказал Лукинский. – И сегодняшний день не исключение.
– Да что вы?! – казалось, сарказм замполита можно было пощупать руками. – Вы меня пугаете!
– Успокойтесь, товарищ майор. Не надо так волноваться! Вот, выпейте лучше, это должно вам помочь…
Фитюк подозрительно посмотрел на поднесённый ему стаканчик, понюхал, пригубил… И опрометью бросился на склад.
– Есть мнение, что очень скоро Пидадон вернётся, – обращаясь в пространство, сообщил Лукинский. – Поэтому лицам незаинтересованным желательно удалиться. Во избежание.
Никто не двинулся с места. Видимо, все оказались лицами заинтересованными.
Как и предсказывал сержант, майор вернулся быстро.
– Так, – с порога рявкнул он. – Где спирт?!
– Какой спирт? – непонимающе уставился на него Лукинский. – Товарищ майор, вы, кажется, слишком перевозбуждены, вам что-то мерещится…
Фитюк открыл и закрыл рот. Он тяжело дышал, с ненавистью глядя в честное лицо сержанта.
– Всё равно ведь найду, – тихо сказал он.
– Ищите, – так же тихо ответил Лукинский, прищурив глаза и оскаливаясь.
Офицер затравленно огляделся. Только теперь Артур понял, насколько был предусмотрителен сержант: запах шипра напрочь перебивал запах спирта.
Майор блуждал глазами по казарме. Внезапно просияв, он подскочил к огнетушителю – тому самому, выделявшемуся своей чистотой в ряду ещё четырёх таких же.
– Если хотели что-то спрятать, то надо было это замаскировать! – победно бросил он. – А вы, болваны, даже пломбу не удосужились исправить!
Недолго думая, торжествующий замполит схватил баллон и трахнул его головкой об пол.
Огнетушитель сработал штатно. Струя пены обдала майора с ног до головы. Пидадон ошеломлённо стоял, глядя, как всё увеличивающийся клуб пены подползает к его ногам.
Ефрейтор Гребе, опомнившись, схватил злополучный аппарат и пулей вылетел с ним из помещения. Слышно было, как он рядом с казармой сражается с непокорным устройством.
Лукинский подошёл к замполиту.
– Нет, всё-таки вам явно нездоровится, – нарочито озабоченно произнёс он. – Вам, товарищ майор, непременно следует показаться доктору.
Пидадон бешено обернулся к нему, молча потряс кулаками над головой и опрометью выскочил из казармы.
– Я думаю, сегодня он больше не вернётся, – сказал Лукинский, всё так же ни к кому не обращаясь.
Немая сцена закончилась: солдаты грохнули хохотом.
– Но в одном он прав, – продолжал сержант. – Если хочешь что-то спрятать, надо это хорошенько замаскировать. Байдиков!
– Я!
– Понял, для чего были нужны тазик и тряпка? Мы замаскировали спирт под воду. Пидадону и в голову не пришло, что тряпка может плавать в спирте, а не в воде для мытья полов… Короче, теперь спирт этот твой. Это тебе компенсация за одеколон. Но смотри у меня! Чтобы аккуратно, понял? Если что – я первый тебя на тряпки порву…

… На следующий день в расположении части появились гражданские. Возглавляли их упитанный профессор в очках с неимоверными диоптриями и хилый дрыщ восточного типа. Внешний облик ни того, ни другого, по определению Лукинского, не предвещал ничего положительного. Однако пиетет, с которым эту компанию обхаживал комбат Юркин, впечатлял. Как впоследствии оказалось, именно дрыщу предстояло сыграть значительную роль в предстоящих событиях.
При детальном рассмотрении дрыщ, именуемый Баевым Салимом Муминовичем, оказался доктором технических наук, компьютерным гением и автором программного обеспечения, установленного на центральном компьютере «крота» нового типа. Этот новый суперсекретный «крот» стоял теперь в центре автопарка и вокруг него возилась команда штатских специалистов из какого-то строго режимного КБ.
Когда Лукинский ознакомился с заявленными боевыми характеристиками машины, он восторженно схватился за голову и не отходил от комбата до тех пор, пока испытывать новую технику не было поручено именно ему. Сыграло свою роль и то, что накануне внезапной проверки – а ходили слухи, что прибудет лично заместитель министра обороны! – такого злостного нарушителя дисциплины, как сержант Лукинский, желательно было отправить с глаз долой, на какой-нибудь Богом забытый далёкий полигон. Как в Лукинском сочетался имидж разгильдяя и то, что ни одного факта, подтверждающего это, никто привести не мог, Артур был понять не в состоянии.
Поскольку рядовой Зайцев состоял в экипаже сержанта Лукинского, испытывать новую технику предстояло и ему. Поэтому согласно приказу, не теряя времени, Артур вместе со своим командиром и Салимом Муминовичем отбыли из родной и уютной подземной базы и взяли курс в неизвестность.
Салим, быстро перешедший с экипажем «на ты», оказался натурой азартной, женолюбивой и склонной к авантюрам, а также поразил количеством хранимых в памяти анекдотов. Было непонятно, как в свои тридцать три года столь разносторонне направленный Салим ухитряется уделять науке хоть какое-то время из своей активной и насыщенной увлечениями жизни.
Разместился Салим Муминович (или Мумин-оглы, как стал называть его Лукинский) сразу за креслами первого и второго пилотов. Перед ним располагалась панель испытываемой секретной аппаратуры – с большим цветным дисплеем, кучей дополнительных кнопок на клавиатуре и странной сферообразной мышью. Большой неожиданностью стала возможность связи с базой: до этого считалось, что практически никакие виды излучения в земной толще на сколько-нибудь большое расстояние распространяться не могут.
