Циклон полярный в несколько часов
Враз отменил все вылеты и сроки.
Он спутал синоптические карты
И захватил восточную Сибирь.
Грозя дождями, а местами – снегом,
Людские умыслы стирая в пыль,
Гигантским языком он протянулся
От моря Лаптевых до самого Байкала,
Стремясь через Монголию в Китай.
Мой лайнер был им тоже сбит с маршрута
И, на случайный сев аэродром,
Бессильно ожидая, как другие,
Окна погоды хоть на два часа,
Казался мокрой птицей, опустившей
Тяжёлые натруженные крылья.

Была весна. Та ранняя, тугая,
Когда уставший от зимы народ
Неудержимо тянется в дорогу,
Когда душа так хочет изменений,
Обманываясь в них который раз,
Но опыт даже слушать не желая.

Я направлялся в Петербург с концертом;
Я послезавтра должен был играть
Чайковского и два фрагмента Листа
В своем переложении для альта,
И в мои планы вовсе не входила
Задержка – и надолго! – в Бодайбо.

За окнами хлестал дождливый ветер,
Не обещая милости небес
Еще дня три, а может, и неделю;
По залу ожидания слонялись
Несчастные потерянные люди
С глядящими куда-то внутрь глазами,
Ещё не заменившие в себе
Ошеломление на недовольство.

Коричнево-прозрачный полусумрак
Сгустившись, стлался прямо над землёю.
На горизонте догорало солнце –
Скрыт облаками дивный был закат,
Лишь серое пятно на тёмном небе
Обозначало западную область.

Я был в том самом редком настроеньи,
Когда спокойствие дается тяжким
И постоянным нервным напряженьем,
Когда ежеминутно ожидаешь
Решительного в чём-то измененья,
Но время тянется, как тощая пружина,
И завершения событий нет…
С трудом до Петербурга дозвонившись,
Я разыскал там своего агента
И объявил ему свою задержку,
Возникшим форс-мажором отбивая
Все его стоны, ужас и проклятья;
И, отключившись от забот далеких
Простым нажатьем кнопки аппарата,
Был предоставлен самому себе.

Кто не бывал в подобном положеньи!
Теперь мне предстояло неуклонно
Участвовать в бездарном представленьи,
Когда выходят вяло на помостки
Друг другу надоевшие актеры
Средь декораций пошлых и безвкусных.
Постылый акт провинциальной пьесы
Тянулся к неизбежному антракту,
И перспектива жалкого ночлега
Передо мной вставала в полный рост.
Реализуя свой нехитрый выбор
И время, как умея, убивая,
Я заказал в вокзальном ресторане
Хоть поздний и ненужный, но обед –
Который был одновременно ужин.
Зал ресторана был полупустой;
Лишь несколько таких же храбрецов,
Как я, отторгнутых теченьем жизни,
Здесь коротали свой досуг невольный.
Официант усталый не спешил
Обслуживать случайных пассажиров,
Но на него никто не обращал
Вниманья. Все сидели, обвыкая,
По принципу: не гонят – ну и ладно,
Ведь все едино некуда спешить…
За окнами летел в квадратах света
Снежинками заполонённый воздух.
К ночи похолодало, и потоки
Недавнего порывного дождя
Уже хватались коркой ледяною
На стенах, на деревьях, на земле;
По освещённой взлётной полосе
Ползла машина, яростно сдувая
С бетона налипающую сырость
Горячей реактивною струёй.

Я, сидя у стены налево входа,
Рассеянно разглядывал входивших:
Зал постепенно заполнял народ –
Им просто было некуда деваться.
В душе играла музыка неслышно –
Тот самый изумительный оркестр,
Который не спешит и не фальшивит,
Лишь следует капризам настроенья;
Сегодня это был великий Григ.

… а я ее заметил в самолете –
Красавица; прекрасные черты
Оттенены едва заметно грустью,
Столь легкою, что не заметишь вдруг.

