Оно
О, Дмитрий! Пишется-то только тогда, когда душа жива, волнуется, болит, кричит. А в моём случае сытость и покой (а ведь слово-то однокоренное с «покойником») перекрыли кислород, вот cижу по рекомендации Мариам читаю стихи лучших на этом сайте поэтов и думаю о том, что мне-то тут делать?
(elina1955.55@mail.ru)
Оно пропало – вдохновенье, и в наказание уму заменено не то, чтоб ленью, а безразличьем ко всему. Но это всё совсем не важно, как абсолютно не важны для нас события – ну, скажем, второй пунической войны. И по привычке подбирая огрызки рифмы в наших снах, мы неосознанно по краю бредём с повязкой на глазах. Кипят искусственные страсти, цветёт фальшивая мечта… И мы почти догнали счастье, и незаметна пустота в своём развитии и быте, и планомерно, день за днём, средь не-побед и не-открытий мы думаем о не-своём… Чужой моралью поверяя свой внутренний заветный мир, мы раз за разом повторяем, слова, что обронил кумир очередной. Не зная даже – вернее, позабыв уже – о незаметнейшей пропаже, своей заброшенной душе.
Снадобье новых путешествий мы принимаем каждый год. Но нам желательно – по шерсти, и никогда наоборот. У нас иммунитет к волненью…
Влачи, бедняк, свою суму! Оно пропало – вдохновенье. Знать, в наказание уму. И остаётся лишь покорно, тревожа эхом «твою мать», краснеть вином, хрустеть попкорном – и вспоминать, и вспоминать… Ведь было прожито немало, и рядом, кажется, пока и песни звон, и звон бокала, и звон весёлого клинка! Мы всё такие же, всё те же, мы всё ещё цари листа!
Да не выходит так, как прежде: размах не тот. Рука не та.
В компании Дюма и Верна удел нам выделен таков – с портовой шлюхой из таверны из прожитых давно веков, с плетеньем вычурных проклятий, с интригой, рвущей жизни нить – и с щепетильной честью, кстати: чтоб непременно сохранить. Но что нам толку в грустном вздохе? Попробуй-ка экзамен сдай на соответствие эпохе (как хочешь, так и понимай)!..
Что ж. Новых голосов звучанье наш заглушает жалкий крик… Что дальше? Разочарованье? Да, грустен в зеркале старик!
Лекарством старым – алкоголем – не выжечь памяти тот слой, что неуёмною тоскою так гложет сердце! Боже мой, неужто мы с тобою – были? Не есть, а были? Что за страх – средь старой обуви и пыли покоиться на чердаках! Тетрадкою попасться внуку, быть перелистану слегка… Вот я протягиваю руку – но в пустоте моя рука: талантливым, могучим, юным смешон наш выцвевший рассвет. Они, демонстративно сплюнув, найдут, что высказать в ответ: что устарели, что не модны, что – как бы так сказать – смешны, и им копаться не угодно в преданьях нашей старины. Они летят в своём просторе – им скучны наши голоса; они в своё уходят море, на мачту вздёрнув небеса. Они по-своему мечтают, по-своему слагают стих, и им, естественно, хватает и дел своих, и тем своих. У них полно своих открытий, и им не нужен командир; они идут вперёд, не видя, что их пути стары, как мир. Но, в сущности, мы так похожи: когда-то, чёрт его дери, мне помнится, мы были тоже романтики и бунтари! Но наши чувства устарели. Теперь совсем иной уклад. Кто помнит наших менестрелей, кто помнит темы их баллад?
Певец не вечен – вечно пенье! Не я – так кто-нибудь другой…
Пускай пропало вдохновенье… Но – у меня.
А ты – запой!
Последней этой страсти вспышкой закончу хилый монолог: не наболтать бы сдуру лишку, ведь я бы мог… А что б я мог?
Что напрягаться, ранить душу, кричать и плакать в пустоту? Её никак я не нарушу, хоть напрочь выверни мечту! Я в разговоре с зеркалами пытаюсь возмутить покой, я говорю с тобою, с нами – но больше всё-таки с собой: усталость – гибель для поэта! И, отлагая на потом терцины, рондо и сонеты, тупым становишься скотом: тебе дано – а ты не в меру ленишься нынче, старый чёрт; ты стал подобен акушеру – тому, кто делает аборт…
Да, что-то стих не удаётся… Осколки слов, обрывки фраз…
Судьба, единственная просьба: дай прокричать – в последний раз!
Оценки:
Занятой Лирик - "10"
Я понимаю, что Вы это читали, но всё-таки не ударжусь, вставлю текст — ну очень напомнило:
Когда в безвестности до срока,
Не на виду еще, поэт
Творит свой подвиг одиноко,
Заветный свой хранит секрет;
Готовит людям свой подарок,
В тиши затеянный давно, —
Он может быть больным и старым,
Усталым — счастлив все равно.