– Качество пока ещё не очень, – извиняющимся тоном сказал Мумин-оглы, – но мы работаем в этом направлении.
– Покажи! – потребовал Лукинский.
– Пожалуйста…
Оглы пробежал пальцами по клавиатуре, и из колонок послышался хрип и тональный вызов, подобные вызову абонента в телефоне.
– Хрр… Алло!
Артур узнал слегка искажённый голос младшего сержанта Котикова – тот как раз должен был дежурить в штабе.
– Борт два нуля семь, – взял микрофон Лукинский. – Движемся по графику, системы и параметры в норме.
– Хрр… Принято, системы в норме. Хрр…
– Как у вас там дела?
– Нормально. Хрр… А Заяц пусть… Хррр… готовит!
– Что готовит?
– Хрр… опу! Его Пи… Майор Фитюк очень ждёт!
– Чё?! – не выдержал Артур.
– Хрр… через плечо! Ты в стихе первые буквы… Хрр… читал? Хррррр… Вся часть уже… Хррр…
Тут система связи замолкла и дальнейший разговор поддерживать отказалась. Лукинский и Мумин-оглы вопросительно посмотрели на Артура. Тот, ничего не понимая, полез в карман: там у него случайно сохранился черновик с резолюцией замполита. Одного взгляда на бессмертное творение Степанова было достаточно.
– «П-и-д-а-д-о-н-д-у-р-а-к», – озвучил лингвистические изыскания Мумин-оглы. – Это кто такой Пидадон?
– Замполит…
– Хана тебе, воин, – хладнокровно сказал Лукинский. – Вешайся. И Степанову тоже хана.
– Почему?! Я-то здесь при чём? Я вообще ничего не знал!
– А кого это е#ёт?
Артур сник.
– Ты, главное, бумажку-то не выбрасывай, – продолжал сержант. – Теперь это твоя единственная защита. Когда Пидадон на тебя наедет, скажи, что офицерам покажешь. Там же его подпись. Если Пидадон не дурак, это его остановит. Но он дурак.
Жизнь внезапно повернулась тёмной стороной. Суровая правда, хохоча над неудачниками, готовилась преподнести жертве очередную порцию неприятностей. В том, что Пидадон способен отравить жизнь кому угодно, а уж тем более ему, Артур не сомневался. Слишком уж разными были их весовые категории в табели о рангах.
И тут Артуру стало всё равно. Пидадон, не Пидадон – а пошло оно всё! И Серёга этот, сука, юморист херов, и придурок-майор, и служба, и всё остальное вместе взятое!
– Так, а теперь все дурные мысли выбросить из головы! – внимательно взглянув на него, скомандовал Лукинский. – Мы на боевом задании, сопли потом будешь распускать. А наша задача должна быть выполнена при любом раскладе…
В задание входила проверка двигателя нового типа, бортового локатора и совершенно уникальной станции слежения за электроникой предполагаемого противника. Для всего перечисленного борт должен осуществить скрытный бросок к полигону означенного противника, располагавшегося на дне Японского моря, занять там выжидательную позицию и провести разведку во время испытаний указанным противником боевой техники. После чего, по возможности не обнаруживая себя, убыть с разведданными к месту постоянной дислокации.
Ну что, двигатель они в настоящий момент как раз и испытывали. Имелся у него существенный минус: включиться он мог только на определённой скорости – примерно так же, как прямоточный реактивный двигатель в авиации, поэтому для начального разгона приходилось использовать маломощный вспомогательный движок. Но зато, выйдя на режим, выдавал такую мощь, что порода за обшивкой не шуршала, как обычно, а тоненько звенела. Управляемость «крота» при этом оказалась тоже весьма впечатляющей.

… Так случилось, что командировка спецкоманды за декоративным лесоматериалом имела некоторые негативные последствия, что проявилось после прибытия высокой проверяющей комиссии.
Командир батальона подполковник Юркин, как и положено, отдав рапорт прибывшему генералу, согласно уставу отступил шаг в сторону и замер по стойке «смирно» на левом фланге от его, генерала, расположения. Прибывшее же высокое лицо пожелало лично укрепить боевой дух части и обратилось к личному составу с патриотической речью. Кратко охарактеризовав текущее международное положение, генерал углубился в детальный анализ конкретных ситуаций. Чувствовалось, что обращаться к народу он умеет и любит.
Подполковник Юркин, стоя навытяжку, вдруг ощутил какое-то подозрительное шевеление в паховой области, словно в районе интимного места ползало какое-то насекомое. Почесаться было никак невозможно, не говоря уж о том, чтобы снять штаны и проверить, что это столь дерзко посягает на честь и достоинство офицера, и поэтому Юркин решился терпеть. Вытерпеть ему пришлось и бомбёжку Югославии, и сирийский конфликт, и – на чём генерал остановился особенно подробно – недавние украинские события. За это время комбат окончательно уверился, что реально стал объектом интереса неизвестного насекомого и даже более того – жертвой укушения. Незаметно исследовав сквозь сукно подвергшееся атаке место пальцем, он лишь утвердился в своей догадке, однако, скованный субординацией и строевой дисциплиной, продолжал стойко переносить тяжести и лишения военной службы. Лишь после того, как солдаты прошли строевым шагом вдоль импровизированной трибуны, комбат кое-как сумел освободиться и пулей влетел в помещение медсанчасти. Там в это время фельдшер Кардунян играл в шахматы с пациентом – лейтенантом Ахтыблиным, который по причине лёгкой внутренней инфекции был освобождён от общего построения. Не обращая внимания на вскочившего лейтенанта, Юркин решительным движением освободился от форменных брюк и, согнувшись, выставил голый зад опешившему фельдшеру.
– Немедленно осмотреть! Там какая-то дрянь меня кусает!