Она вошла стремительно и юно,
С сознанием спокойной правоты,
Невольно привлекая взгляды зала.
Как будто от нее вокруг струилась
Необъяснимая улыбчивая свежесть;
Казалось – даже взгляд на лик прекрасный
Приподнимал невольно над толпой.
Бывают иногда такие встречи,
Когда коришь и возрастá и сроки,
И чувствуешь обиду и смущенье:
Ах, чем-то нас судьба недоделила!
С вершины опыта житейского простого
Я избегаю встреч, подобных этой:
Они надолго в сердце остаются
Щемящей и бесцельною занозой.
Реальность рушит облачные замки,
И память лишь, светла и молчалива,
Когда-нибудь кольнёт воспоминаньем
Утраченной мечты.
Жизнь такова;
А для меня довольно осознанья,
Что где-нибудь такие люди есть,
Что не исчезла редкая порода
Возвышенных.
Надеюсь, это так.
Я именно для них всегда играю,
Настраиваясь знать, что в тихом зале
Есть мой безмолвный друг, что будет верным –
Не подойдёт в антракте за кулисы,
Боясь, как я, разбить свою мечту
Неоправданием надежд…
Храни их Бог –
Друзей моих неведомые судьбы!
И, как ни тяжко в жизни одиноким,
Но это наша ноша.

… И последний
Вне графика прибывший самолёт
Мелькнул сквозь мокрый снег в окне огнями.
Обиженно моторами ревя,
Ворочался в лучах прожекторов,
Месил винтами стылый чёрный воздух,
Выруливая грузно на стоянку,
И мой бокал зачем-то отозвался
Натужным и фальшивым резонансом
На жалобу усталую его.

– Всё совершилось, как предполагалось,
И точно в срок! – вот фраза за спиной,
Которая меня насторожила. Если верно,
Что есть на свете некая судьба,
Или, вернее – предопределенье,
То это был как раз тот самый случай.
Не знаю, почему, но это сразу
Я ощутил каким-то сотым чувством.
Но слово было в духе приключенья,
И я стал слушать. И, вполоборота
На стуле развернувшись – якобы
Чтоб видеть стойку бара, телевизор
С очередным плохим боевиком –
Я разглядел за столиком соседним
Двух человек.
Один был пожилой,
С восточными чертами в благородном
И строгом, но без тени зла лице,
Столь пышно обрамлённом сединою,
Что был похож на Дедушку Мороза –
Когда бы тот прожил в Кашмире год
И посмуглел под щедрым южным солнцем.
Второй был юн и ветрено порывист,
И первые прозрачные усы
Лишь начинали трогать эти губы,
Где проступала светлая улыбка;
Но в волевом и твёрдом подбородке
Таились и характер, и упорство.
Внимательно глядя по сторонам,
Он взгляд мой проницательный заметил
И сделал незаметный знак другому,
На что тот лишь кивнул и улыбнулся:
– Не ограничивай себя одною целью;
Не отвлекайся, но не будь глупцом, –
Сказал он. – Вне пословицы двух зайцев
Поймать бывает иногда возможно.
Хотя на самом деле этих зайцев
Не два, а может быть, гораздо больше.
Вот первый. Посмотри на результат.

Я много путешествовал по свету,
И на своем веку перевидал
Разнообразных лиц весьма немало,
Но это мне запомнилось.
Спокойный,
Уверенный и добродушный взгляд;
Широкое и умное лицо
Окаймлено короткой бородою –
Из тех, что причисляются бесспорно
К кострам, палаткам, рюкзакам, дорогам,
Рассказам, ветрам, песням под гитару –
Тот романтический стереотип,
Что ныне позабыт и позаброшен,
Поскольку эти свойства не в чести
У нынешнего злого поколенья.
Я понимаю – светлые мечты
Остались только в песнях и балладах,
И редкий бард теперь о них поёт
В полупустом и неуютном зале.
Но те, кто ходит на концерты эти –
Они есть сущность, соль моей земли,
И петь для них – достойная награда.
Быть может, это всё – стереотип,
Ведь в песнях голубые города
Такими не являются на деле.
На деле – труд, суровый до проклятья,
Лишения, разлуки и тоска.
Но настоящих, подлинных людей
Как раз и больше на судьбы изломах,
Хотя и подлецов, что говорить,
Гораздо больше тоже…

Я отвлёкся.
Да, я отвлёкся. Мой лихой герой
Уже стоял, прижав к груди могучей
Ту самую, ту девушку-весну,
Что вырывалась, но не очень сильно;
И взгляд!
Какой неимоверный взгляд!
Вокруг него уж не существовало
Ни ночи, ни дороги, ни людей –
Одна она! И этого довольно
На все века и случаи на все:

– Ирэн! Ирэн! Я не могу поверить!
Любимая! Простишь ли ты меня?!
Я брошу всё сейчас – командировку,
Работу, положение, Москву –
Скажи лишь слово, нет, подумай только!
Я знаю, что ужасно виноват…
Проклятая моя былая гордость!
А без тебя… Я просто не могу.
И – крик чуть слышный, шёпотом:
– Ирэн?!…

