Малахитовые узоры мая

Цветёт черёмуха и сразу за ней – сирень. На душистых двурогих гроздьях – зелёное золото жуков-бронзовок.
С середины месяца зацветают каштаны. Общепризнано, что полнее всего это цветение выражается в Киеве, и в это время среди них правильнее всего быть там.

– Стой! – заорал Рыжий. – Киев! Музон, попробуй-ка на украинской мове!
Муза скептически пожала плечами.

Зелений Київ панує над Дніпром в рожевому сяйві квітучих каштанів. Але ще перед тим в свіжих пелюстках білих садів лунає над містом якась невиразна надія на добре та безмежно щасливе літо. Ранкове повітря віє прохолодою, але вдень сонечко вже щиро розтачає землi свої пестощі. Воно тремтить на зόлоті Лаври, на блискучих залізних дахах та стеклах горищ, зеленими смарагдами спалахує на схилі гори, що його вкрито молодим листям прокинувшихся від зими дерев. Чорний важкий Володимир з хрестом пливе над містом в хвилях бузкової піни, дивиться кудись за Дарницю та думає про минуле – а може, мріє про майбутнє?
Київ – це золота брама України. Звідсі, здається, починаються і нескінчений херсонський степ з гірким пахом полину (чи не чути, як десь ревуть чумацькi воли?), і сухий спекотний Крим, і вільні запорізьки тугаї. А якщо повернутися обличчям на захiд або на схід, перед тобою буде шлях чи до зеленоі Буковини та співучої Галичини, чи до шахтарського Донецька.
Київ – це стрічки веселих дівчат та зелені тополі, що незабаром спливуть пухом; це лагідний Дніпро та невимовна кам’яна краса Хрещатика, де в переходах метро торгують запашними конвалiями (знаю, знаю, це було вже три тижнi тому…); це сива давнина, повита пам’яттю пращурів, та нові будівлі Троєщини й Борщагівки.

– Нет, не то, – разочарованно протянул Рыжий. – Я думал, лучше получится… А ты про пух. Назло, что ли?!

В мае цветут сады. Абрикосы, затем вишни и сливы, и последними – яблони. Розовая метель. Тонкий нежный запах. Похолодание на время цветения, и ещё – на еврейскую Пасху. Майские праздники. Земля спешит жить.
Комары, и в болотистых местах – мошки. Пик вылета мошкары – во время так называемого “цветения сосны“ (на самом деле голосеменные не цветут; так называется время интенсивного пыления, когда пыльца жёлтыми разводами стоит в лужах).

Май, май, май звенит во всё увеличивающемся световом дне и в лазури неба тысячами птичьих голосов. Трава вырастает так, что в конце месяца её уже пробуют косить. В начале же – первый выгон скота на пастбище.

В мае цветёт белая акация.
Слова «белая акация» у меня почему-то связываются с Севастополем, по-весеннему прохладным морем и опереттой с аналогичным названием. И при чём тут, кажется, Севастополь? Разве в наших лесах средней полосы этот сладкий дух не льётся кружащими голову волнами? Разве не гудит от пчёл молочно-белое цветущее дерево?
Но нет, почему-то представляется погожий тихий вечер, Большая Морская и приглушённое сияние золотых «крабов» на офицерских фуражках. И цвета – белый и тёмно-синий, цвета матросской тельняшки. Воздух чист и невыразимо мягок. Вечер размывает строгие силуэты серых крейсеров. А над городом беззвучным вальсом плывёт сладкий акациевый аромат.

- Including -

Нежный дым лепестковой пурги. Холод утра пронизан лучами. Как зимой мы по лету скучали! Сбереги же его. Сбереги. Сбереги этот розовый дым, где снуют деловитые пчёлы так уверенно и увлечённо, что невольно завидуешь им.
Это утро! В нём столько всего: трели зяблика, шепот берёзы…

Тут Рыжий отчаянно замахал руками, прерывая Музу, и вставил своё:

и на грядках подкормка навоза – а куда же весной без него?

После чего гордо поклонился и жестом разрешил продолжать.

На стене перепрыжка видна зайцев солнечных огненной масти, и какое-то детское счастье льётся в комнату к нам из окна.

У костра

– Ты не лезь, когда не просят! – чуть не плача, закричала Муза. – Нет, я так не могу! И не буду. Всё испортил!
– Последнее предупреждение, – холодно сказал я.
– Успокойся, успокойся, – забормотал Вэгэ, обнимая Музу за плечи. – Это он не со зла, просто выпендривается, сволочь, ты же знаешь, завидует, гад, что сам не может, поэтому вот и суётся с посконным рылом в калашный ряд… Комплекс неполноценности.
Рыжий растерянно переводил взгляд с одного на другого, не зная, что сказать.
– Ладно, забыли, – скомандовал я. – Начинаем лето. И пусть мне хоть кто-то пикнет, что это неблагодарная тема!

Продолжение следует…