Фельдшер Кардунян, исследовав представленный участок тела, вынес медицинское заключение:
– Там у вас клещ, товарищ подполковник!
– Какой ещё клещ?! Откуда?
– Видимо, с поверхности занесли вместе с деревьями. Вы уже третий пациент за сегодня. Сейчас я его удалю, а вам теперь необходимо пройти курс уколов. С энцефалитом шутки плохи.
– С каким еще энци… энци.. фаллитом?
– Заболевание такое. Правда, не факт, что клещ энцефалитный, но для профилактики… Да вы не беспокойтесь, товарищ подполковник, от энцефалита сейчас почти не умирают.
– Что? Умирают?
Юркин внезапно почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Мозг комбата пронзила внезапная идея. Дело в том, что проверяющий генерал был однокашником подполковника по военному училищу, и Юркин недолюбливал его ещё с тех пор – за ссученность характера и непомерный гонор. Дальнейшие судьбы выпускников различались разительно: Юркин, у которого не было высоких покровителей, каждую звёздочку на погонах добывал потом и кровью (как ему представлялось), а у его соперника карьера неслась бешеным темпом – как считал комбат, за счёт лизожопства и угодливости. Поэтому в клещевой диверсии он увидел шанс уклониться от общения с лично неприятным ему начальством. Однако, опасаясь, чтобы подчинённые не заподозрили его в неуставной слабости характера, он нахмурил брови и распорядился:
– Младший сержант Кардунян, приказываю немедленно приступить к профилактическому лечению! На время моей госпитализации исполняющим обязанности командира части назначаю майора Фитюка, как старшего по званию. Лейтенант Ахтыблин, доведите до майора мой приказ.
– Есть!
Комбат безропотно вытерпел процедуру извлечения впившегося в тыловую часть насекомого-паразита и первую из серии причитающихся ему инъекций, после чего был подвергнут обеззараживанию йодом в зоне укушения и водворён в отдельную палату.
Таким образом, вся власть в части временно перешла в руки Пидадона.

Если бы об этом узнал Артур Зайцев, это, конечно, не добавило бы ему бодрости. Теперь он оставался один на один с неукротимым гневом замполита.
Но Артур знать об этом не мог. Отказавшая внезапно связь отрезала экипаж от руководящих указаний командования, равно как и от информации об оперативной обстановке. Однако боевого задания никто не отменял, и оно должно было быть выполнено при любых условиях.
Не особенно обращавший внимание на потерю связи Мумин-оглы планомерно продолжал вводить Лукинского и Артура в курс дела, раскрывая новые возможности оборудования и поясняя непонятные для них моменты.
– Активная система защиты анализирует излучение вражеских радаров и выдаёт собственный сигнал на той же частоте, но в противофазе, чтобы погасить отклик. Таким образом, противник не видит нашу боевую машину. Или видит её совершенно в другом месте – такой режим тоже возможен. Поэтому мы совершенно спокойно можем сидеть у них под носом…
– А мы их видеть будем?
– А мы их видеть будем.
Собственно, в этом и заключалась идея всего задания: притаиться и попытаться получить максимум информации о новой технике супостатов. Для этого Мумин-оглы собирался применить новейшую программу, разработанную им самим и позволявшую незаметно вклиниться в информационный поток вражеской системы.
Артур с сомнением поглядел на учёного: уж больно не вязалась неказистая внешность того со сложностью и монументальностью поставленной перед ними задачи. Вслух он, конечно, ничего не сказал.
К полигону они подкрадывались самым малым ходом: кроме активных радаров, нейтрализовать которые Салим пообещал клятвенно, нельзя было потревожить простейшие сейсмодатчики, которых тут, конечно же, было натыкано без счёта. Артур, который впервые участвовал в такой акции, был напряжён, Лукинский – молчалив и собран, а по поведению Мумин-оглы вообще ничего понять было нельзя. Учёный возился с аппаратурой, анализируя одному ему понятные закорючки на экране дисплея, и время от времени что-то бормотал на своём языке.
Однако ничего экстраординарного не произошло. Разведывательный «крот» вышел на поверхность (под «поверхностью» разумелось дно, над которым плескалось ещё добрых пятьдесят метров океанской воды) и мирно застыл среди отложений ила.
– Что же это за эксперимент такой, – не выдержал Артур, – что они проводят его не под землёй, а в воде?!
– Вот это нам и предстоит выяснить, – ответил сержант. – Салим Муминович, что там твоя аппаратура показывает?
– Показывает, что американцы в двухстах метрах от нас.
– Ни хрена себе! А что ж я их не вижу?!
– Значит, не только у нас разработана аппаратура подавления… И это неприятный сюрприз. Я их засёк только по компьютерной активности.
– А они нас?
– Пока нет… Не мешайте, я занят.
Повисло молчание. Артур, сидевший чуть сзади, от нечего делать принялся в который раз осматривать ходовую рубку. В полумраке зеленоватым цветом светились шкалы индикаторов, желтым – подсветка кнопок, красным – управление экстренными службами и режимами. Система жизнеобеспечения, ходовая часть, вооружение – всё было штатно. Только связь по понятным причинам была отключена.
– Оп-па!.. – вдруг присвистнул Мумин-оглы. – Поздравляю, мы не одни тут за нашими заклятыми друзьями наблюдаем…
– Что?!
– А то! Здесь китайцы, где-то в двух кабельтовых на норд-норд-вест!
¬– Та-а-ак… – протянул Лукинский. – Конкуренты, значит? Тоже зашли полюбопытствовать?
– Выходит, так.
– А это точно китайцы?
– Абсолютно. Тут я определённо сказать могу, я влез в их управление. У них стоит моя программа. Специально для таких случаев был сделан вариант с уязвимостью. Ну, они недавно хакнули наш сервер и скачали… Вернее, думали, что хакнули.