И – пауза.
Какой там режиссер
Сумеет так поставить мизансцену,
Какой актёр достоин так сыграть,
Как иногда вдруг происходит в жизни?!
Неуловимо измененье чувств
От возмущенья и обиды – к боли,
И через боль – вот парадокс! – к любви.
Не знаю, что там было и когда,
Как кошка чёрная меж ними пробежала,
И кто был виноват. Но это всё
Имело лишь ничтожное значенье.
Какая небывалая минута!
Вот подвиг – так бороться за любовь!
И подвиг – так простить!
Я восхищён!

– Страданья искупили всю вину, –
Вдруг за спиной моей сказал старик негромко. –
Смотри, мой юный друг – разлуки сроки
Не затушили подлинности чувства.
Вот люди, созданные друг для друга.
И для соединенья целого из сонма
Характеров взаимонепригодных
Порой бывает нужен просто случай:
Ну, скажем, разгулявшийся циклон.
Всё просто и непросто в этом мире!
Но нам пора. Негоже мешкать там,
Где результат от нас уж не зависит.
Всё, что могли, мы сделали.
– Но как же? –
Растерянно промолвил молодой. –
Нам нужно бросить всё и отступиться?
Тут множество незавершённых дел!
– На новом месте будет их не меньше!
Не заводи привязанностей в мире –
Сказал бы я лет двадцать пять назад.
С тех пор я, слава Богу, стал мудрее,
И говорю: одно другого стоит;
На новом месте будут те же люди.
Твоя привязанность пусть будет лишь духовна –
Как пестует создание создатель.
Цени свободу духа, ученик!
А впрочем, поступай, как пожелаешь:
Не мне твою свободу ущемлять. –
Тут старший замолчал. И лишь лукаво,
Могу поклясться, подмигнул украдкой.
– Ты прав, учитель! – помолчав, сказал
Ему серьёзно юный собеседник. –
Да, он силён. Ему необходимо
Лишь только осознанье правоты,
Уверенности, что подмога рядом –
Чтоб одиночества мороз перенести.
Высоким душам нужно лишь прозренье.
Оно дано. Я вижу. Остальное –
Работы духа будет результат.
Иди, я за тобой.

Они ушли.

Ушли потом и те, кто оставался
Свидетелями той полуминутной сцены:
Одни в задумчивости, не поняв – другие.
А зал всё больше заполнял народ,
И размывалась чёткость впечатленья
Минувшего. Как, впрочем, и всегда:
Мы гоним из души всё непростое,
Идти стремясь по лёгкому пути.
Я оставался долго в этом зале,
Храня в себе такое состоянье,
Кода душа и плачет, и смеётся.
Мне нужно было многое обдумать,
Но что – я сам не мог определить.

…Снаружи выла ветреная ночь.
Забывшись полудрёмой в духоте
Заполненной под самую завязку
Гостиницы – из тех Аэрофлота
Несчастных и безликих номеров,
Что принимаешь только от бессилья,
Я видел сны – неверные, глухие,
Не знающие темы и сюжета.
Я с кем-то спорил – но о чём, не знаю,
Я убеждал пустую темноту
И был в отчаяньи, что мне не удаётся
Установить хоть каплю пониманья…

Покой сошёл на землю лишь к рассвету:
Со светом пассажиров разбудила
Торжественная музыка моторов,
В бессвязную мелодию слагаясь
Волшебного предчувствия полёта,
И каждый с замираньем ожидал,
Что вдруг объявят продолженье рейса.

Я вышел на бетон аэродрома,
Где свежий и холодный воздух утра
Смывал с судьбы все мелкое и злое.
Распахнут был безбрежный небосвод,
А надо мной – безоблачное небо
Сияло над умытою землёю.
С весенней сини неба лилось солнце,
Все щели заполняя на Земле;
А ветер нес таежный запах горький,
Рябил и морщил лужи на асфальте,
Дробясь на миллионы жёлтых искр;
Сверкал в глаза цветочною пыльцою,
Рвал полосатый на шесте чулок,
И шевелил в давно угасших душах
Какие-то забытые надежды.
Чуть-чуть зеленоватый дым тайги
С сиреневыми пятнами на склонах
Ближайших сопок – там зацвел багульник –
Манил и обещал хороший день.

Была весна.