Алмазный январь

Лес. Короткий зимний день. Тишина.
Как задумчиво и прекрасно начало года! Взгляд из глубины голубого кристалла зимы окрашивает мир волшебным светом. Разноцветные искры на снегу: фиолетовые аметисты, малиновые гранаты, оранжевые цитрины щедро рассыпаны рукой мороза – это в солнечное время. Вечером же, в городе, под срывающими чёрные маски ртутными лампами эти богатства неярки; лишь иногда они вспыхивают, как друзы минералов под лучом фонаря восхищённого горного мастера, отколовшего в дальнем штреке тёмный пласт пустой породы и застывшего перед сиянием внезапно открывшейся жеоды.
Снег имеет множество обличий. К сожалению, воспринимать его мы можем только с помощью своих жалких пяти чувств. Хотя, почему пяти? Разве время не дарит нас способностью памяти? И разве некий подвид памяти – назовём её генетической – не даёт возможность смутно чувствовать всю бесконечную историю отношений человека с объектом? И разве интуиция – не чувство? Просто человек не привык обращать внимание на тонкие проявления, они слишком слабы и сознанием отметаются как нечто малозначимое; подобные пустяки – удел подсознания. А само подсознание, кстати, чем не чувство? Та же интуиция, но направленная не наружу, а внутрь.

Январь оставляет ощущение заглавия на чистой странице. Это психологическая реакция на начало календарного года, чему способствует завершившаяся лихорадка праздников.

Середина зимы. Прижимают по-настоящему крепкие холода. Поезда на вокзалах заснежены и приносят ощущения просторов, окоченевших от мороза далёких разъездов и чего-то неуловимого, но тем не менее крепкого, основательного и реально существующего где-то в бесконечной дали.
Дни всё ещё очень коротки, поэтому общее впечатление от января сумрачное.

- Including -

Мой январь! До утаенных слёз я люблю твои синие взоры, солнце, что опрокинулось в город, дней коротких блестящий мороз.
Осыпается иглами ель. Новый год – это миг перелома… Вечерами под окнами дома на волынке играет метель. А на чистом снегу – ни следа. Фонари ореолом одеты и сияют рассеянным светом.
Холода, холода, холода…

У костра

– Мне не совсем понятна концепция, – сказал Вэгэ. – Откуда в конце месяца появилось это странное «including»? Зачем английское слово? Модно, что ли? Или чтоб показать – мол, и мы не лыком шиты? Так вроде это и ни к чему. И ещё – получается смесь городских картинок и сельской природы. Это так и задумано?
– Я и сама ещё не разобралась, – призналась Муза. – Пока мне всё видится в виде неких независимых фрагментов, связанных между собой только впечатлениями Автора. Может быть, это и подчеркнёт «самоцветность» произведения, не знаю – мне это представляется так, словно бы на чёрный бархат высыпают груду цветных камней, и каждый горит своим светом. А когда вглядываешься, он затягивает тебя, и начинает играть фантазия – тут уже сам читатель должен подключаться. Кажется, я правильно уловила направление?
– Наверно, правильно, – сказал я. – Тебе виднее.
– Это ж как выложиться придётся! – лицемерно вздохнул Рыжий.
– Ничего, будем писать по очереди, – решил Вэгэ. – Когда по очереди, оно, глядишь, чего-нибудь и выйдет. Муза, а ты сможешь выдавать такой «including» для каждого месяца?
– Попробую…

Продолжение следует…