– И что теперь?
– То, что я могу контролировать их компьютер. Сейчас посмотрим, что они нарыли…
Салимовы пальцы забегали по клавиатуре. Некоторое время по дисплею сплошным потоком текли – нет, не цифры и не символы, такое бывает только в фильмах – а системные сообщения. Закачка чужой информации завершилась неожиданно быстро.
– Ну, в принципе, нам тут больше делать нечего, – потирая руки, провозгласил довольный Оглы. – Просто замечательно получилось: наши китайские коллеги, как оказалось, за нас проделали всю работу: они, судя по всему, здесь уже недели две рыбачат… Вот они, амерские данные – все характеристики как на ладони, красота! Ну, и китайские заодно.
– Хе! Недурственно получилось. Повезло.
– Так что, уже всё? – разочарованно подал голос из своего угла Артур. – Теперь домой?
Не то, чтобы ему так уж хотелось оставаться в этом месте, нет, наоборот – сидеть тут в постоянной опасности быть обнаруженным было попросту глупо, но поверить в то, что задание, о сложности которого им прожужжали все уши, было выполнено так просто и буднично, словно походя, сознание отказывалось. Не на то был психологический настрой. Где геройство, где преодоление трудностей, где лихой осознанный риск, наконец?!
Оказалось, что насчёт риска он попал пальцем в небо. Мумин-оглы оказался не тем товарищем, который мог уйти со сцены без рисовки и эффектного жеста.
– Ну что, покажем пиндосам кузькину мать?!
– Это в каком смысле? – спросил осторожный Лукинский.
¬– В смысле, я сейчас их пугану.
– Э-э, нет. Перепуганные янки дурные, могут и шарахнуть со всей дури. Это ж мы на территории их базы, а не наоборот.
– Шарахнуть? Куда там. Они нас не видят и не слышат!
– А вдруг. Мы ведь ни их, ни китайцев тоже не видим. А может, и у них что-нибудь этакое хитрое припасено…
– Вряд ли. Если бы нас засекли, уже в панике были… Хотите, кстати, послушать, о чём они говорят?
– А можно?!
– Со мной всё можно.
Надо было отдать должное хитроумной Салимовой технике: после щелчка тумблера из динамиков системы связи посыпались чужие команды и реплики. Хрипов, кстати, уже не было: видимо, Салим настроил-таки подавление посторонних шумов. Артур, в последнее время по настоянию Лукинского усиленно штудировавший английский язык, понимал практически всё. Действительно, враги не подозревали о близости ни российской, ни китайской машин.
Мумин-оглы вдруг, заговорщически округлив глаза, шепнул что-то сержанту на ухо – что именно, Артур не разобрал.
– О! Это прикольно, – хмыкнул тот. – Давай!
Пальцы Оглы забегали по клавиатуре. И после его новых манипуляций ситуация взорвалась.
Перед Артуром на обзорном экране вдруг возникла чёткая отметка чужого борта. И тут же в уши ударил всплеск боевой тревоги: на повышенных тонах посыпались команды, из которых следовало, что открывшийся враг американцами тоже замечен и начата подготовка к стрельбе на поражение.
– Я китайцам антирадар отключил, – похвастался довольный Мумин-оглы.
– Зачем? Их же сейчас грохнут!
– Ты за этих хитрожопых не бойся, – сказал Лукинский. – Их сейчас как корова языком… Салим, ты все нужные данные пишешь?
– А то! Это ж прямо феерия какая-то, боевой режим!
Однако везение не могло продолжаться вечно. Никто не мог предполагать, что обнаруженные китайцы на полном ходу рванут в их сторону. Поэтому чуть запоздавший залп американского «крота», не причинивший вреда удиравшему китайскому, тряхнул их машину так, что вылетевший из кресла Артур грохнулся головой о поручень.
То ли он на какое-то время потерял сознание, то ли ещё что, но в нахлынувшей темноте в голове его завертелись странные видения…

… Прибывшая на базу подземных войск высокая комиссия пожелала убедиться, что огневая подготовка в войсковой части находится на столь высоком уровне, что личный состав с оружием в руках способен отразить нападение любых, пусть даже превосходящих, сил противника. То, что под землёй стрелковое оружие как минимум бесполезно, никто, естественно, в расчёт не брал. Поэтому на поверхности было оборудовано временное стрельбище, и батальон поротно командировался туда для сдачи контрольных нормативов.
Такое мероприятие, естественно, не могло пройти в один день, поэтому перед командованием встала задача организации пищевого снабжения прожорливых солдатских масс. Для решения этого вопроса в ближайшее фермерское хозяйство был отряжен старший лейтенант Ахтыблин с двумя приданными ему служебными духами из команды Макаки. Им предписывалось закупить свежую говяжью тушу и доставить мясо в специально организованный временный пункт питания.
– Бычка-то я вам продам, отчего не продать, – без колебаний согласилась доброжелательная и весёлая фермерша Глафира. – Мне так даже лучше, на мясокомбинат машину гонять не надо. Только забивать и свежевать сами будете. Сумеете?
– В мире не может существовать такой задачи, с которой бы не справился настоящий военный! – лихо отчеканил старлей, галантно подмигивая бойкой и плотно сбитой Глафире. Ахтыблин был в прекрасном расположении духа. Видимо, на его поведение положительно повлияло обилие света и оперативного простора.
– Ну, тогда вам и карты в руки! Занимайтесь. А мне ещё много куда успеть надо.
И фермерша, проигнорировав намёк на дальнейшее развитие отношений, упорхнула по своим делам. Разочарованный Ахтыблин остался наедине со смирным упитанным бычком по кличке Васька и двумя подчинёнными, личных имён не имевшими, которые с интересом наблюдали, как начальство станет действовать в создавшейся ситуации.
