Вот тут мы с Лобовым счастливо
Расстались… Время, извини!
Порою мы потом за пивом
Былые вспоминали дни…
(Да не сложится впечатленье,
Что в нашем с Васей окруженьи
Водились только говнюки!
Всё как-то было не с руки
Мне вспоминать людей толковых:
Ведь гад, подлец и обормот
Всегда протиснутся вперёд!
Но – были люди, право слово,
С которыми сочту за честь
Я даже рядышком присесть!)

Мечты нас в молодости губят,
И ясно жизни на краю:
В годах минувших каждый любит
Не нравы – молодость свою,
Когда нет слова «невозможно»,
Когда пройти дорогой ложной
И возвратиться хватит сил;
Когда… А впрочем, каждый был
В плену у ветреных иллюзий;
И недра памяти хранят
Поступков странных долгий ряд.
Конечно, это дело вкуса,
Но я бы молодости шквал,
Пожалуй, счастьем бы назвал.

Что за судьба! Каков роман!
Был Лобов человеком дельным:
Прошёл войну (Афганистан),
Был ранен – к счастью, не смертельно;
Женился счастливо вполне;
И вообще казалось мне –
Остепенился наконец-то.
Нашлось для укрощенья средство –
К венцу летящие года.
Всё медленнее сердце билось,
И ясно, ясно становилось,
Что миновали навсегда
Страстей мятущихся порывы…
Мы были живы – но чуть живы.

Ещё не ведая об этом,
Мой Лобов, жизнию влеком,
На месяц делался поэтом,
Потом на два – истопником;
Был новым русским два-три года;
Но у него не та порода,
Чтоб задержаться в их среде;
Затем скитался кое-где;
Развал Союза встретил в Чили,
И с криком: «Гады! Без меня?!.»
Обратно выбрался в два дня;
Но было поздно… Замочили
Мы это дело коньяком –
Обычай сей и вам знаком!

- — - — - — - — - — - — - — - — - — - -

Во вкус входить я было начал:
Василий сделался лицом
И свой характер обозначил;
Я полумастерским резцом
Черты его явил народу;
Жизнь отражая год за годом,
Возник хоть дохлый, но сюжет;
И вдруг… Да мне прощенья нет –
На всём скаку упасть с Пегаса!
(Хоть он и норовистый конь:
хомут не терпит и супонь)
Но, видно, тут конец рассказа;
Да и былые времена
Всем надоели до хрена.

Я б мог присочинить для Васи
Дух леденящую любовь –
Но он далёк был от экстазов…
Себя, читатель, не готовь
К искусственному повороту.
Я мог бы расфуфырить оду
О том, как он пошёл в народ,
Стал депутатом и живёт
Чуть не в Кремле иль в Мавзолее –
И это ложный поворот…
Да и какой в Кремле народ!
Читателя я пожалею,
Мне отпираться не резон:
Василий – ты, и я, и он…

Судьба типичная и злая
Калечит слепо тех и тех;
Я всем вам искренне желаю
У дамы сей иметь успех.
Восприняло людское море,
Как каплю, Лобова. Не горе,
Не счастье – это жизнь сама:
В ней нет ни сердца, ни ума;
Она любому сбавит прыти…
И Вася жил, толстел, лысел,
И стал в конце концов как все –
Старел, болел, боролся с бытом,
Чтоб кончить, как заведено,
Футболом, водкой, домино.

Пора признаться, как ни грустно –
Я зря отважился рискнуть.
Мой Лобов – лишь предлог искусный,
Чтоб просто в зеркало взглянуть.
Его пример – другим наука,
Но более о нём – ни звука:
Уж сам себе наскучил я,
Не говоря о вас, друзья!
А жизнь, то добрая, то злая,
Проходит, как сеанс в кино…
Я успокоился давно,
Чего и вам теперь желаю,
И только Вася – старый друг –
Заходит скрасить мой досуг.