И даже пусть найдет морока —
Нелепый толк, обидный суд,
Когда бранить его жестоко
На первом выходе начнут, —
Он слышит это и не слышит
В заботах нового труда,
Тем часом он — поэт, он пишет,
Он занимает города.
И все при нем в том добром часе,
Его Варшава и Берлин,
И слава, что еще в запасе,
И он на свете не один.
И пусть за критиками следом
В тот гордый мир войдет жена,
Коснувшись, к слову, за обедом
Вопросов хлеба и пшена, —
Все эти беды —
К малым бедам,
Одна беда ему страшна.
Она придет в иную пору,
Когда он некий перевал
Преодолел, взошел на гору
И отовсюду виден стал.
Когда он всеми дружно встречен,
Самим Фадеевым отмечен,
Пшеном в избытке обеспечен,
Друзьями в критики намечен,
Почти уже увековечен,
И хвать писать —
Пропал запал!
Пропал запал.
По всем приметам
Твой горький день вступил в права.
Все — звоном, запахом и цветом —
Нехороши тебе слова;
Недостоверны мысли, чувства,
Ты строго взвесил их — не те…
И все вокруг мертво и пусто,
И тошно в этой пустоте.
Да, дело будто бы за малым,
А хвать — похвать — и не рожна.
И здесь беда, что впрямь страшна,
Здесь худо быть больным, усталым,
Здесь горько молодость нужна!
Чтоб не смириться виновато,
Не быть у прошлого в долгу,
Не говорить: я мог когда-то,
А вот уж больше не могу.
Но верным прежде быть гордыне,
Когда ты щедрый, не скупой,
И все, что сделано доныне,
Считаешь только черновой.
Когда, заминкой не встревожен,
Еще беспечен ты и смел,
Еще не думал, что положен
Тебе хоть где-нибудь предел;
Когда — покамест суд да справа —
Богат, широк — полна душа —
Ты водку пьешь еще до славы, —
Не потому, что хороша.
И врешь еще для интересу,
Что нету сна,
И жизнь сложна…
Ах, как ты горько, до зарезу,
Попозже, молодость, нужна!
«За далью — даль» это моё любимое у Твардовского. Но, чесслово, не думал о том, когда писал!
Дмитрий! Это так прекрасно!!! Это так пронзительно -больно, читаю и плачу, потому что ещё и сентиментальна. Вот это Божий дар, а у меня » яичница», которую я из собственного тщеславия пытаюсь выдать за «шедевр». Я так рада, что нашла здесь таких замечательных поэтов, можно ведь и не писать, не смешить людей .а только читатьЛина
Рад, что понравилось именно Вам.
Загляните поглубже в свою душу. Оно там, оно рвётся наружу и ждёт своего часа!
Пишите!
Дмитрий! Ну что могу написать я после таких пронзительных Ваших строчек? Вот только что-то похожее на шутку: «Развожусь!» Плюну в рожу, хлопну дверью — вот и всё стихотворение!»И в утешение Вам хочу сказать: моим ученикам по 16-18 лет, это как раз представители «новой эпохи», но как они тянутся к нашим с Вами ценностям! Они «оцепляют» мой учительский стол и с таким искренним чувством слушают, спорят, доказывают и всё-таки принимают главное, что я хочу им передать. Чтобы тебя слушали, чтобы тебе верили, надо быть интересным и немножко ребёнком,не «опускаться» за дешёвым панибратством,а этого дети больше всего в нас не терпят и не уважают, а на самом деле быть «событийным», т. е.
всегда неожиданным и в чём-то новым, нескучным, ярким.
Представляю, что такое учительский труд (у меня жена учительница). Сам бы никогда не смог преподавать: у меня терпения недостаёт на это. Но своих школьных учителей помню до сих пор.
Да, а ведь без шуток: элиту будущую растить вам — тем, кто не потух, кто отдаёт лучшее из того, что может. Всего наилучшего на этом пути, и пусть Вас тоже вспоминают ученики — через многие годы!
Прочитал и проникся! Спасибо за эти тексты! Думаю, Она, Он, Оно — произведения, которые хорошо отложатся в моей памяти и которые я захочу когда-нибудь перечитать.
Нет, это Вам спасибо — что читаете. Когда кому-то запало в душу — это главное для автора, сами знаете!
Дмитрий Федорович, честно говоря в свой малый возраст я прочитал не так уж много стоящих произведений.Хоть могу выделить несколько авторов.Высоцкий,Есенин,но если бы я увидел такое произведение в книге этих авторов я бы не удивился,не увидел в этом произведении стих хуже.Спасибо вам за такое произведение
Ну, я бы себя с такими вершинами не сравнивал. Калибр всё-таки не тот .