Начальство решило не медля приступить к первой части операции – забою; сей ответственный акт лейтенант решил произвести лично, в отличие от второй части; обдирать же кожу и потрошить тушу (под его, естественно, присмотром) должны были специально для этого и предназначенные знатоки-животноводы.
День выдался прекрасный. По небу плыли кудрявые летние облака. На вершине водонапорной башни исступлённо урчали голуби. Немного не в тему были лишь надоедливые жирные мухи, летевшие из располагавшегося невдалеке коровника, крытого новеньким светло-серым шифером. Но, конечно же, никакие мухи не могли идти в сравнение с дотошной въедливой комиссией, мытарившей где-то там, внизу, остальных офицеров, не столь везучих, как Ахтыблин. Лейтенант, представив эту картину, удовлетворённо улыбнулся и даже просвистел несколько тактов из мелодии оперетты «Летучая мышь». Жизнь складывалась исключительно хорошо.
Ахтыблин не спешил. Он пару раз обошёл бычка, легонько тыкнул его кулаком в бок, но никакой особой реакции не добился, кроме той, что животное мотнуло задней ногой и шумно выпустило газы. Памятуя о своём неудачном опыте с хряком Юркиным, старший лейтенант на этот раз решил не полагаться на табельный пистолет, а применить более действенный метод. К Васькиному рогу алюминиевой проволокой прикрутили толовую шашку с бикфордовым шнуром необходимой длины, после чего солдатам приказано было укрыться на безопасном расстоянии. Безответные духи схоронились в пустой силосной яме, откуда теперь то и дело выглядывали их любопытные физиономии. Бык же стоял с совершенно индифферентным видом, тупо пережёвывая жвачку и время от времени флегматично помахивая хвостом. Он и не подозревал, что истекают последние секунды его незадачливой жизни.
Ахтыблин, подражая героям вестернов, зажёг шнур от специально закуренной по такому случаю сигареты и офицерской рысью устремился прочь. Он совершенно не желал, чтобы брызгами оторванной головы был испачкан его парадный китель. Длины запала, по его расчёту, вполне должно было хватить, чтобы успеть отдалиться метров за сто.
И, конечно же, он успел.
Однако, удалившись на нужное расстояние и обернувшись, лейтенант обомлел.
Васька, до этого стоявший спокойно, теперь проявлял явные признаки недовольства. Видимо, шипящий возле уха огонёк ему совсем не нравился, а когда вдобавок бегущим пламенем быку случайно обожгло шею, он тряхнул ушами, недовольно взмукнул и телячьим галопом устремился в наиболее привычное и безопасное по его разумению место – в коровник.
Ахтыблин, раскрыв рот, стоял столбом – как того и требовала инструкция по подрывным работам, на вполне безопасном расстоянии от места взрыва. Только вот само это место на месте не стояло, и исправить такую ситуацию не было уже никакой возможности: до взрыва оставались считанные секунды.
Ахнуло так, что с башни порывом сорвало и бросило врассыпную стаю голубей. Обломки шифера с крыши швырнуло высоко в ласковое синее небо. Картинно, как в кино, вылетели ворота, а по всему фасаду коровника синхронно брызнули в стороны осколки стёкол. В воздухе, медленно оседая, закружились какие-то перья, пыль, старая сухая трава и всякий иной мусор.
Мясом батальон теперь был обеспечен гораздо более, чем полностью.

… Зрение сфокусировалось с некоторым трудом. Гудела голова. Артур различил склонившиеся к нему озабоченные физиономии Салима и Лукинского.
– С тобой как, всё нормально?
– Да вроде ничего… Нос вот болит.
– Нос – фигня. Садись за управление, и давай отсюда ходу.
– Я? А ты сам что?
– Что-что. Я маленько кисть повредил. Болит, чёрт. Палец сломал, что ли? За штурвал браться больно. Давай, заодно попрактикуешься на новой машине.
Оказалось, что более-менее всё в порядке. Всё-таки конструкторы знали своё дело, борт практически не пострадал, чего нельзя было сказать об экипаже. Салим, везунчик, отделался легче всех, у него всего лишь побаливало колено, которым он неудачно приложился о пульт управления.
– Синяк будет! – бодро отозвался он. – Да это ерунда. Меня однажды в детстве кобыла брыкнула, вот это было ощутительно…
Артур взгромоздился на кресло второго пилота. На экране по-прежнему ничего не отражалось, но чужой «крот» никуда не делся: из динамиков всё ещё потоком лилась английская речь, хоть накала в ней теперь значительно поубавилось. Китайцев, как и следовало ожидать, и след простыл.
Лукинский здоровой рукой дотронулся до панели, поморщился и решил:
– Ладно, хватит с нас пиндосских штучек. Пора делать ноги. Заяц, давай медленно и печально… Аккуратненько так. Ну, как секс на похоронах.
Артур ухмыльнулся и потянулся, разминая спину, а затем тронул штурвал – нежно-нежно, как его учили, чтобы момент трогания с места был практически неощутим.
Он и был неощутим: с места они так и не стронулись. Проклятый взрыв повредил-таки вспомогательный двигатель, а основной при неподвижности «крота» они завести не могли.
Все сразу стали очень серьёзными. Отсутствие хода автоматически превращало «крот» в лёгкую добычу, и обнаружение их на территории вражеской базы являлось только вопросом времени. Никто не сомневался, что тщательное прочёсывание акватории рано или поздно, но начнётся непременно, и их, естественно, обнаружат, и тогда – бери их хоть голыми руками. Потому как даже полный боезапас в таком случае не поможет.
