Самоцветы времени — ч. 1. — прелюдия
Январь – голубой алмаз.
Февраль – бесцветный топаз.
Март – дымчатый кварц, карнеол.
Апрель – хризопраз.
Май – малахит.
Июнь – изумруд.
Июль – аквамарин.
Август – зелёный нефрит с прожилками.
Сентябрь – жёлтый хризоберилл или цитрин.
Октябрь – янтарь и сердолик.
Ноябрь – чёрный жемчуг.
Декабрь – горный хрусталь.
Довольно просто разговаривать с кошкой или собакою; сложнее понимать язык растений; почти неразличимы неразборчивые бормотания камня. Но как говорить с абстрактными понятиями – со Временем? с Необходимостью? с Целью? Они могут быть поняты лишь посредством овеществления.
Чтобы было понятнее, покажу на примере. Если перевести – конечно, приблизительно! – слова летящего сейчас надо мной Облака (ну-ка, кто за него говорит?), можно услышать примерно следующее:
– Вот вы строите дорогу… А скажите, много ли стоит дорога – прекрасная, широкая, ровная – если она тут же замыкается кольцом, переходит сама в себя и никуда не ведёт? Ничего не стоит? То-то и оно… Но ведь вся земля – по сути, одна большая кольцевая дорога без выхода. Пусть и с ответвлениями…
Это Время! Время таким образом намекает о своей сущности – без меня, дескать, вы обречены скитаться по кругу – и тщеславно подчёркивает свою значимость.
Врёт, конечно. То есть не врёт, а несколько лукавит. На самом-то деле и без помощи Времени есть возможность выйти за пределы круга.
Собственно, все такие слова следует писать с большой буквы – и Возможность, и Пределы, и Значимость, и Сущность… Чем понятие (Понятие) абстрактней, тем ближе оно к Великой Сути. И всё более немыслимо к пониманию без привлечение иных Понятий.
Для выражения себя Понятиям приходится прибегать к помощи овеществления.
Тот реальный мир, в котором мы живём, и есть неумолкаемый живой разговор – только возьми на себя труд вслушаться.
У костра
Мороз можно было бы назвать трескучим, если бы в лесу не стояла мёртвая ночная тишина. Ведь «трескучий» – это от слова «трещать», когда замерзающий в глубине сок рвёт стволы с пушечным громом.
Стужа была лютая. Холод подхватывал дыхание, леденил губы (отчего время от времени рождавшиеся слова выходили уродливо куцыми) и кошачьими когтями немилосердно драл щёки и нос.
– Явился! Явился! Вот он! – и выхваченные отсветами пламени из темноты лица повернулись ко мне.
Никак они не были похожи на милых мультяшных двенадцать месяцев. Начать хотя бы с того, что было их далеко не двенадцать, а… Чёрт его знает, сколько их было. Сосчитать их представилось почему-то невозможным; как только взгляд фокусировался на ком-то одном, остальные вдруг расплывались, становились нечёткими и куда-то исчезали, тут же, однако, проявляясь – если о них вспомнить. Ощущение было такое, что они толпятся за спиной, хотя там, в черноте леса, откуда вела цепочка моих следов, никого не было – это я знал точно.
– Раздвиньтесь, черти! Застыл ведь, – свет костра высветил нагловатого рыжего детину с умственно ограниченным современностью выражением лица. – Подходи, начальник, грейся!
Развитие сюжета было, таким образом, протянуто мне – прямое, как палка. Ну что ж, я и подошёл, и присел, и руки протянул к огню – греться так греться. Пусть не думают, что я заробел или ещё там чего. Это они зависят от меня, а не я от них. Я знал, конечно, что они живут своей особой жизнью, отчасти как бы в стороне. И всё же настоящим хозяином, как ни крути, тут был я.
– Давай, начальник, – не выдержал рыжий. – Чего кота за это самое тянуть! Какого беса ради мы сюда собрались? Холодно.
– Это… – начался комментарий из-за плеча.
– Я и сам вижу, кто это, – остановил я. – А вот ты кто?
– Внутренний Голос, – представился говоривший. – Можно просто Вэгэ.
– Понятно, – сказал я. – В общем так, ребятки: нужно написать рассказ. Предпочтительно хороший, в полную силу. Про времена года. Если как следует покопаться в наших запасах, впечатлений вполне хватит. Сами всё прекрасно знаете, так что не стоит мне разукрашивать вам это красивыми словами. Вперёд.
– Это насилие, хозяин, – пробурчал рыжий, снова растворяясь в темноте.
– Муз! – позвал Вэгэ. – Ну, милая, тут без тебя никак…
Не стану описывать её внешность – этому она наотрез воспротивилась. Могу только сообщить, что мне лично моя Муза нравится. Но о вкусах не спорят.
Продолжение следует…
Оценки: