Дед

Он жизнь-то толком не узнал,
Он в ней едва лишь оперился:
В июне свадьбу он сыграл,
А сын у мертвого родился.

Он написать едва успел
Одно письмо супруге с фронта,
Но со стены на нас смотрел
Всегда, после любых ремонтов.

Он форму не успел обмять
Для снимка: мешковата слишком…
Так странно дедом называть
Его – совсем еще мальчишку.

Он слишком юн был для того,
Чтобы героем притворяться…
Я старше деда своего,
А мне всего лишь девятнадцать.

20.07.41

Месяц рвался блицкриг на восток,
Наглый, сытый: откушал Европами.
Пали Витебск, Смоленск, Городок –
Белорусский завязан мешок…
Окруженцы, не чувствуя ног,
Еле шли полуночными тропами.

А на самой границе, у берега Буга,
В старой крепости каменной, загнанный в угол,
Стиснув злым кулаком окровавленный уголь,
Кто-то пишет слова – не родным и не другу –
А для тех, кто придут, кто придут, кто придут…
Ждать умеют и камни. И камни все ждут…

Подмосковье, Смоленск, Беларусь –
Сколько трудных дорог было пройдено,
Чтобы знал весь огромный Союз
Те слова на стене наизусть:
«Умираю, но не сдаюсь.
Прощай, Родина».

Утром двадцать второго

Мы три года с излишком
Шли от бед до побед:
В сорок первом мальчишка,
А сейчас – уже дед.

Помнишь ад летней бани?
«Мессер» бреет овраг,
А у нас до Кубани –
Только в небо кулак.

И от пыли седые,
Не могли мы вдохнуть,
Зарываясь России
В материнскую грудь…

Да ведь кто, кроме нас-то?
Тот январь сохраню:
Сталинградского наста
Мы ломали броню.

И на запад сметая
Паутину траншей,
Шла фронтов цепь литая,
Только раны зашей!

Шрамы Родины долго
Не сходили с лица:
Обожженная Волга,
Беспризорный пацан.

Потому так сурово
В предрассветную даль
Утром двадцать второго
Смотрит мой календарь.

Вспышка магния

Говорят, остается на фото частичка души.
Хорошо, если б так… Видел прадеда я лишь на фото:
Опьяняющий запах сирени в объятьях душил
Одного, кто дошел до Победы из маршевой роты.

Он смотрел в объектив, как до этого тысячу раз
Он заглядывал смерти в свинцово-пустые глазницы,
Когда прочь ее гнал от испуганных девичьих глаз
По изрытой металлом земле через три госграницы.

Эта девочка станет когда-нибудь бабушкой мне,
Но об этом мой прадед уже никогда не узнает.
Для меня он навечно остался в берлинской весне –
Вспышкой магния вырванном миге победного мая.

Он глядит на меня: ну-ка, правнук, ровнее дыши!
Дескать, всюду протопает матушка наша пехота…
Говорят, остается на фото частичка души –
Хорошо, если б так. Ну, хотя бы для этого фото…

Наполовину был убит

Я дважды шел землицей нашей:
Шел на восход и на закат.
Шагал вдвоем с моим «папашей»
Тому, что жив еще, был рад…

… Прошла война, но грудь щемит…
Ведь я, согласно строгим сводкам
Статистики по одногодкам,
Наполовину был убит…

Фронтовик

Отрезав будто речь о том,
Чья здесь вина,
Пустой рукав запавшим ртом
Сказал: «Война».

Был год послевоенный лих:
Разор, расстрой.
Пришлось ворочать за двоих
Одной рукой.

Твердела мышцами рука,
Росла в кости,
И мало кто фронтовика
Мог обойти.

Жену он крепко обнимал,
Жил в полный рост,
И сына с дочкой поднимал
До самых звезд.

Безымянный солдат

Ранив листья навылет в парке,
Греет солнце граненый камень
Письменами – как те, без марки
Доходившие даже в пламя.

Здесь и в смокинги, и в фуфайки,
Те, кто рядом стоят, одеты,
Пробегают детишек стайки,
И невесты кладут букеты.

Память с временем – бой неравный,
Сколько будут цветы живыми?
Безымянный солдат… Неправда!
Ведь Солдат – это тоже Имя!

Тень журавлиных крыльев

Словно медали деда,
Солнечный диск надраен:
Небо на День Победы –
Как небеса над раем.

Реки людские в мае
Вверх устремляют русло:
Лестницей на Мамаев,
Тропами Приэльбрусья.

Там шли в атаку роты,
Вязли в тягучих глинах…
Павшими за высоты
Кладбищ полны низины…

Тем, кто навек уснули,
Белый журавль – попутчик.
Ветры свистят как пули,
Гонят седые тучи.

Тучи плывут, не зная,
Что под небесной крышей
С каждым девятым мая
Линия фронта – выше.

Гром отгрохочет медный,
Ливень все слезы выльет.
Горечь на дне победы –
Тень журавлиных крыльев.

Последний ветеран

Как вынуть нам осколки те и пули,
Что плоть живую жгут с сороковых?
… Дошли они до сердца, не свернули.
Застыли годы в скорбном карауле:
Он демобилизован из живых.

Последний ветеран, кому свое ты
Дежурство боевое передашь?
Шагают вверх неотвратимо роты,
Шагают вверх невозвратимо роты,
На белый цвет меняя камуфляж.

Гранитный генерал

Генерал с лицом темнее гранита –
Въелся дым, впечатал в память зарубы –
Скорбно замер с головой непокрытой:
Не разжать ему недвижные губы,

Не назвать своих бойцов поименно,
Прямо с марша уходивших в былину.
Сколько в землю полегло батальонов
На пути от Сталинграда к Берлину?

И ни мрамора, ни бронзы не хватит,
Чтобы каждому воздать по заслугам…
Но взгляни: в могилах спящие рати
Прорастают зеленеющим лугом!

Жизнь всегда, в итоге, смерти сильнее –
Тихий сквер облюбовали мамаши:
Вечерами здесь, пока не стемнеет,
Дети бегают, ручонками машут.

В центре шумной озорной переклички
Генерал следит, как дедушка строгий,
Чтоб стихали мимолетные стычки,
Чтоб смотрели непоседы под ноги.

Улыбается гранитною складкой,
Мягче взгляд, что был в бою тверже стали:
«Из таких же, как вот эти ребятки,
И мои богатыри вырастали…»

Ведь солдаты не за то умирают,
Что им памятников мы понастроим…
Рядом с памятником дети играют –
Это лучшая награда героям.

© Павел Великжанин

Замечания и советы приветствуются. В меру.