Ситуация складывалась безвыходная. Это не считая того, что запасы воды и воздуха тоже далеко не безграничны. Оставалась, правда, последняя возможность – спасательные камеры, но о таком варианте никто даже не заикнулся. Бросить борт и воспользоваться камерами означало преподнести врагу самые последние военные разработки, что называется, на тарелочке.
– Что делать будем? – глухо спросил Артур. Ему никто не ответил.
Потянулось безысходное время. Лукинский, шёпотом матерясь, пытался одной рукой наладить управление, Артур в меру сил ему помогал, Оглы как мог поддерживал советами, но всё было тщетно: двигатель умер, и все попытки завести его так ни к чему и не привели. Наконец, сержант сдался и, откинувшись в кресле, утомлённо закрыл глаза. То же сделал и Артур. Так они сидели некоторое время, слушая, как на чужом «кроте» идёт обычная, по-своему регламентированная жизнь.
Внезапно Артур открыл глаза.
– Салим Муминович, мы можем передать сообщение на свою базу?
– Можем. Только нас тогда обнаружат. А потом и вычислят наше положение. А если поймут, что мы даже двигаться не можем, то я не хочу даже думать, что будет.
– А может, и не будет. Может, они нас в плен захотят взять.
– Это мысль! – мгновенно активизировавшийся Лукинский был бодр и собран. – Может прокатить! Вполне может.
Из этого пассажа Артур уяснил, что Лукинский, точно так же, как и он, слышал старую армейскую байку про заглохший танк, который завели «с толкача». А Салим, наоборот, не слышал.
– Что может? – встрепенулся тот, то и дело переводя непонимающий взгляд с Лукинского на Артура.
– Так, – отмахнулся сержант, не отвечая на вопрос. – Говорить буду я, остальные – воды в рот набрали! Ясно? Муминыч, сейчас включишь связь, но по моему знаку сразу вырубишь!
Тот, пожав плечами, кивнул.
– Готов?
– Да.
– Давай!
Учёный щёлкнул тумблером.
– На связи борт два нуля семь, – начал Лукинский. – Из-за с попадания торпеды имеем повреждение двигателя. Вернуться на базу своим ходом не можем. Наши координаты… – он продиктовал ряд цифр. – Вариант дельта, повторяю, вариант дельта. Конец связи.
По знаку сержанта Салим мгновенно выключил передатчик.
– И что теперь будет? – спросил он.
– Увидим.
Они увидели, точнее, услышали. На американском «кроте», готовившемся было – судя по разговорам – к отплытию, вновь объявили тревогу. Теперь вся надежда была только на систему подавления, которая не давала определить их положение.
– А что это за «вариант дельта»? – полюбопытствовал Артур.
– На многие случаи специально разрабатывают условные коды. Для экономии времени, чтобы долго не объяснять, что случилось. «Дельта», например, значит то, что с нами нежелательно пытаться выходить на связь. Ну, и ещё кое-что.
– А-а…
– Думаете, наши успеют подойти? – спросил учёный. – Ох, боюсь я, что поздновато будет…
– Не бывает поздно или рано, бывает просто на хер не надо.
– Не понял?
– Вариант «дельта», в частности, предусматривает решение проблем своими силами, – задумчиво ответил Лукинский. – Ты что, думаешь, я сюда хоть кого-то потащу? Это ж международный инцидент, между прочим. Пиндосы ведь сюда сейчас всей стаей кинутся – думаешь, нет?
– Ну, на этот случай у нас оружие в готовности, – тихо сказал Артур.
– Ты, Заяц, без команды не вздумай, – сурово обернулся к нему сержант. – Это самый крайний случай. Это войной пахнет. Не забывай, что мы на их территории, а не они на нашей.
– Да я так только сказал. Держать-то их на мушке надо?
– Надо. Но без паники.
– Вот я и буду держать. Как только засеку.
– Правильно… Ну что, я думаю, они уже прониклись нашим сообщением. Пусть думают, что у нас нет выбора…
И тут Лукинский отдал команду, от которой у Салима Муминовича отвалилась челюсть:
– Передать код национальной принадлежности и выключить генератор защитного поля!
– Что?!
– Был бы ты военным, – зыркнул на него сержант, – тебя бы за это «что» на месте расстреляли. Запомни, командир знает, что делает. Всегда.
– Так если они по нам выстрелят?
– Есть такая вероятность, – признал Лукинский. – Но китайцев-то они отпустили? Значит, не хотят инцидентов.
– Это называется отпустили?!
– Если б действительно хотели грохнуть – грохнули бы… Так что – команду исполнять. И давай без пиз##жа.
На Мумин-оглы было жалко смотреть. Он и так-то выглядел дрыщом, а теперь вообще скукожился и как бы стал ещё меньше в размерах. Но команду выполнил. Молча.
– Если в первые десять секунд не долбанут, мы выиграли, – глухо уронил Лукинский. – А если да, то лупи из всех калибров, Заяц… Если успеешь.
Время, казалось, остановилось. На американском «кроте», судя по доносящейся по связи беспорядочной мешанине слов, изумились такой наглости. И тут ожил международный коммуникационный канал. Американский капитан проинформировал, что постороннее судно, вторгшееся в акваторию полигона, находится под прицелом всего комплекса вооружений и предложил немедленно сдаться. На что Лукинский на превосходном английском ответил, что также в достаточной мере оснащён средствами поражения, однако против дальнейших переговоров возражений не имеет.
Произошла дискуссия, во время которой Артур прилагал все силы к тому, чтобы не дать Салиму вставить ни слова. Он, конечно, знал, что задумал командир, и восхищался, насколько грамотно тот выбирает выражения.
Вскоре американский борт подошёл вплотную и, высунув манипулятор, вставил его в специально открытый для этого Артуром технический лючок. Когда люк был снова закрыт и с силой прижат гидравликой (при этом его створка даже несколько смялась), обе машины оказались намертво сцеплены жёсткой механической связью.
