Этот смех — не смех, колючий и злой оскал
Этот смех — не смех, колючий и злой оскал,
Этот путь — не путь, а бегство в глухую даль.
Может, помнишь…
Этот смех — не смех, колючий и злой оскал,
Этот путь — не путь, а бегство в глухую даль.
Может, помнишь…
Еще вчера одна страна,
А нынче все иначе…
Идет…
Ночь окутала прерии дымчатой мглой,
Расстелила на небе жемчужный ковёр.
В одиноком…
Гранитное небо и серая даль
И грустный аккорд на гитаре
И белые мухи…
Я из Храма поэзии нынче гоним.
Потому захотелось — уютной прозы.
Вот и осень…
Зачем слова пустые вновь
Мне говоришь чуть слышно?
Как снег…
Времени в достатке было, чтобы рассудить,
От первой встречи до того как стал обрит.
Я терзаюсь…
Лучшие ушли первыми,
За ними ушли похуже,
Следом ушли…
Я жить без тебя не могу,
Душой ощущаю пургу.
Я Бога прошу…
Приятель мой Данко любопытный парень:
Не в духе встал без всякой на то причины,
Зажегся вдруг сердцем…
Ноябрь лелеял тишину,
Любил голубушку одну.
Сослал шумливых…
Мне эта новая рыбка в аквариуме отца сразу показалась странной. Мой отец на своем аквариуме повернут слегка, все об этом знают. Вечно добывает каких-то экзотических страшилищ, заказывает по интернету, везет из командировок. Он ихтиолог…
Утром было зябко. Солнце словно примеривалось: нырнуть в кошму облачной заволоки или, распалившись, сушить набухшую землю.
Оскальзываясь на глине, Семён шёл на станцию. Дорога тянулась вдоль…
В уме — ураган.
Как он мог такое предложить? Использовать свою чувственность, экспрессивность для соблазнения какой-нибудь селянки, падкой…
Потертая, обломанная по краям, желтоватая фотокарточка начала ХХ века.
Стройный мужчина в европейском костюме и чалме, и рядом — , почти девочка, худенькая светлолицая женщина в длинном…
Небо серовато-синее с фиолетовыми проблесками. Ветки чёрные, чёткие, изогнутые, как старинные иероглифы. Небо, как лист, на котором проступают таинственные письмена. Осенний лес больше не прячет…
Однажды Оливер доказывал Марго, что мечты сбываются, стоит только очень чего-то захотеть. Но Марго была практична и не верила во всю эту чепуху.
Об этом споре девушке вдруг подумалось наутро…
Головокружительная высота. Мы с сестрой перепрыгиваем с небоскреба на небоскреб, захваченные в плен эйфории, вызванной тем, что за нами наблюдают сотни неуклюжих человечков, словно приросших к асфальту. Высотка за высоткой…
Волжский город пробуждался тёплым весенним утром и пока ещё пустынные улочки нежились в ласковых лучах солнца. У полуоткрытого окна, вдыхая свежий воздух, стоял молодой врач скорой помощи Иван Валерьевич. Покой…
Я совсем не понимаю людей, которые пьют холодный чай или кофе. Ну что за удовольствие выдуть в две секунды стакан жидкости? Нет, совсем не понимаю. Ведь настоящий гурман начинает получать его, уже только подумав о том…
За окном торжествовала осень. Порывистый ветер, завывающий, словно старый пес, которому неосторожно наступили на ободранный клочок хвоста, поднимал и вихрями заставлял кружиться пожухлые листья, брошенные изменчивыми деревьями…
Жили-были старик со старухой у моря. Старик был похож на высушенный и просоленный корень, какие во множестве лежали на берегу моря: такой же жилистый, изборождённый морщинами-рунами. Кожа тёмно-кремового цвета напоминала…
Что изменилось в комнате?
Все вещи на местах…
Устало со стены глядят портреты. Неугомонные часы…
Эту сказку мне рассказала осень, когда я ходил по её жёлтым, красным, и золотым листьям. Вот эта сказочная история.
В чаще леса, где ещё не ступала нога человека…
Наверное, надо как-то иначе. Чтобы свечи истекали ароматным воском, чтобы тихая музыка настраивала на долгую романтическую прелюдию, ночная прохлада трогала чуткими пальцами легкие занавески, игривые пузырьки с тихим шепотом…
- Ну что, сейчас расходимся, а потом ко мне? — спросила я, переминаясь с ноги на ногу и играясь руками в карманах.
- Ну хорошо, — задумчиво произнесла подруга…
«Схлопнулся белоснежный колобок. Перекатился вправо наперерез кривому треугольнику. Отплыла плавно влево лиловая лига. И сразу врезал красный квадрат…» Перекликания «Л» и «Р» линяли и переливались в голове, как трехмерная…
- Мамочка, расскажи сказку, — попросила шестилетняя Кира.
Вера машинально начала: «Жил да был…», но мысли ее снова и снова возвращались к сегодняшнему утру. Отвела, как обычно, дочку в детский сад…
Разор не был охотником в обычном понимании этого слова, его скорее можно было назвать браконьером. Жилистый, худой, как хлыст. Вечно с зубочисткой в зубах и несёт от него виски за километр. Характер его был склочный…
Жила-была на свете нехорошая девочка. Была она страшной ябедой и жуть как любила похныкать, шесть дней в неделю капризничала и надоедала воспитателям в садике и родителям дома. А еще она любила, чтобы все было…