– Американские коллеги приняли решение отбуксировать нас на свою базу, поскольку наш двигатель не работает, – подмигнул Лукинский. – Правда, на какую именно базу, не уточняли. А я лично имел в виду, что на нашу… Так что когда войдём в породу, врубай, Заяц, основной движок. Он много мощней ихнего… Янки не в курсе, так что будет им сюрпрайз. Потащишь два борта сцепкой. Только не дёргай, чтобы не дай бог не оторвались, понял? А они пытаться будут, обязательно. В общем, действуй аккуратненько…
– А если выстрелят?
– Ни в жизнь. Это ж не только нам, но и им смерть верная. На такое ни один пиндос не решится… И эти очкожуи мне ещё про почётные условия сдачи заливали!
– А если вдруг не заведёмся?
– Надо, чтоб завелись, – скрипнул зубами сержант. – Надо. У нас другого выхода нет. Иначе нам и в самом деле писец…
Двигатель завёлся.

… В части же продолжала свирепствовать проверка. Майор Фитюк, замещавший ловко увильнувшего командира части, скрепя сердце вынужден был прибегнуть к традиционным мерам. Из таинственных представительских средств была выделена необходимая сумма для приобретения высококачественного алкоголя (медицинский, а тем более технический спирт были с негодованием отвергнуты), офицерские жёны мобилизованы на кулинарный фронт, а отделение ефрейтора Гребе брошено на обеспечение комплексного мероприятия, именуемое для краткости «сауна». Поскольку никакая баня в условиях подземелья не могла похвастаться классической атрибутикой, поступила вводная организовать это мероприятие на поверхности. Поблизости, в пределах одной-двух минут хода на крейсерской скорости, имелось уникальное место – такое, что и речка рядом, и чистый песчаный бережок, и хвойный бор на означенном бережку. Всё это располагалось на территории учебного полигона ничего не подозревающей гвардейской дивизии, имевшей счастье размещаться прямо над БОН СУАР. Это было очень удобно: мало того, что пейзажи на полигоне, несмотря на наносимый время от времени ущерб, отличались красотой и поэтической романтичностью (природа залечивала раны поразительно быстро), так ещё и охранялись эти заповедные места по всему периметру от сторонних посетителей вполне надёжно. Ну, “корпоративный стиль, ёпта” – по выражению того же Гребе.
На высоком песчаном бережку менее чем за сутки возник новенький сруб с размещёнными внутри скоблёными полкáми, уютным предбанником и печкой-каменкой. Белели свежими донцами специально изготовленные липовые шайки. Веники имелись на любой вкус: берёзовые, дубовые и для особо тонких извращенцев – можжевеловые. По специальному помосту разгорячённым телам удобно было перемещаться из парилки прямо в прохладные речные струи. Тот, кто засомневается и скажет, что в такое верится с трудом, является непроходимым пессимистом и не имеет ни малейшего понятия о возможностях нашей армии.
Из соображений секретности местное командование ставить в известность, естественно, не стали, просто стороной, через генштаб, удостоверились, что в ближайшее время никаких артиллерийских стрельб или бомбометаний не запланировано.
Только тот, кто надолго бывал лишён прелестей наземной жизни, может оценить великое и неброское очарование родной среднерусской природы. Отделению Гребе завидовали жутко, а те благословляли судьбу и ходили именинниками: ведь ходили они не в опостылевших коридорах и штольнях, а по настоящей травке под натуральным солнышком! И что с того, что приходилось валить лес, шкурить стволы и заниматься различными хозяйственными работами: можно подумать, под землёй они сидели бы сложа руки! Кроме того, настоящий солдат всегда найдёт способ увильнуть от слишком уж обременительных обязанностей.
Как бы там ни было, а свою задачу отделение выполнило. И теперь комиссия во главе со столичным генералом могла приступить к отдыху от непосильных трудов на тщательно подготовленной к этому территории. Без такого финального аккорда процесс подписания соответствующих актов проверки, конечно же, воспринимался бы неполноценным, причём обеими сторонами – как проверяющими, так и проверяемыми. Начать операцию «сауна» было решено невзирая на то, что комиссия пребывала не в полном составе: из испытательного рейса ещё не вернулся ведущий специалист Баев.
Можно бесконечно спорить о роли личности в истории, но в данном случае личность Салима Муминовича Баева никак не могла повлиять на неотвратимость начала «сауны». Простые человеческие слабости и устремления – это такой фактор, перед которым порой отступает любая историческая необходимость. Поэтому в случае возвращения специалисту Баеву могла быть предоставлена лишь жалкая имитация выбора – присоединиться к начавшемуся согласно непреложной исторической неизбежности мероприятию либо нет.
Итак, звёздные погоны покинули натруженные плечи, форменный китель и штаны с лампасами были аккуратно сложены в предбаннике на табурет, и началось то, что высший командный состав любит и умеет лучше всего остального. Разоблачённая комиссия, шлёпая босыми ногами по мокрому полу и предвкушающе погогатывая, приступила к вожделенному священнодействию. Душистые веники обрушились на заждавшиеся банной ласки сиятельные спины. Послышались довольные покрякивания и вскрики, уханья, требования «поддать ещё»; начались плескания в прохладных речных струях после очередного захода в ад парилки. И снова, и снова – до изнеможения и блаженного экстаза. А дальше – возлежание в истоме и расслабленный отдых на плетёных креслах-лонгшезах, в накрахмаленных белоснежных простынях первого срока с синими казёнными клеймами.
И охлаждённая финская водочка под янтарный сёмужный балычок, и коньячок с лимончиком, и неизбывный салат оливье, и активно гонящий слюну шашлык под красное кахетинское, и различные истории, которых у любого уважающего себя офицера старше капитана количество бесконечное.
Естественно, спиртное перепадало и обслуживающему персоналу. Как гласит армейская мудрость, сколько солдата ни корми, он всё равно напьётся. Так и случилось.
Рядовой Байдиков, запнувшись о собственную ногу, уронил сковороду, полную шкворчащей жареной рыбы, на аккуратно сложенную генеральскую форму. Жертвенно трезвый ефрейтор Гребе, на глазах которого произошла эта катастрофа, несколько секунд беззвучно глотал воздух, а затем выкатил глаза и оглушительным шёпотом выстрелил:
– Бляяяя… Ну всё, писец тебе, воин, вешайся теперь!!
Несмотря на это мощнейшее заклинание, ни китель, ни галифе в первоначальное состояние возвращаться не желали. Байдиков, бледно улыбаясь, тщился водворить масляные ломти обратно на сковороду, но лишь ещё больше размазывал жир по одежде.
Сделав неимоверное волевое усилие, Гребе попытался взять ситуацию под контроль. Речь его была нечленораздельна, но многословна. В результате Байдиков с комплектом одежды и набором моющих средств срочно убыл к водоёму на предмет выведения появившихся пятен, сопровождаемый ускоряющим ефрейторским пинком.
Однако беда не приходит одна. Верховный главнокомандующий России, заслуженно славящийся своими внезапными проверками целых военных округов, внезапно – по своему обыкновению – объявил тревогу, и войска, до этого мирно квартировавшие в казармах, пришли в движение и согласно распорядку выдвигались на позиции, предписанные соответствующими планами.
Гвардейская дивизия, подтверждая звание элитной, приступила к учебным стрельбам уже через два часа после развёртывания, перекрыв все нормативы. Первые разрывы легли в некотором отдалении от банной идиллии, поэтому у высокой отдыхающей комиссии было несколько секунд на то, чтобы мгновенно протрезветь, осознать ситуацию и принять единственно верное решение об экстренной эвакуации. Паника и неразбериха, естественно, присутствовали в полной мере. При этом ввиду отсутствия личного обмундирования голому генералу-замминистру пришлось на бегу тривиально драпировать чресла мокрой простынёй.

… В голове майора Фитюка проносились обрывки мыслей. Если бы кто-то попытался их озвучить, то вряд ли даже квалифицированный психолог смог разобраться в неконтролируемом потоке его сознания:
– Пути господни неисповедимы… Диверсия, бл@дь… В смысле, администрация ответственности не несёт… Ох, в капитаны, а то и в старлеи… Ну почему, почему именно я?!
Пидадон откровенно трусил. Тривиальная пьянка, как оказалось, была сопряжена со смертельным риском, более того – с неучтённым и вовремя не купированным риском, и теперь недовольное начальство срочно возвращалось в батальон, постепенно, но неуклонно переходя от состояния напуганности к состоянию крайнего раздражения. Майор обречённо стоял посреди плаца, ожидая прибытия «крота» с подвергшейся обстрелу комиссией.
К одинокому замполиту опрометью подбежал дежуривший в штабе младший сержант Котиков:
– Товарищ майор, разрешите обратиться?!
– Нучотамбля? – злобно и не по уставу откликнулся товарищ майор. Что ж, не стоит быть слишком строгим к реакции товарища майора: ситуация складывалась так, что кому-то необходимо было отвечать за случившееся, а непривычный к ответственности Фитюк никак не мог придумать, как этого избежать.
– Борт два нуля семь докладывает, что прибывает на базу в сопровождении захваченного боевого «крота» Соединённых Штатов и просит организовать соответствующую встречу! По варианту «сигма»!
Час от часу не легче! Сигма – это же высший уровень угрозы!
– Боевая тревога!!! – заорал Пидадон, ринувшись к штабу. – Экипажи – по машинам!
Взвыла сирена, солдаты и офицеры сломя голову бросились по местам согласно боевому расписанию, заревели двигатели заводящихся машин. В дальнем углу пещеры в хозяйстве Макаки тонким голосом верещала перепуганная свинья.
Прибывавшие «кроты» выползли на плац практически одновременно. Пидадон, приоткрыв рот, наблюдал, как под прицелом всех имеющихся в наличии стволов открывались люки. Из первого выбрались члены высокой комиссии. Все уже более-менее привели себя в порядок, и лишь звёздный генерал был задрапирован в простыню наподобие римского патриция. На голове у него, однако, красовалась лихо выгнутая форменная фуражка.
Сцепка же из двух «кротов» (впоследствии этот случай с лёгкой руки Лукинского вошёл в историю под названием «союз-аполлон») выпустила из своих недр командира американского экипажа – высокого негра – и троицу Лукинский-Зайцев-Баев, причём у сержанта средний палец на правой руке вызывающе торчал жестом «фак» из-за наложенной шины, а американец обалдело таращился на диковинную простынную форму главного русского командира.
– Товарищ генерал! – чеканя шаг и сверкая кроссовками, Лукинский подошёл к генералу-патрицию. – Задание выполнено! В результате форс-мажорных обстоятельств произошло механическое сцепление с машиной условного противника, которую пришлось доставить в расположение части. С нашей стороны потерь нет. Ходатайствую о поощрении особо отличившихся в операции рядового Зайцева и гражданского специалиста Баева. Сержант Лукинский.
Генерал после секундной паузы – всё-таки на его сообразительность влияла мощная доза алкоголя – медленно поднял руку к фуражке.
– Благодарю за службу!
– Служу Российской Федерации! – хором ответили Лукинский и Артур.
Пидадон понял, что запланированное им взыскание рядовому Зайцеву временно откладывается.

Автор готов к любой критике. Смелее!